Священный город погружался во тьму. В лучах заходящего солнца пылала золоченая кровля Иродова дворца. Храмовая гора быстро опустела. Вскоре здесь остались только несколько сотен человек, пришедших с Иегудой. С наступлением сумерек они помогали служителям затворять тяжелые ворота. В благодарность те поделились с ними древесиной из складов внутреннего двора Храма.
Земля быстро остывала. Чтобы согреться, воины разожгли костры и уселись вокруг них, делясь впечатлениями минувшего дня. Все были в воодушевлении и возлагали самые смелые надежды на грядущее царство Божие.
Когда победим римлян, обратим идолопоклонников в рабство, и они станут работать на нас, ожесточенно, сжимая кулаки, говорил один.
Добудем себе свободу и понесем нашу веру дальше. В Мицраим (Египет), в Сирию мечтательно сказал другой.
Дойдем до самого Рима! подхватил третий. А что? Римляне трепещут перед парфянами
А зачем нам парфяне? послышались возмущенные голоса. Машиах приведет нас к победе. С нами Бог и Его помазанник! Кто нам помешает?
Никто не стал спорить с этим утверждением. На некоторое время вокруг костра воцарилась тишина. Было слышно, как потрескивает древесина, от которой по всей округе растекался благовонный дым. Двое молодых мужчин, вдыхая пряный аромат, решили продолжить прерванную беседу.
А ты что будешь делать, Ицхак? спросил один другого.
Я женюсь.
Так у тебя же есть жена!
Еще одну возьму. А что, разве Тора запрещает?
Так не прокормишь же сразу двух жен, послышался дружный смех.
После наступления Царства Божия у нас всего будет вдоволь: плодородной пахотной земли, пастбищ, овец. Огромные стада У меня будет две жены, нет, три. И много-много сыновей
Наутро римляне с башен крепости Иродова дворца с удивлением и страхом заметили неприятельский стан, который вырос на противоположной стороне ущелья на холме в Новом городе Ерушалаима. Враг занял высоту, с которой мог легко обстреливать наиболее удобные подступы к городу.
Мы в осаде! мрачно заметил трибун Лонгин, оглядев округу и наблюдая за передвижениями на Храмовой горе. Нам надо выбираться отсюда, пока всех нас тут не перебили
Он направился к легату и изложил ему свое видение обстановки. Тот снисходительно выслушал подчиненного и неохотно процедил сквозь зубы:
Они только того и ждут, чтобы мы вышли за стены. Не пори горячку, Гай. Ступай.
Но, командир, запальчиво возразил Лонгин. У нас провиант на исходе. Когда припасы закончатся, что мы будем делать?
Легат гневно осадил его:
Лонгин, знай свое место! Или ты считаешь себя умнее меня?
Нет, командир, смиренно отозвался Лонгин.
Может, ты метишь на мое место? продолжал легат, исподлобья глядя на него.
Нет, командир, ровным голосом отвечал Лонгин. Я через два года выхожу в отставку. Зачем мне это? Извините меня, я, кажется, погорячился. Просто я обеспокоен
А вот это очень плохо, привычно начал свое нравоучение легат. Трибун когорты, а, тем более, первой когорты легиона всегда должен сохранять хладнокровие и здравый смысл! Дабы не запятнать воинскую честь и оправдать возложенное на него высочайшее доверие Кесаря, сената и римского народа.
Лонгин спокойно выслушал тираду своего начальника и обещал соответствовать стандарту римского офицера, а напоследок, уже выходя из зала дворца, спросил:
А все-таки, командир, что будем делать, когда закончатся припасы?
Какой ты неугомонный, Лонгин, вспылил легат. Тебе же сказано нас не оставят в беде! Помощь уже на подходе. И не смей панику сеять среди моих солдат. Ступай уже.
Лонгин, салютуя, выбросил руку от груди и вышел в крытую галерею, где к нему подступил кентурион Луций:
Командир, что, наши дела совсем плохи?
Легат обнадежил меня говорит, что скоро подойдет подмога, отвечал Лонгин, смотря по сторонам и всюду натыкаясь на озабоченные лица солдат.
А вы как думаете, командир?
Да какая разница, что я думаю? вспылил вдруг Лонгин. Приказы не обсуждаются.
Тем временем, гонец Сабина достиг Антиохии. Квинтилий Вар был так пьян, что не смог подняться с ложа, и велел позвать «гостя из Иудеи» в обеденный зал. Лежа выслушав донесение, он распорядился накормить гонца и только на другой день с ужасом понял, что его карьера висит на волоске. Пробуждение было весьма тревожным и необычным. «Кесарь мне не простит гибели легиона!» воскликнул проконсул, хватаясь за голову, которая у него чрезвычайно болела, и вдруг в пустом зале раздался чей-то исполненный отчаяния вопль:
Тем временем, гонец Сабина достиг Антиохии. Квинтилий Вар был так пьян, что не смог подняться с ложа, и велел позвать «гостя из Иудеи» в обеденный зал. Лежа выслушав донесение, он распорядился накормить гонца и только на другой день с ужасом понял, что его карьера висит на волоске. Пробуждение было весьма тревожным и необычным. «Кесарь мне не простит гибели легиона!» воскликнул проконсул, хватаясь за голову, которая у него чрезвычайно болела, и вдруг в пустом зале раздался чей-то исполненный отчаяния вопль:
Квинтилий Вар, верни мои легионы!
В тот же миг исчезли колонны коринфского ордера, золотые барельефы растворились в зелени могучих дубов, хлынул ливень, который залил мозаичный пол, и явилась утопающая в грязи дорога. Пахнуло болотом. Повеяло кровью. К неприятным запахам добавился гул, в котором смешалось множество резких звуков. Скрип телег. Душераздирающие женские крики. Хрип трибуна, который рухнул в грязь, пронзенный копьем. Шлепающие сапоги солдат, которые разбегаются в разные стороны. Свист стрел, которые летят им вдогонку Предсмертные стоны Варварское: «Ура!» И конец.
Римлянин мотнул головой, отгоняя прочь чудовищное наваждение.
Вот, что значит пить неразбавленное вино, вслух проговорил потрясенный видением Квинтилий Вар. Слуги, привлеченные криками, вбежали в зал и бросились к нему с расспросами.
Баню мне приготовьте, заорал на них проконсул, и тотчас созовите легатов.
В распоряжении Вара оставалось еще два легиона, но он понимал, что этих сил недостаточно, чтобы подавить мятеж в Иудее. Тогда он послал гонцов: одного в Петру к царю набатейских арабов, другого в Себастию, к самарянам, которые исстари враждовали с иудеями (а с тех пор как Иоанн Гиркан разрушил Храм на горе Гаризим, они и вовсе перестали с ними сообщаться). Вар отправил вперед обоз, сопровождаемый когортой солдат, а вскоре сам во главе двух легионов выступил в поход, сделав остановку в Птолемаиде, куда вел свои конные полчища арабский царь Арета.
В окрестностях Эммауса римская когорта, сопровождавшая обоз, попала в засаду. Всадники ехали впереди колонны, которую замыкали телеги, груженные продовольствием и оружием для Железного легиона. Солдаты, не защищенные бронею, шли по дну ущелья, пряча глаза от палящего солнца. Внезапно небо потемнело. Многие легионеры за мгновение до своей гибели испытали сначала удивление, а затем ужас Туча стрел накрыла ничего не подозревающих римлян.
Стрелы застревали в головах, дробили ребра, сбивали с ног. Солдаты, пронзенные множеством стрел, корчились в муках, харкали кровью, заливая ею каменистую землю Иудеи. Римляне бросились врассыпную, но везде их настигали смертоносные железные наконечники. Немногим удалось спрятаться под обозными телегами. По прошествии некоторого времени они вылезали оттуда, думая, что опасность миновала, и надевали доспехи. Но тотчас налетели всадники, вооруженные длинными мечами. Не успел молодой римлянин, который почитал все прочие народы варварами, опомниться: блеснуло лезвие, и его коротко стриженая, бритая заносчивая голова соскользнула с плеч и покатилась по пыльной иудейской земле, рухнуло обезглавленное тело, извергающее кровавые фонтаны. Рука римлянина еще некоторое время судорожно дергалась
Только сорок всадников во главе с трибуном когорты Арием сумели прорваться вперед и, проскакав сто шестьдесят стадий, достигли Ерушалаима. С крепостных стен до них долетели радостные голоса и приветствия на родной латыни. Это ликовали солдаты Железного легиона, которые думали, что подошла подмога.
Лонгин поднялся на стену и, оглядев всадников, с недоумением повел плечами:
А где остальные?
Должно быть, передовой отряд разведку проводит, предположил кентурион Луций.
Они что, с ума сошли? побледнел Лонгин, заметив, что всадники быстро приближаются к крепости. Он глянул в сторону холма, где расположились станом иудеи. Их стрелки уже натягивали тетивы своих луков.
Назад! заорал Лонгин, пытаясь докричаться до римских всадников. И в этот миг небо снова потемнело от взметнувшихся стрел
***
Фаросский маяк напоминала грандиозная башня Фазаэля, которую облюбовал и сделал своей резиденцией Сабин. На квадратной башне высотой в сорок локтей возвышалась еще одна круглая башня, вмещавшая великолепные покои, где была даже баня. Впрочем, римский прокуратор и здесь не чувствовал себя в безопасности, а о привычных развлечениях и думать забыл! Всё время у него перед глазами стояла картина гибели конного отряда трибуна Ария, которую он увидел с балкона башни, защищенного зубцами, сложенными из исполинских каменных глыб. С тех пор бледность не сходила с лица прокуратора. Однажды он вызвал легата и дрожащим голосом потребовал от него подавить «этот жалкий мятеж». Легат, сохраняя видимое спокойствие, выслушал взволнованную речь Сабина и, вспомнив про Лонгина, сказал вслух: