Уже на заднем сиденье машины, на мягкой кожаной банкетке, я вспомнила:
Дяденька, а тарифа? Какая тарифа-то?
Водитель захлопнул дверцу и обернулся ко мне, строго сказал:
Ты, землячка, привыкай. Ты теперь в культурном городе. Тариф слово иностранное, не тарифа, а тариф. Запомнила?
Я кивнула, чуть пристыженная.
Тариф у нас девять рублей километр. Рубликов на двести наездим, но ты не боись, с тебя выше не возьму.
Двести Ой, как много! Ну да ладно, есть у меня, да и говорил дед Аксентьев, чтоб не экономила на такси, довезёт до места, а там уж тётка поможет.
Пристегнись, землячка, поехали.
Куда это мне пристёгиваться? Что делать-то? А, наверное, ремнём вот этим Это и у Михалыча в копейке его ремни есть, а никогда не пристёгивали их Но раз надо, значит, надо. Я натянула ремень, принялась тыкать под красный приёмник, чуть получилось. А водитель уже тронул машину. Хоть и аккуратно, а всё равно мне стало страшно. Меня возили на машине раза три в жизни. А то всё на телеге. С лошадью как-то привычнее, она живая, ею можно управлять. А как управлять железом, вот этой огромной дурой я вообще представить не могла себе. Всё-таки дядька молодец. Вон как лихо прошёл между двумя машинами! Я зажмурилась со страху, думала вот сейчас зацепим, а он только ругнулся по-нашенски пару раз. А потом обернулся и подмигнул:
Ну, не ссы, землячка! Довезу в целости!
Я всё равно молилась. Как тятя с мамкой научили, все молитвы перебрала в голове. Не серчает на меня Бог, ежели до самой северной столицы позволил доехать. Даст мне маленько терпения, а там, глядишь, всё образуется
Даже на город не поглядела Всё жмурилась.
А потом мы приехали.
Дом большой, высотный. Ну, для меня они все высотные-высокие, те, которые больше одного этажа. А напротив река. Нева, что ль? Как же, наверное, чудесно каждый день просыпаться и вместо тайги видеть в окне реку, катера вроде того, что сейчас шёл по воде, и знать, что живёшь в самом центре мира
Приехали, землячка.
Дядька-таксист остановил машину у подъезда. Я полезла в лифчик за деньгами, а мужичок смутился, буркнул:
Кошелёк купи, что ли, а то так расплачиваться будешь точно украдут! Тебя, не деньги.
Самое надёжное место, пропыхтела я, доставая разноцветные бумажки. Отсчитала четыре по пятьдесят рублей и подала ему. А он мне дал карточку:
Смотри, вот мой номер. Если что звони, подвезу куда надо.
Спасибо, дяденька, сердечно сказала я. Обязательно позвоню.
Вышла я из такси со своими сумками, встала перед домом. Высокий какой, аж дух захватыват! Поглядела немного, как крыша облака разрезает на небе, да и пошла к крыльцу. Потянула на себя тяжёлую дверь и оказалась в огромном холле. Чисто та площадь перед вокзалом! Только что крытая. Полы такие узорчатые, каменные, а натёрты до блеска, аж ступить на них страшно а ну испачкаю! Но ступила всё же. Ходят же люди по ним, рассудила. Не летают, уж точно, крыльев нам не дано. Прошла через весь холл к лестнице, а та тоже красивая, на стенах картины висят в рамках всё пейзажи деревенские да городские. А рамки золотые, сверкают глазам больно. Поднялась в один пролёт а там скамеечка стоит, цветы в кадках. Как же здесь должно быть хорошо жить! Повезло тётке. Можно выйти из квартиры, посидеть на лавочке, посмотреть на цветочки
Квартира оказалась на третьем этаже. Увидела циферку, ту же, что и на конверте, и встала как вкопанная перед дверью. Примет ли? Должна. Ведь родня я ей, не какая-нибудь пришлая. Родная кровь А всё ж оробела, переминалась с ноги на ногу, пока не решилась постучать в гладкую филенку. Постучала и ждала ответа. А там никого. Снова постучала, а потом уже заметила пупочку рядом с косяком. Звонить надо, эх, деревня
Глухая трель звонка разнеслась по квартире, и тут я перепугалась. И мёртвого поднимет такой звонок, а ну как отдыхает тётка? Ещё заругается А тут шаги заслышались. Господи Боже, спаси и сохрани, помоги рабе твоей
Щёлкнул замок, дверь открылась, и полная женщина с кудряшками и в запачканном мукой фартуке спросила удивлённо:
Здрасьте, вы к кому?
Здравствуйте, так значит вы моя тётя? вырвалось у меня. Забыла все заготовленные в дороге речи, только смотрела на женщину во все глаза, искала сходство в лице с мамкой, с бабой, но не находила. Нос курносый, ямочка на подбородке, быстрые карие глаза. А брови нахмурились, морщинки у губ собрались:
Какая я тебе тётя? У меня сроду племянников не было! Иди отсюда, как ты вообще прошла, интересно?
Какая я тебе тётя? У меня сроду племянников не было! Иди отсюда, как ты вообще прошла, интересно?
Как же растерялась я и протянула ей помятый конверт. Вот же И адрес И фамилия тут есть, Рубинштейн
Женщина взяла конверт, рассмотрела со всех сторон, прочла внимательно адрес отправителя и получателя, потом снова принялась разглядывать меня. Спросила недоверчиво:
Паспорт есть?
Есть.
Давай сюда.
Получив от меня документ, махнула рукой:
Стой тут, жди.
Я ждала. Поджилки тряслись. Прямо вот слабость в ногах и руках, чуть сумку не выпустила. И опять молилась. "Отче наш, иже еси на небеса, да святися имя твое"
Дверь распахнулась, и передо мной предстала высокая статная женщина, совсем другая, чем в первый раз. Глаза у неё были серые, с отливом в зелень, строгие и глубоко спрятанные в морщинках вокруг глаз. Увидев её, я сразу поняла: она моя тётя. Глаза мамкины.
Женщина поправила чёлку, будто от той зависело будущее, и глубоким, хорошо поставленным голосом произнесла:
Значит, ты Прошкина дочь?
Я, тихо созналась, опуская взгляд.
Похо-о-жа, протянула тётка. Чисто Прасковья в шестнадцать лет. Ну, а чего приехала? Петербург покорять? В театральное? В кино?
Такой вопрос меня озадачил. В мечтах мне представлялось, как тётка обнимает меня, приглашает к себе домой, гладит по голове и говорит всякие добрые слова. А тут вопросы такие. А что ответить?
Так это Одна я осталась. Никого на всём свете нет, кроме вас, с запинкой сказала я. Я думала, вы меня примете к себе
Тётка фыркнула, а появившаяся за спиной открывшая мне женщина с кудряшками прыснула в край передника. Тётка обернулась на ту, строго смерила взглядом, а потом снова глянула на меня:
Чего-то одна? Где родители?
Так нету.
Тётка прищурилась, подумала с минуту и кивнула, раскрывая дверь:
Ладно, проходи, раз уж приехала.
Глава 2. Узы семейные
22 августа
Меня провели на кухню мимо чуть притворенной двери, за которой слышались высокие голоса. Мельком увидела женщин в красивых платьях, с причёсками, какие только в журналах и показывали. Наверное, соседки в гости пришли. Тётя подтолкнула меня в спину, чтобы не задерживалась, а потом указала на стул в уголке кухни:
Садись. Катерина, завари-ка нам кофе! Ты, племянница, кофе-то пьёшь?
Растворимый, когда завезут в магазин, смущённо кивнула я, расправив складочки на длинной юбке и сложив руки на коленях.
Тётка закатила глаза, издав какой-то странный звук, потом вздохнула и облокотилась на стол, положила полный подбородок на ладони:
Ну, рассказывай, что ли.
А чего рассказывать
С родителями что? С Прасковьей? С бабкой Анфисой? Кто твой отец? Всё рассказывай, как на духу.
Вслед за тёткой и я вздохнула:
Так мамка померла весной. Вот сорок дней справили, я и начала готовиться к отъезду. А тятя Из Артемьевых он, старший, Ульян.
Значит, Ульян И где же он?
Замёрз на охоте прошлой зимой. За маралом погнался, не рассчитал. Вернулся через ночь весь обмороженный, мы уж его и так, и сяк, растирали, настойками поили, молились, а Бог забрал к себе.
А мать от чего умерла?
Так сердце, сказали бабы, вздохнув, я вспомнила мамкины рассказы о снах, в которых к ней приходил ненаглядный Ульян. Тятя к ней наведываться стал, да ещё с младенчиками
Какими ещё младенчиками? строго спросила Катерина от плиты, помешивая в странной серебристой узенькой кастрюльке длинной ложкой.
С братиками моими. Двое до меня скончались, совсем крохами, а ещё трое после меня. Одна я осталась да выросла.
Мракобесие, пробормотала тётя, растирая пальцами виски. Дикие люди, совершенно дикие
Не скажите, Аделаида Марковна, возразила Катерина, дунув на вздыбившуюся пенку. О таких случаях рассказывают часто. Только не муж это приходит, а чёрт!
Тьфу на тебя, Катерина! рассердилась тётя, хлопнула ладонью по столу. Вот что. Раз приехала, племянница, оставайся. Что-нибудь придумаем. Но запомни! В моём доме никаких богов, чертей, мистических снов и прочей христомудрой глупости! Мы атеисты, в бога не верим, икон не держим.
От испуга я чуть было не перекрестилась, но рука застыла на полпути. Лучше не делать ничего поперёк, тётя ведь и выгнать может, вон какая грозная! Уж потерплю, ничего страшного, а молиться сама потихонечку буду в уголочке