Я и не играю. ответила, поудобнее перехватывая подол платья. Руку отпусти, больно. С игрушками надо бережно обращаться, Валик. Их не всегда можно купить.
Валик наградил меня странным взглядом. Но пальцы убрал.
Мы подошли к витой лестнице, увешанной свадебными гирляндами. Поднялись по ступенькам, миновав широкую прихожую, заходя в левое крыло. Арочные потолки создавали иллюзию пространства, отблески мелких лампочек играли на натёртых до блеска полах. Мы зашли в шикарную спальню с огромной кроватью, усыпанную лепестками темнокрасных роз. Освещения не было. Повсюду горели свечи на каминной полке, подоконнике, у подножья кровати В большой стеклянной вазе со льдом несколько бутылок марочного шампанского, рядом два бокала и фрукты.
Даневич кладёт руки на талию, прижимая спиной к своей груди.
Все для тебя, Тамара. Я хочу, чтобы эта ночь стала незабываемой.
Она и станет для меня незабываемой. Я это и без его слов знаю. Сейчас среди богатства, шика и романтики я больше всего хочу оказаться за тысячи километров от этого места. Беспомощна, и мысли мои только на тему, как далеко способен зайти мой бывший друг. Напугана до полусмерти, хоть и пытаюсь вести себя спокойно.
Мужские руки принимаются расшнуровывать корсет, и делают это настолько умело, что уже через несколько минут я стою в нижнем белье, телесных чулках и белоснежном поясе для них. Я дотрагиваюсь до колье, но рука Валика перехватывает ее.
Оставь украшения, это делает тебя роскошной.
Он поднимает меня на руки и перешагивает белоснежный ворох и несёт меня к кровати. Бережно улаживает, поглаживая плечо, проводя по бюстгальтеру, спускаясь вниз, пробегая пальцами по краю ноги, дотрагиваясь до кромки чулок и переходя на внутреннюю сторону бедра.
Ты знаешь, как привлекательна Тома?
Я лежала перед Валиком, закусив губу, пальцами перебирая простынь под собой, и молчала.
Все не мог понять, почему ты меня с ума сводишь, почему с ума сводила своего Седого?
Валентин наклонился, наступая коленом на покрывало, завис надо мной на несколько секунд, всматриваясь и словно ища чтото. Панику? Страх? Понимание?
Ты чувственная. У тебя нет пластилиновых эмоции.
Он снял пиджак и отбросил его в сторону. Не спеша, принялся расстёгивать пуговицы на рубашке. Сняв ее, он наклонился, приподнял, прижимая к обнажённой груди. Расстегнул бюстгальтер, одним движением, уверенно находя застёжку. Вернул моё тело на кровать. Большой палец коснулся обнажённого соска, поласкал. Остановился, когда тот затвердел.
Я знал чтоты любишь Сергея. И пусть это сейчас прозвучит кощунственно, только наличие соперника открыло мне глаза на свои чувства. Резко, бесповоротно, пришла страсть. Да еще какая.
Вот и ответ. Не понятно зачем ему со мной разговаривать? Может выпитый алкоголь заставляет его выговорится. Подонок Даневич, ты подонок.
Сколько женщин мечтали оказаться подо мной. Самые отчаянные лелеяли мечту окольцевать, стать законной супругой. Я смеялся над ними, они ничтожны в своей услужливости, приторности.
Он расстегнул ремень, аккуратно вытягивая его из брюк сворачивая, кожаную ленту.
На них у меня стоял член, но на тебя у меня стоят мозги. Вижу твои глаза и хочу в них найти внимание, смотрю на твои руки и хочу, чтобы они касались меня. Твои ноги должны обнимать мои бедра. А губы дышать моим дыханием. Я хочу этого.
Он стянул брюки вместе с плавками. И теперь стоял полностью обнажённый, возбуждённый. На шее и запястье поблёскивает золотой метал. А глаза пылали желанием и похотью.
Вот он я Тома, смотри
Он развел руки.
Я влюблён, заворожён тобой. И ты полюбишь меня. Именно со мной у тебя будет целый мир. Но ты должна повзрослеть и принять меня.
Он взял меня за лодыжку и придвинул к себе. Шёлковые простыни облегчили ему задачу, моё тело скользнуло словно по стеклу. Одной рукой приподнял мою попу, а другой стянул с меня трусики. Развел мои ноги и встал между ними.
Мы словно вели невидимую игру. Я не играла, не брала в ней участия. Но Даневич брал от меня чтото в этот момент, как вампир он получал удовольствие, удовлетворение, от податливости моего тела.
Значит, будешь теперь в хозяина играть? почти неслышно прошептала.
Мне это не потребуется. Я тебе не противен, у нас есть сексуальный опыт. Ты откликаешься на мои ласки, что еще нужно?
Мне это не потребуется. Я тебе не противен, у нас есть сексуальный опыт. Ты откликаешься на мои ласки, что еще нужно?
Может нужна любовь.
Тома, ты нужна мне, а теперь и я нужен тебе. Мы в одной лодке и пути назад нет ни для тебя, ни для меня. Я тебе попытаюсь сейчас это доказать.
Он скользнул пальцами вниз, провёл ними. Ласковые прикосновения, поразительно нежные, осторожные и умелые задевали клитор, увлажняя меня. Наклонился втянул сосок в рот и поиграл с ним языком. И я, к своему стыду, я увлажнилась под его уверенными действиями.
Вот и всё что требовалось доказать, шепнул Даневич распиная меня языком, подхватил за бедра, слегка приподнимая и вводя внутрь член.
Я умею любить Тома
Не страшно убить тело, страшно убить душу. Вот и всё. Даневич «любил меня» сначала сверху, потом посадил на себя, доводя до грани истощая своими толчками, ласками, движениями. Он знал об удовольствие все, и как умелый кукловод сейчас ломал моё сопротивление, доводя до пика. Помогая члену пальцами, губами, переворачивая меня на живот, а после ставя меня на колени и продолжал в позе сзади. И снова выходил, уже зарываясь между моих ног, проводя влажным языком внутри.
Не сопротивляйся. Расслабься. Всё будет хорошо.
Я давлюсь рыданиями, чувствуя, что проигрываю. Теряя контроль над собственными чувствами и телом. Пытаюсь остановить это и не могу, в конце концов я окончательно сдаюсь, и бьюсь в конвульсиях под мужским телом. Больше нет ничего. В голове нет ничего. Там пусто. Осталось ли у меня хоть какая то частичка гордости? Самоуважения? Я уже не знаю.
Даневич поднимает меня и поворачивает в сторону зеркальной стены, я вижу его за собой, его движения и горящие глаза. Он двигается и говорит, и говорит. А я молчу. Я как мёртвая смотрю на него выгоревших солью глаз и слушаю. Я люблю слушать.
Наконец, прижимая моё расслабленное тело он со стоном кончает.
Как же с тобой сладко, волшебно, хорошо его слова доносятся слабым эхом.
Сильнее я чувствую острый запах секса, влагу наших вспотевших тел и только теперь кристально чисто понимаю дороги назад для меня не существует.
Книга2.Часть 5. Он свадьбу, не сможет пережить.
Я спустилась в гостиную отеля. Не потому, что хотелось гулять. А просто чувствовалась необходимость выйти из номера. Спальни, где все пропахло супружеским сексом, запахом тела Валентина. Через несколько часов начнут стекаться гости на второй день свадьбы. У меня есть лишь пара минут свободного времени, пока Даневич не проснулся. Свободного? Я, наверное, уже никогда не узнаю, что это такое.
Мама всегда твердила, что любая нуждается в мужчине, за которым будет, как за каменной стеной. Мужчина, на которого можно положиться, и который будет заботиться о своей избраннице. Ну что ж, по маминым представлениям я выполнила этот план на все сто процентов. Выйдя за Валентина замуж, я уже не просто за каменной стеной, я внутри этой стены.
Я спустилась в холл, уселась на квадратный пуфик перед крошечным стеклянным столиком. Отсюда открывался чудесный вид на внутренний дворик отеля. Девушка, в строгой деловой форме поставила передо мной чашку капучино, вежливо улыбаясь. Она, наверняка моя сверстница, пронеслось в усталом мозгу.
Благодарю ее, и уясняю, то, что заметила еще вчера. Весь персонал рассматривает меня с интересом. Вчерашние официанты, бармен, тамада, а сейчас и эта милая девушка, которая принесла мне напиток. Зная систему этого бизнеса изнутри, понимаю, что за мной тянется шлейф сплетен. В их глазах я собой представляю воплощение настоящей золушки, и они пытаются рассмотреть счастливицу. Возможно, понять мой секрет. Только вот его нет.
Запахиваю кофту и погружаюсь в невесёлые размышления. Скорее всего в глазах этих работников я самый удачливый в городе человек. Только это не так. Я пленница, игрушка. Как ни банально распространённое выражение про золотую клетку, оказалось правдивым. Все вокруг было не ужасно, даже наоборот, красивый интерьер, вкусный напиток и Париж завтра.
Только почему у меня нет никаких эмоций? Почему я чувствую себя оболочкой, из которой вытянули все содержимое. Мне не хотелось смеяться, я не чувствую прелести этого напитка, нет желания бродить по улицам Парижа. Я просто сижу в полной эмоциональной тишине. Есть такое слово «прострация» угнетённое, подавленное состояние и полное безразличие к окружающему. Вот именно его я бы применила к себе.