В сторонке сидела на лавочке Галина Носкова с дочерью Ларисой. А в небольшой группе зевак стояла Алла и рассматривала жену и дочь Носкова. У Аллы, как у всякой любовницы, было преимущество: она знала жену возлюбленного в лицо. Изредка они встречались взглядами, и Галина нутром почуяла, что эта молодая, стильно одетая женщина появилась здесь не просто так.
Наконец, в дверях нарисовались Носков, Цуканов и Гусев. По их бледным исхудалым лицам и замедленным движениям было ясно, что голодовка дается им непросто. Они медленно спустились по лестнице вниз, держась за перила. Пресс-секретарь Партии независимости быстрый остроглазый юноша по имени Вадик вынес стулья, и они сели.
Как вы себя чувствуете? спросила бойкая итальянка.
Носков ответил шутливым тоном:
Теоретически предельный срок полного голодания 70 дней. Стало быть, до конца осталось 64 дня.
Журналисты вежливо рассмеялись, но такой ответ их не удовлетворил.
Чего вы добиваетесь? спросил польский телевизионщик.
Проведения президентских выборов, ответил Цуканов.
Но конституция Крыма не утверждена Верховной Радой, сказал поляк. И едва ли будет утверждена.
Крым такая же суверенная республика, как и Украина. И поэтому может не оглядываться на Киев, сказал Гусев. А вот Киеву не мешало бы подумать, что может произойти здесь у нас, если нам не дадут провести выборы.
А что может произойти? быстро спросила итальянка.
Мы все равно проведем выборы. Но превратим их в референдум по вопросу немедленного возвращения Крыма в состав России. Пусть в Киеве попробуют не посчитаться с волей почти трехмиллионного населения.
У голодающих нарушается психика. Чего с них взять? с усмешкой бросил кто-то из молодых парубков с отвислыми усами.
А вы спросили Ельцина, захочет ли он ссориться с Кравчуком? с яростью выкрикнул другой парубок.
Носков зябко поежился:
Ну, вот видите, ребятки из УНСО** (УНСО организация западно-украинских националистов авт.) уже здесь. Но пока только тявкают. И продолжал, отвечая на вопрос. Мы направили наше требование господину Кравчуку. Естественно, обозначили срок, который истекает. Леонид Макарыч должен ответить буквально с минуты на минуту. Возможно, вы все будете свидетелями этого события.
А если не ответит? спросила итальянка.
Тогда мы выведем людей на улицы. За нас 80 процентов населения. Это будет впечатляющая картина. Кроме того, уверен, что нас поддержит вся Восточная Украина.
Но это есть шантаж, заметил англичанин.
Это политическая борьба за свои права в рамках правил, ответил Цуканов.
Стоя в толпе, Яшин разглядывал Носкова. На вид ему было лет пятьдесят. Густая проседь, мелкие морщины по всему лицу, крупные зубы и металлическая коронка во рту, которая предательски блестела всякий раз, когда он начинал говорить. А в целом Носков был довольно привлекательным мужчиной. Его не портил даже вызывавший определенные ассоциации зачес волос справа налево.
Из штаб-квартиры Кундуза спустился парень в камуфляже и с торжествующим видом вручил Носкову какую-то бумагу.
Факс из Киева, Олег Степанович,
Носков неожиданно звонким голосом прочел телеграмму из Киева, в которой говорилось, что Верховная Рада не будет препятствовать проведению президентских выборов в Крыму, но возможные негативные последствия этой акции возлагает на Партию независимости и лично на ее председателя Олега Носкова.
Вы прекращаете голодовку? спросила итальянка.
Немедленно, отозвался Носков. Эта голодная перистальтика у меня уже вот где, он провел по горлу ребром ладони.
В таком случае вот вам, итальянка протянула яблоко.
Носков ответил взглядом, в котором читались не только благодарность, но и чисто мужской интерес к красивой женщине.
Когда журналисты разошлись, Носков, Цуканов и Гусев бросились друг другу в объятия.
Мы победили, сказал Цуканов.
Еще как! Носков заливисто рассмеялся.
Ну, что? Теперь надо выступить с заявлением, сказал Цуканов.
Носков покачал в сомнении головой.
Рановато. Верховный Совет должен сначала принять решение о проведении выборов, назначить дату.
Цуканов махнул рукой:
Процедура-дура. Нельзя ждать, когда Кузьмин созреет. Он будет тянуть резину, советоваться то с Кравчуком, то с Ельциным. А если ты сейчас объявишь, он заторопится.
Цуканов махнул рукой:
Процедура-дура. Нельзя ждать, когда Кузьмин созреет. Он будет тянуть резину, советоваться то с Кравчуком, то с Ельциным. А если ты сейчас объявишь, он заторопится.
Кузьмин не будет тянуть, возразил Носков. Какой смысл? Ведь он наверняка тоже будет выдвигаться.
Глава 8
Яшин подошел к Носкову, они познакомились, и через полчаса уже сидели в помещении общества афганцев втроем: Носков, Алла и Яшин.
Публикация в российской газете это хорошо, сказал Носков. Но вы ведь, Андрей Васильевич, вроде не журналист. Как, говорите, ваша профессия называется?
Политтехнолог, сказал Яшин. Не извольте сомневаться. Все будет написано, как надо. Если будет рассказано, как надо.
Расскажем, тихо пообещал Носков, думая о чем-то своем.
Рассказывать про свои подвиги мы страсть, как любим, с мягкой иронией вставила Алла.
Она сидела рядом с Носковым на диване, и при этих словах взяла его за руку.
Аллочка, ты еще здесь? насмешливо спросил ее Носков.
Молчу, сникла Алла.
Носков обратился к Яшину:
Вот вы видели интервью с журналистами. Какое у вас впечатление, как у политтехнолога?
В таких случаях требуется предельная откровенность. Ведь вам нужна правда о себе и только правда. А мы едва знакомы, сказал Яшин.
Носков вынул из ящика письменного стола бутылку мадеры, разлил по двум бокалам, себе плеснул какого-то сока. И предложил:
Давай, Андрей Васильевич, выпьем и перейдем на ты. Тогда тебе будет проще резать правду-матку.
Выпили, и Носков вперил в приезжего москвича вопрошающий взгляд.
Я понимаю, сказал Яшин, сейчас трудное время. Многие из нас ходят в поношенных костюмах и поношенных туфлях. Но туфли должны быть начищены. Даже если на улице грязь, твой телохранитель должен постоянно иметь при себе влажную тряпку. Чтобы перед встречей с людьми ты мог вытереть себе обувь. И носки должны быть длинные, закрывающие голени. Ведь ты можешь сидеть, закинув ногу на ногу. Это как минимум.
А максимум? спросил Носков.
По максимуму кандидат в президенты должен испытывать удовольствие от своего внешнего вида.
Носков хотел что-то сказать, но промолчал.
Дальше, продолжал Яшин. Ты смеешься в слишком высоком диапазоне. Точнее, не смеешься, а хихикаешь. Этого не должно быть в принципе. И еще покашливаешь. Простыл, что ли?
У меня всегда, когда выступаю, першит в горле, признался Носков.
В таком случае пей перед выступлением теплый чай с лимоном.
А если я вообще малость теряюсь перед аудиторией?
Лучшее средство снять робость сказать людям, что ты волнуешься. И попросить их не судить тебя слишком строго.
Еще? спросил Носков.
Держи подбородок чуть приподнятым. Как Горбачев. Он это делает правильно.
Ты ему посоветовал, что ли? насторожился Носков.
Горбачев не мой уровень.
Еще?
На женщин не пялься, вставила Алла.
Отчасти это правильно, подтвердил Яшин. Желательно переводить взгляд с одного лица на другое, а не смотреть на кого-то одного. Каждый слушатель должен чувствовать, что ты обращаешься к нему лично.
А можно чуть подробнее об упаковке. Какой должна быть одежда? спросила Алла.
Цвет костюма лучше всего серый, сказал Яшин. И ни в коем случае не черный. Серый цвет означает спокойствие, доверие и успех. Светлая серая рубашка всегда лучше, чем чисто белая. К тому же она не должна быть слишком узкой. Многие предпочитают ярко-красный галстук, якобы он олицетворяет власть. Но это не так. А желтый цвет вообще, на мой взгляд, ужасная безвкусица. Лучше приглушенно-красные тона с добавлением винно-красного цвета. Булавка для галстука, как правило, выглядит старомодно.
Вот! наставительно произнесла Алла. Видно, Носков был большой любитель булавок.
Ну, и последнее, сказал Яшин. Ты бывший следователь. Привык скрывать свои эмоции. Отсюда мышечная невыразительность лица, особенно глаз. У нас избиратели программы не читают. Они смотрят в глаза. Надо работать перед зеркалом, ставить взгляд.
То есть? не понял Носков.
Ну, как тебе сказать, замялся Яшин. Есть такое правило: мало быть честным, надо казаться таковым. А еще надо так выглядеть, чтобы простому избирателю захотелось выпить с тобой.
Я не пью, сказал Носков.
На здоровье, не пей. Но кажись мужиком, с которым хочется выпить и поговорить за жизнь.