И отсутствие сабли его не остановило, добавил Геннат. Совсем недавно ходили слухи, что он избил парня из СА, арестованного в Лихтенраде. Нациста, который зарезал коммуниста. Ничего не было доказано. Возможно, Райхенбах популярен на Александерплац кажется, он нравится даже некоторым антисемитам, но у него вспыльчивый характер.
Вот именно. Я не говорю, что он плохой полицейский. Просто мы предпочитаем ему тебя. Вайс посмотрел на страницу моего досье: Вижу, ты получил абитур[3]. Но про университет ни слова.
Война. Я вызвался добровольцем.
Разумеется. Ну-с, тебе нужно место? Если да, оно твое.
Да, сэр. Очень нужно.
Тебе, конечно, и раньше случалось быть прикомандированным к комиссии по расследованию убийств. Значит, ты уже работал над убийствами? В прошлом году. В Шенеберге, не так ли? Как ты знаешь, я предпочитаю, чтобы у всех моих детективов имелся опыт расследований под началом такого человека, как Геннат.
И это заставляет меня задуматься о том, почему вы считаете, что я достоин постоянного места, признался я. То дело дело Фриды Арендт уже остыло.
Большинство дел на какое-то время остывает, сказал Геннат. И не только дела, но и детективы. Особенно в этом городе. Никогда не забывай об этом. Просто такова природа нашей работы. Свежий взгляд ключ к раскрытию «холодных» дел. По правде говоря, у меня есть еще несколько, с которыми ты сможешь ознакомиться, если у тебя появится такая роскошь, как спокойная минута. Нераскрытые дела то, что может создать детективу репутацию.
Фрида Арендт? переспросил Вайс. Напомните-ка мне.
Собака нашла несколько частей тела, завернутых в коричневую бумагу и закопанных в Грюневальде, ответил я. Первыми убитую опознали Ганс Шниекерт и парни из подразделения «Джи». Благодаря тому, что убийца проявил чуткость и оставил нам ее руки. По отпечаткам пальцев мертвой девушки выяснилось, что у нее была судимость за мелкую кражу. Можно было бы предположить, что это открыло перед нами множество дверей. Но мы не нашли ни ее семьи, ни места работы, ни даже последнего известного адреса. А поскольку газетчики оказались настолько глупы, что предложили солидное вознаграждение за любую информацию, мы потратили кучу времени на опросы граждан, больше заинтересованных в тысяче рейхсмарок, чем в помощи полиции. По крайней мере четыре женщины обвинили в преступлении собственных мужей. Одна даже предположила, что изначально ее супруг собирался приготовить куски тела. Отсюда и прозвище в прессе Грюневальдский мясник.
Один из способов избавиться от своего старика посадить его за убийство, заметил Геннат. Дешевле, чем разводиться.
Эрнст Геннат был самым главным после Бернхарда Вайса детективом на Александерплац. К тому же самым крупным его даже прозвали Большим Буддой. В одном автомобиле с Геннатом становилось тесновато. Вайс лично спроектировал фургон для отдела убийств. Тот был оснащен радио, небольшим откидным столиком с пишущей машинкой, медицинской аптечкой, массой фотооборудования и почти всем необходимым для расследований, кроме разве что молитвенника и хрустального шара. Геннат обладал язвительным берлинским остроумием, которое, по его словам, стало результатом того, что он родился и вырос в служебном корпусе тюрьмы Плётцензее, где его отец был заместителем начальника. Ходили слухи, что в дни казней Геннат завтракал с палачом. Еще в начале своей работы на «Алекс» я решил изучать этого человека и брать с него пример.
Зазвонил телефон, Вайс снял трубку.
Гюнтер, ты же из СДПГ?[4] спросил Геннат.
Совершенно верно.
Потому как нам в фургоне не нужно никакой политики. Коммунисты, нацисты мне этого и дома хватает. И ты ведь не женат?
Я кивнул.
Хорошо. Потому что эта работа разрушает брак. Можешь посмотреть на меня и подумать, небезосновательно, что я очень популярен среди дам. Но только до тех пор, пока не появится дело, которое будет держать меня здесь, на «Алекс», днем и ночью. Если я когда-нибудь решу жениться, мне придется подыскать себе славную даму-коппера. Так, а где ты живешь?
Снимаю комнату в пансионе на Ноллендорфплац.
Эта работа подразумевает небольшую прибавку, повышение по службе и, вероятно, жилье получше. В таком порядке. И месяц-два ты будешь на испытательном сроке. В твоем доме есть телефон?
Снимаю комнату в пансионе на Ноллендорфплац.
Эта работа подразумевает небольшую прибавку, повышение по службе и, вероятно, жилье получше. В таком порядке. И месяц-два ты будешь на испытательном сроке. В твоем доме есть телефон?
Да.
Наркотики употребляешь?
Нет.
Когда-нибудь пробовал?
Один раз немного кокаина. Чтобы понять, из-за чего шум. Это не для меня. Кроме того, я не мог их себе позволить.
Полагаю, ничего плохого в этом нет, сказал Геннат. После войны этой стране по-прежнему нужно море обезболивающих.
Многие принимают их не для облегчения боли, заметил я. Что порой приводит к кризису совсем иного рода.
Некоторые считают, что берлинская полиция в кризисе, сказал Геннат. Что в кризисе весь город. А ты что думаешь, парень?
Чем больше город, тем больше в нем кризисов. Думаю, мы будем постоянно сталкиваться с тем или другим. К этому вполне можно привыкнуть. Чаще всего причиной кризиса становится нерешительность. Правительство, которое ни на что не способно. Я не уверен, что новое, без явного большинства, будет чем-то отличаться. Похоже, сейчас наша самая большая проблема именно в демократии. Какой от нее толк, если она не может создать жизнеспособное правительство? Парадокс нашего времени. Иногда я волнуюсь, что мы устанем от нее раньше, чем все само собой уладится.
Геннат кивнул, будто соглашаясь со мной, и перешел к другому вопросу:
Некоторые политики не очень высокого мнения об уровне раскрываемости. Что на это скажешь, парень?
Им стоит приехать и познакомиться кое с кем из наших клиентов. Да и мертвецы, возможно, поспорили бы, будь они поразговорчивее.
И все же наша работа прислушиваться к ним. Огромное тело Генната зашевелилось, и он встал. Все равно что наблюдать, как в воздух поднимается цеппелин. Пол заскрипел, когда Геннат подошел к угловому окну башни. Если слушать достаточно внимательно, можно различить их шепот. Как с этими убийствами Виннету. Полагаю, его жертвы разговаривают с нами, просто мы пока не понимаем, на каком языке. Он указал сквозь окно на метрополис: Но кое-кто понимает. Кое-кто там внизу. Возможно, он выходит сейчас от Германа Титца[5]. Возможно, это даже сам Виннету.
Вайс закончил телефонный разговор, и Геннат вернулся к столу для совещаний, где закурил свою едкую сигару. К тому времени над столом уже висел настоящий облачный пейзаж. Он напоминал мне газ, плывущий над нейтральной полосой.
Я слишком нервничал, чтобы самому закурить. Слишком нервничал и слишком уважал своих начальников. Я по-прежнему испытывал благоговейный трепет перед ними и поражался тому, что они хотят сделать меня частью команды.
Это был ВиПоПре, сказал Вайс.
ВиПоПре называли президента берлинской полиции Карла Цергибеля.
Похоже, только что произошел взрыв на ламповом заводе «Вольфмиум» в Штралау. По первым данным, много погибших. Возможно, больше тридцати. Он будет держать нас в курсе. И я хотел бы напомнить, что мы договорились не использовать прозвище «Виннету», когда речь идет об убийце, снимающем скальпы. Думаю, такие громкие имена оказывают погибшим девушкам медвежью услугу. Давайте придерживаться названия досье, хорошо, Эрнст? Силезский вокзал. Так будет лучше для безопасности.
Извините, сэр. Больше не повторится.
Что ж, Гюнтер, добро пожаловать в Комиссию по расследованию убийств. Теперь твоя жизнь изменится навсегда. Ты больше не сможешь смотреть на людей как прежде. Отныне, стоя с кем-то рядом на остановке автобуса или в трамвае, ты станешь оценивать этого человека как потенциального убийцу. И будешь прав. По статистике, большинство убийств в Берлине совершают обычные законопослушные граждане. Иначе говоря, такие же люди, как мы с вами. Не так ли, Эрнст?
Да, сэр. Мне редко встречались убийцы, похожие на убийц.
Ты увидишь вещи ничуть не лучше тех, что встречал в окопах, добавил Вайс. Кроме того, иногда жертвами оказываются женщины и дети. Но мы должны оставаться тверды. И ты заметишь, что здесь склонны отпускать шутки, которые большинство не сочло бы смешными.
Да, сэр.
Что ты знаешь об убийствах на Силезском вокзале, Гюнтер?
За четыре недели были убиты четыре проститутки из местных. Каждый раз ночью. Первая возле самого вокзала. Всем им пробивали голову столярным молотком, затем скальпировали очень острым ножом. Словно действовал индеец из знаменитых романов Карла Мая.