Дни отпуска и отдыха брата пролетели очень быстро. А нам, детям, еще хотелось побыть всем вместе на лесной полянке Шувалова, походить с Борисом в магазин на гору за конфетами «ирисками» к тете Тане из сельпо. Все когда-то кончается, только детство не воспринимает это как закон жизни. Нам всегда казалось, что хорошее в детстве не кончается, а живет постоянно в наших душах, сердцах. Безжалостное колесо времени подошло и к нашему дому. В один из дней второй половине августа, мы всей семьей провожали гостей из далекого города Львова. Как потом оказалось, это была наша последняя встреча с Лидой и нашей красивой девочкой-племянницей Маринкой. Шел 1960-й год. В конце этого года брат написал маме в письме, что Алида не хочет жить в военном гарнизоне Львова, выражает желание поехать в Москву, пожить там у своей родной тети, та не против. Переписка с Борисом стала затихать, мама сильно разволновалась, не находила себе места для успокоения. Её волнение передалось и нам, детям. Родители никак не могли повлиять на решение Алиды. Вскоре Борис сообщает, что он выходит в отставку и едет жить к старшему брату Дмитрию в город Ставрополь. Все, военная «карьера» брата бесславно закончилась, начинаются его гражданские мытарства по налаживанию новой, неведомой жизни. Мама разрывалась в догадках как это так, сын едет в одну сторону, а Алида в другую. Через год, зимой 1962 года, без предварительного сообщения к нам в Заводоуспенку приезжает Борис, без всяких вещей в демисезонном пальто, костюме и, с легкой поклажей, маленького чемоданчика. С порога ничего не объясняет родителям. Мама засуетилась на кухне собирать обед, в тайне от нас вытирала слезы, отец хмуро разгадывает выражение лица блудного сына. Мы старались не попадаться на глаза нашему брату, догадывались, что в этот раз он не привез нам никаких гостинцев. И последующие дни жизни с нами, мы ничего доброго от него не получали. Сели все вместе дружно обедать, приехал и брат Герман с работы, узнав, что дома находится средний брат, с которым он вместе рос в Сибири. В ходе обеда взрослые разговорили Бориса, заставили рассказать, что случилось в его семье. За рюмкой водки он выложил всю подноготную последних лет жизни с Алидой. Ей нравилась столичная жизнь и никакая другая. А раз так, то Борис ей не попутчик в такой жизни он просто не в состоянии устроиться в столице работать и получить квартиру. Алида подала на развод. После суда он собрал вещички и поехал к нам, на Урал. На третий день после приезда, брату удалось устроиться на нашу бумажную фабрику в конструкторское бюро, на должность техника-конструктора. Со скрипом стал привыкать к трудовой жизни одинокого мужчины. Увлекся фотографией, много снимал нашу красивую природу и нас в ней.
В лесу на Заборской стороне пруда, заготавливаем березовый сок. Борис с племянником Сережей. 1965 г.
С наступлением весны ходили с ним в лес на подсочку березового сока. Пока набирались соком наши баночки, разводили костер, пекли картошку, жарили сальце с луком. Это занятие нас радовало с середины апреля и до первых дней мая. Сокодвижение прекращалось, мы начинали заготовку метел на летний период. В неделю Троицы заготавливали березовые веники для баньки. Одним словом Борис находил домашнюю полезную работу, увлекал и нас, подрастающих ребятишек. Но самым увлекательным занятием с середины лета начиналась пора сенокоса. Борис научился отбивать косы на чугунной бабке, менял и подгонял косьё, регулировал крепление ручек, готовил главное орудие труда к предстоящей поре сенокоса. Наступает долгожданный день отъезда в березовые колки на сенокос. Наш покос находился по дороге на деревню Цепошниково. Примерно по средине этой дороги сворачивали и углублялись в лес. Отъезжали ранним утром, часов около пяти, чтобы успеть до жары накосить травы как можно больше. А мы, дети, проходили вдали от косцов, убирали из травы большие ветки берез, набросанные ветром с высоких деревьев. К зениту восходящего солнца косьба прекращалась, мама кормила наемных рабочих обедом, затем они отдыхали до полной просушки сена. К вечеру заскирдовали множество копенок, готовых для погрузки и вывозки домой, на сеновал. Такая работа продолжалась дня два, три пока не накосится два больших воза грузовой машины. Такого количества сена нам хватало на зиму нашей коровке Майке и подрастающему бычку Мишке.
К вечеру все сено свезли на наш двор, часть сметали на сеновал, остальное просто с улицы перенесли внутрь двора. Мама всех работников приглашает на заключительный ужин. Приглашенные рабочие, братья Герман, Борис и отец посидели за столом от души. В конце сытого угощения встает один из родственников приглашенного рабочего по фамилии Жижа и произносит, обращаясь к отцу:
Степан Андреевич, надо бы рассчитаться с нами за работу и мы уходим.
Отец от услышанного опешил, не знает, что сказать, в смущении выговаривает:
Так ведь перед началом работы вы не ставили такие условия, что помимо хорошего угощения, вам будут нужны и деньги для расчета, я их не готовил, они все пошли на завтраки, обеды и добрую выпивку. Я же пенсионер, где мне взять таких больших денег.
Тут встает из-за стола брат Герман, бывший фронтовик с железными нервами и, он не выдерживает такой наглый напор хохлов:
Да вы, что, мужики, совсем обнаглели, вас два дня поили, кормили на убой, а теперь вам еще и деньги подавай, а нуко марш домой, впредь не попадайтесь мне на глаза, дам тумаков как наглецам за унижение нашего престарелого отца.
После слов Германа, братья Жижа подхватились как ужаленные и выскочили на улицу. Только их и видели. Много позже отец узнает жители поселка перестали их приглашать по найму, дополнительный заработок братьев закончился. Весь этот спектакль мы, дети брат Сергей, сестренка Лариса и я, прослушали, находясь в дальней комнате нашего дома, а приглашенные ужинали в проходной от кухни комнате. Радость проведенного дня на сенокосе была омрачена выходкой ненасытных, обнаглевших поселенцев в наших уральских краях. Наша мама приняла близко к сердцу вечерний скандал, долго копошилась на кухне, не могла заставить себя лечь спать. Отец все ночь вставал, постоянно курил, пил чай, не находил себе места. Утром следующего дня зашел Герман, успокоил родителей от выходки хохлов. За дневной работой скирдования сена на зиму, мы успокоились, забылись, вернулись к прежней размеренной жизни нашего многолюдного дома.
Сейчас, когда я пишу эти строки, остался доживать свой век один, все братья и сестры умерли, родителей нет давно, задаю себе вопрос как переосмыслить и описать жизнь нашей большой семьи за многие годы её скитаний в Сибири, на Урале, Белоруссии. Я уже не говорю про жизнь семей двух старших братьев Дмитрия и Германа, проживших свои жизни в Ставрополье и Краснодарском крае. Я там никогда не был за свою проживаемую жизнь. Мне просто не получалось туда поехать, да меня и никто не приглашал приехать к ним в гости. Таков парадокс пребывания в житейских обстоятельствах много старших меня братьев и, меня, родившегося после них через 25 лет. Но я на судьбу не обижаюсь. Она достойна того, чтобы сесть за писательский стол воспоминаний.
Холодные зимы на Урале проживались с тяжелым трудом родителей по содержанию полного двора всякой живности. Зато к новому году в нашем холодном сарае висели туши поросенка, теленка, баранины и молодой конины, привозимой отцу знакомыми киргизами из деревни Калачики. Давно осевшие в наших местах киргизы и татары, уживались и дружно жили со всем местным населением. Они слыли среди нас как трудолюбивые, рачительные хозяева, содержащие отары овец и табуны лошадей. Чего на скажешь про русское население, проживающее жизнь, особо себя не утруждающее по содержанию подсобного хозяйства. Поэтому у нас в поселке не было базара по продаже излишек продуктов с подворья местного населения. Выходные проходили без праздника «базарного дня», покупок дешевого товара, оживленного общения, обмена новостями среди торгового люда. Селяне частенько ездили на базар рейсовым автобусом в ближайший город, где раньше жила наша семья и, где родился я 1952 году. До настоящего времени сохранилась улица Смоленская, в железнодорожном районе Тюмени, двухэтажный деревянный дом номер один, где жила семья на втором этаже, занимая три комнаты. Мама часто рассказывала нам, детям Сергею, Ларисе и мне подробности жизни в городе, очень жалела, что отец поторопился увольняться из банка, опрометчиво перебрался сюда, на сельское поселение, дорабатывать до своего пенсионного возраста. Фабрика хоть и славилась своим историческим прошлым, но вообще-то влачила жалкое существование на дорогом привозном финляндском сырье. Львиная доля дохода от продажи конденсаторной бумаги КОН-1 и КОН-2 уходила на оплату привозного сырья. Инженеры производства ломали головы над сокращением затрат производства. Борис подключился к этой инновации. Предложил изготавливать опорные втулки для намотки бумаги в рулон изготовленные методом прессовки древесных опилок с жидким стеклом. Получилась крепкая конструкция, взамен цельно-древесных круглых бревен. На их проточку уходило много времени, шли большие древесные отходы от круглого леса. Его рацпредложение одобрили и, оно вошло в экономичную намотку готовой бумаги на опорные втулки, изготовленные из прессованных дешевых опилок. Здесь была двойная польза меньше опилок шло в отвал и сохранили древесный кругляк для других нужд фабрики. Брат за год вошел в дружный коллектив фабрики, работа спорилась, он отошел после шока развода, старался много бывать на природе вместе с нами, печатал фотографии своих пленок, помогал Герману в распечатке кадров давно отснятых им пленок. Одним словом жизнь шла своим неспешным чередом.