Каждая из психологических «империей» фактически живет по собственным законам и не имеет с другими «психологическими империями» ничего общего кроме границ (Юревич, 2000). Это дает основания говорить о том, что наиболее глобальные системы психологического знания, как и куновские парадигмы, «несоизмеримы» друг с другом, т. е. не вписываются в единые критерии рациональности и напоминают спортивные команды, играющие на одном поле в разные игры. Соответственно, психология характеризуется как допарадигмальная наука, т. е. преднаука, которая станет полноценной наукой только тогда, когда в ней будут выработаны общеразделяемые критерии рациональности и достоверности знания, психологические «империи» объединятся, а конкурирующие парадигмы сольются друг с другом (Кун, 1975).
Глобальным психологическим «идеологиям», конечно, можно отказать в статусе знания, усмотрев в них не знание как таковое, а лишь матрицу для его производства. И они, безусловно, выполняют данную функцию, но при этом являются и собственно знанием, поскольку общие представления о психике как о поведении, трансформациях образа, взаимодействии сознания и бессознательного и т. д. предполагают немало знаний, которые и делают возможными переключения фокуса видения психологической реальности.
Психологическим категориям, как и базовым психологическим «идеологиям», тоже можно приписать вспомогательную роль, представив их как средство выражения психологического знания, а не знание как таковое. И действительно, казалось бы, какое знание содержится просто в обозначениях, даже если это такие термины, как сознание, личность, бессознательное, потребность, мотив и т. п.?
Однако нетрудно заметить, и этот эксперимент любой психолог может провести над самим собой, что каждая из подобных категорий вызывает не просто поток словесных ассоциаций, но и актуализирует целый массив знаний об их наполнении, разнообразии трактовок, истории изучения. Конечно, подобное знание отчасти пересекается с другими видами психологического знания в первую очередь, о соответствующих феноменах, однако не сводится к нему. И вполне понятно, почему психологическим категориям нередко отводится роль основных «сгустков» психологического знания и его опорных компонентов (Петровский, Ярошевский, 1998). Вся история психологической науки может быть представлена как история развития психологических категорий, а один из возможных ответов на вопрос о том, в чем же состоит ее прогресс в условиях хаотичности знания и отсутствия его кумулятивности, звучит так: «в обогащении категорий» (там же), т. е. про личность или мотивацию мы сейчас знаем больше, чем знали сто или пятьдесят лет назад, и в этом несомненный прогресс психологической науки.
Психологические категории разнообразны по своему происхождению, однако наиболее рельефно обозначаются три их источника. Первый источник обыденный опыт. Основная часть категорий, которыми оперирует научная психология, это термины обыденного языка: ощущение, восприятие, эмоции, чувства и др. Иногда они перекочевывают из обыденного языка в категориальный аппарат научной психологии без сколь-либо принципиальных, а иногда и вообще без каких-либо смысловых трансформаций. Иногда подвергаются на территории научной психологии своеобразной «чистке» переопределениям (обычно множественным), погружению в новые смысловые контексты и т. д., подобные той, которую Ф. Хайдер произвел при закладывании оснований психологии межличностных отношений (Heider, 1958). Второй источник психологический категорий термины других наук. Например, ключевые категории концепции К. Левина «поле», «валентность» и др. откровенно позаимствованы им у естественных наук, хотя все же чаще психология заимствует категории у более близких социогуманитарных дисциплин. Третий источник психологических категорий носит «внутренний» характер. Многие из них рождаются на «территории» самой психологии, хотя в таких собственных категориях психологической науки, как сублимация, каузальная атрибуция и др., как правило, тоже звучат отголоски внешнего по отношению к ней опыта.
Один из главных путей построения единой и стройной системы психологического знания, подобной системам естественнонаучного знания, видится в построении иерархической системы психологических категорий (Петровский, Ярошевский, 1998). А установление гносеологических отношений между ними рассматривается как эквивалент установления онтологических отношений между соответствующими фрагментами психологической реальности. Такой путь объединения психологического знания его объединение «сверху», путем «наведения мостов» между психологическими категориями выглядит гносеологически обоснованным, хотя и чреват построением довольно произвольных конструкций.
Один из главных путей построения единой и стройной системы психологического знания, подобной системам естественнонаучного знания, видится в построении иерархической системы психологических категорий (Петровский, Ярошевский, 1998). А установление гносеологических отношений между ними рассматривается как эквивалент установления онтологических отношений между соответствующими фрагментами психологической реальности. Такой путь объединения психологического знания его объединение «сверху», путем «наведения мостов» между психологическими категориями выглядит гносеологически обоснованным, хотя и чреват построением довольно произвольных конструкций.
В отличие от глобальных систем психологического знания, психологические теории определяются довольно часто как «системы взаимосвязанных гипотез и утверждений относительно какого-либо феномена или системы феноменов» (Shaw, Costanzo, 1970, с. 4), «системы ясных утверждений, делающих возможными предсказания относительно эмпирических явлений» (ibid., p. 7) и т. п., хотя в описание этих теорий, как правило, включается обильный материал нетеоретического (эмпирического и др.) характера, который редко вписывается в какую-либо систему. Такие определения звучат очень привычно, мало отличаясь от определения теории, которое есть у каждого, кто занимается наукой, и имеют общей чертой то, что психологические теории определяются как типовой случай научных теорий вообще, не обладая какими-либо принципиальными отличиями от теорий в других науках.
Не подвергая в данном контексте критике это весьма спорное допущение, отметим, что психологические теории в большинстве случаев строятся в рамках глобальных психологических «идеологий» и, соответственно, в решающей мере зависимы от них. Вместе с тем психологические теории обладают и определенной, хотя и очень ограниченной, автономией от таких ориентаций, в результате чего теория, рожденная в рамках одной «идеологии», может ассимилировать элементы других, как, например, когнитивистская теория каузальной атрибуции, впитавшая в себя вполне бихевиористскую теорию Д. Бема (Андреева, 2000). Но главное, вопрос об истинности или ложности психологических теорий обычно выносится в плоскость эмпирических верификаций и решается вне зависимости от истинности базовых «идеологий», да и вообще эти теории объясняют фрагменты опыта, успешно вписывающиеся в любые «идеологии». А теории «среднего ранга», которые современная психология явно предпочитает общим теориям, обычно строятся как систематизации отдельных областей психологического опыта, подчиненные не столько теоретическим, сколько практическим целям. Вместе с тем существуют и психологические теории, которые в принципе не могут быть изъяты из контекста соответствующих «идеологий». Наиболее яркий пример психоанализ (как теория), ни одно из базовых положений которого до сих пор не получило эмпирического подтверждения, в результате чего принятие этих утверждений является «вопросом веры» (Аллахвердов, 2003; и др.) (отсюда характеристики психоанализа как «скорее религии, чем науки»).
Психологические законы в основном устанавливаются эмпирическим путем и, как и любые законы, представляют собой устойчивую связь явлений. В системе психологического образования преподнесение психологических законов почему-то занимает периферическое место. Типовой психолог куда хуже знает психологические законы, чем физик физические (что естественно) или, если взять пример из области социальных наук, экономист экономические (что неестественно), и знает их хуже, чем, скажем, психологические теории. Поэтому есть смысл привести примеры психологических законов5.
Закон Фрейда Фестингера: механизм сознания, столкнувшись с противоречивой информацией, начинает свою работу с того, что пытается исказить эту информацию или вообще удалить ее с поверхности сознания.
Закон Джемса: сохранение осознаваемого обеспечивается только путем его изменения.
Закон Бардина: зона неразличения дифференциального признака сама является дифференциальным признаком, т. е. зависит от других признаков, используемых в опыте.
Закон Хика: чем менее вероятен предъявленный стимул или требуемая реакция, тем больше времени над этой ситуацией работает сознание.
Закон классификации: любой конкретный стимул (объект) всегда появляется в поверхностном содержании сознания в качестве некоего класса стимулов (объектов), при этом класс не может состоять из одного члена.