Быстро вы обернулись, сказал он оперативникам и обратился уже ко мне: Следователь Марцевич. Присаживайтесь, Дьяконов. Дмитрий Дьяконов. Верно?
Верно, я сел возле стола. Оперативники расположились у меня за спиной.
Можете сказать, где вы были сегодня вечером приблизительно с двадцати одного часа до двадцати двух тридцати?
Дома.
Подтвердить есть кому?
Послушайте, не буду я ничего доказывать, хочу только предупредить: когда-нибудь вы с этой компашкой попадёте в историю, я указал большим пальцем за плечо. Они краёв не видят, как шайка налётчиков действуют.
Они работают по двадцать часов в сутки, поэтому, возможно, и не церемонятся. А насчёт истории могу сказать, что в историю попали вы, дорогой мой Дьяконов. Вы задержаны по подозрению в разбойном нападении и, скорей всего, завтра, скажем, после полудня отправитесь в ИВС. А чтоб вы не сомневались, почитаю вам заявление потерпевшей.
Он полистал папочку и начал читать:
«Молодой человек двадцати пяти тридцати лет, рост выше среднего, волосы светлые длинные, собраны в "хвост", в левом ухе металлическая серьга» следователь сделал паузу и, сдержанно улыбнувшись, отложил папочку. А дальше как по писаному: ворвался, избил, забрал деньги, вещи и так далее. И вот, Дьяконов, вопрос: много ли людей в нашем, ну, скажем, микрорайоне подходит под такое описание, как вам кажется?
Сзади хихикнули. Я молчал.
Что ж, давайте проведём опознание. Не всё, конечно, по протоколу, но, как говорится, что имеем он встал из-за стола. Дьяконов, пересядьте, пожалуйста, к сотрудникам.
Теперь понятно, что за тётка сидела в коридоре. Мне стало не по себе. Это уже серьёзно: похоже, всё у них спланировано.
Я пересел к оперативникам. Следователь открыл дверь, вышел за порог и, сделав приглашающий жест, сказал:
Аникина, заходите.
Женщина вошла в кабинет, остановилась в полушаге от порога. Всё с той же дурашливой улыбкой взглянула на оперативников, на меня и оглянулась на следователя. Тот спросил:
Ну, что скажете? Узнаёте кого-нибудь?
Указала на меня:
Вот этого.
Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы с ним встретились?
Ха, «встретились» Проснулась вечером, пошла на кухню чайник поставить и тут нате: залетает, и бум-с мне по чердаку! Говорит: «Капусту давай, сучара!» И это
Один из оперативников гоготнул, но тут же прихлопнул рот ладонью. Кирилл, досадливо цокнув, вздохнул. Рассказчица стушевалась.
Продолжайте, продолжайте, подбодрил её следователь. Только постарайтесь как-нибудь без «чердаков».
История закончилась быстро: после ещё нескольких «бум-с», женщина отдала деньги (шестьдесят три рубля с копейками) грабителю, то бишь мне, а когда я ушёл, позвонила в милицию. Уточнив кое-какие детали, следователь потерпевшую отпустил. Потом обратился ко мне:
Дьяконов, а давайте мы вам явку с повинной оформим. Как вы на это смотрите? спросил он, состроив мину благостного воодушевления. Чёрт с ними, с формальностями, беру, так сказать, огонь на себя. За такую мелочь восемь лет! Вообразить страшно! А явка с повинной большое дело: половину скостить могут, добавил он и посмотрел на оперативников. Что, ребята, пойдём парню навстречу? Согласны?
Те дружно закивали.
Вот и чудненько! следователь достал из ящика несколько чистых листов, взял ручку наизготовку.
Ну, Дмитрий, с чего начнём?
Признаваться мне не в чем. Так что давайте, действуйте, что там у вас по протоколу.
Что ж, было бы, как говорится, предложено. По протоколу, так по протоколу. Коля, отведи его в камеру, следователь поднялся, стал наводить на столе порядок. Меня отвели в аквариум.
В камере было всего три человека: мужичок лет за пятьдесят, смазливый молодой брюнет оба слегка навеселе да старуха, судя по всему, бродяжка. Шамкая беззубым ртом, она копалась в сумке; мужчины вели беседу, точнее, брюнет говорил что-то раскатистым басом, пожилой слушал.
Я лёг на скамью, прикрыл глаза рукой. Хотелось заснуть да какой уж теперь сон. Сажают людей по ошибке, даже ради галочки всё это не новость. Тут же явная подстава. Какой резон этой полупьяной бабе клеветать на человека, с которым она никогда не встречалась? Нет никакого резона. Значит, кому-то понадобилась моя посадка. Но кому и главное зачем? Я ведь нигде не состою, не участвую, ни на что не претендую, да и вообще что с меня взять? Однако неспроста прицепился ко мне этот смахивающий на уркагана Кирюша: по его пронырливым глазкам, по носу видно, что неспроста.
Хороший адвокат вот на кого мне оставалось надеяться. Утром надо будет упросить дежурного позвонить. У Саши был весьма широкий круг знакомств; как-то раз он вроде упоминал о приятеле-адвокате
Думать мешал говорливый сокамерник. Его рокочущий бас гудел, казалось, над самым ухом. Голос и тема рассказа сильно диссонировали: если судить по голосу, не принимая во внимание лексикон и смысл слов, говорил солидный, правильный человек; если судить по рассказу слабоумный представитель уличной шпаны. Рассказывал он о том, как однажды «смахнулся» с тёщей: «Я ей, короче, говорю: "Ты чё, овца, ваще рамсы попутала?" И с левой по репе ей тэрц! Она брык!..»
Мужики, разговаривайте, пожалуйста, потише, попросил я.
Чё он там пукнул? спросил у товарища рассказчик и, не дожидаясь ответа, забасил дальше.
Я сел.
Вас же, кажется, попросили.
Басистый повернулся:
Слышь, ты тут не у бабушки на именинах, многозначительно щурясь, сказал он. Затем посоветовал мне сидеть тихо, не нервировать его и вообще знать своё место. И столько в прищуре этого смазливого гадёныша было самодовольства, столько превосходства, что на долю секунды, попав под влияние его идиотической самоуверенности, я почувствовал себя полнейшим ничтожеством. Когда это ощущение исчезло, я поднялся со скамьи и отвесил ему оплеуху. Он, прикрывая голову руками, скрючился на скамье. Пожилой поспешно отодвинулся в сторону.
Под утро меня сморил сон. Проснулся от голосов: по дежурной части шмыгали милиционеры то выходили, то заходили, разговаривали, смеялись. Начиналась дневная смена. Постучав в стекло, я сказал дежурному, что мне необходимо позвонить. Он отмахнулся: подожди, мол, некогда. Похоже, и правда был занят, отвечал на звонки, бумажки какие-то перекладывал.
Вскоре дежурный ушёл. На смену заступил тот самый доброжелательный капитан, который в прошлый раз освободил Вику. К телефону он, однако, меня не пустил: сказал, что позвонит сам. Я продиктовал номер и попросил сообщить Александру Розенбергу, что Дмитрий Дьяконов просит его зайти в отделение. Дежурный набрал номер, постоял с трубкой у уха и развёл руками никто не отвечал. Я приуныл. Бродил взад-вперёд по камере, думал, но ничего дельного в голову не приходило. И тут я заметил Малькова: стоя ко мне спиной, он разговаривал с дежурным. Я забарабанил в перегородку. Капитан подошёл.
Ты чего здесь?
Я рассказал. С минуту, раздумывая, он морщил лоб, потом спросил:
Потерпевшую описать можешь?
Зовут Галина, под сорок, по виду пьющая, фигура нескладная тушка на ножках.
Ясно, усмехнулся капитан. Ты вот что: посиди тут пока, а я на пару часиков отлучусь. Обнадёживать не буду, но если выгорит вытащу. Жди.
Появилась надежда; время ощутимо замедлилось. Сокамерников выпустили, я остался один. Хотелось есть, в голове гудело как с похмелья. Устав мотаться по камере, лёг на скамью. Задремал. Привиделось, будто лежу где-то на приволье, на благоухающей лужайке, ветерок холодит лоб, ласково ерошит волосы
«Сержант, ну ты чего там, мать твою!» рявкнули рядом. Очнулся: смрад стоял хоть нос зажимай, в глотке пересохло, тело одеревенело. Снова ходил по камере: три шага вперёд, три назад. Вспомнился Мальков: серое, измождённое лицо, покрасневшие глаза; вся надежда на него, похмельного, измученного капитана.
Он пришёл под вечер. Переговорил с дежурным, открыл камеру, махнул головой на выход:
Свободен.
Пока я получал от дежурного разную карманную мелочёвку, что сдаётся при водворении в камеру, капитан ушёл.
На улице моросит. Быстрым шагом иду к дому. Проходя мимо проулка, слышу свист. Поворачиваюсь: в плаще с поднятым воротником меня поджидает Мальков. Подхожу.
Слушай, я особо распространяться не могу, некогда сейчас, поглядывая по сторонам, говорит капитан. Созвонимся потом, обсудим. В общем, такое дело квартиру у тебя хотят отжать. Так что смотри, осторожнее будь. Не шляйся, где попало, лишку не пей, а лучше всего пропиши к себе кого-нибудь родственников или там не знаю. Понял?
Понял. Только как можно квартиру отжать?
Э-э-э Етишкина мать, время Мальков кривится. Напряг у нас со служебной жилплощадью, понял? Кирюша шестой год в отделении, а до сих пор в коммуналке, в одной комнате с женой, тёщей и двумя детьми. Ему сказали: ты, мол, первый на очереди, как только что подходящее подвернётся не зевай. Вот он и не зевал, держал нос по ветру. Вариантов немного: свободные квартиры в нашем районе или в полуподвалах или убитые напрочь. Насчёт тебя, я думаю, Гаврилыч, участковый ваш, шурин Кирюши, подсказал: парень один в четырёхкомнатной скучает; не ахти какой благонадёжный: с шантрапой разной крутится, ну и так далее. Апробированный приём: человека сажают и через полгода, автоматом, его выписывают. Квартира остаётся бесхозной. А дальше, как говорится, дело техники. Всё, побежал, капитан уходит.