Любите поезда? спросил Корсаков.
Обожаю, с энтузиазмом подтвердил Павел. Многие считают, что попасть в железнодорожные жандармы сродни ссылке, но я был только рад.
А за что вас определили на «чугунку»?
Это долгая история, уклончиво ответил молодой жандарм.
А мы до самой Москвы никуда не торопимся, Владимир откинулся на мягкую, обитую бархатом, спинку купейного дивана.
На самом деле я у вас хотел спросить неуверенно начал Павел, меняя тему.
Слушай, давай уже на «ты»! Ни к чему нам «выкать». А спросить ты, верно, хотел про события в особняке Ридигеров. Что, ротмистр с полковником не сочли должным ничего не объяснять?
Поручик смутился:
Да. Полковника я с тех пор и не видел, а ротмистр Он и сам занят постоянно, и меня загонял. Хоть и старался, но все объяснения давал на бегу, урывками.
Боюсь спросить, чем ты, в таком случае, занимался с октября?
Книгами, в основном, сконфузился Павел. Самая жандармская работа. Шатался по книжным лавкам и искал запрещенную литературу по спискам ротмистра.
Только книги явно были не с революционным душком? понимающе хмыкнул Корсаков.
Да уж! Лавочки тоже не похожи на подпольные типографии. Я и не знал, что такие существуют! А книги Чудные они, эти книги как те, что мы нашли в гостиной Ридигеров. Не знаю, почему, но уверен не должны они продаваться свободно. От некоторых у меня мурашки по спине бегают, особенно от гравюр. Там такое паскудство иногда изображают
Могу себе представить, подтвердил Владимир.
За окном раздалось два удара колокола и громкий голос станционного служителя:
Господа! Машина7 готова! Потрудитесь занять места в вагонах!
И что ты хочешь знать? спросил Корсаков.
Всё! выпалил Постольский. Как такое вообще возможно? Почему об этих вещах никто не знает? Даже не так откуда о них знаешь ты и моё начальство?
Ну, на первый вопрос я тебе не отвечу, ухмыльнулся Владимир. Вернее, отвечу цитатой «Есть многое на свете, друг Гораций, чего не снилось нашим мудрецам». А относительно того, почему об этом никто не знает так это неправда! Во все века находились люди, которые посвящали свою жизнь исследованию изнанки нашего мира и всех тех ужасов, что она скрывает. Некоторые передавали свои знания по наследству. Вот и с моей семьей так из поколение в поколение мы собираем по крупицам знания о неведомых силах, стараемся понять законы, по которым они существуют, и отличить правду от домыслов. Я узнал эти тайны от отца, ему рассказал дед, и так далее. Можно сказать, это фамильное призвание Корсаковых.
Но почему о вас никто не слышал?
Во-первых, кому надо, те слышали, усмехнулся Владимир. Во-вторых, мы не склонны афишировать свою деятельность. Излишнее внимание только помешало бы нам. Ну, и в-третьих, я никогда не слышал, чтобы жандармы интересовались всяческой чертовщиной, но вот мы с тобой едем в Москву по заданию твоего полковника. Кстати, у его епархии есть какое-нибудь официальное название?
Боюсь, что нет Я служил на одной из станций на Финляндской железной дороге, когда к моему начальству явился Нораев с официальным документом о моем переводе в Губернское управление. Не успел прибыть, как в октябре оказался с тобой на Большой Морской и понял, что деятельность полковника не имеет никакого отношения к обычной жандармской службе. Так с чем мы все-таки столкнулись?
Стихией, коротко ответил Корсаков. Стихией, которую мы не можем понять и обуздать. В мире всегда было что-то, чего мы не могли объяснить погодные явления, болезни, вращается ли солнце вокруг Земли. Разгадка этих тайн мироздания заняла многие столетия. То, чему мы были свидетелями, то, что мы называем призраками, проклятьями, месмеризмом, магией явления того же порядка. У нас нет приборов, чтобы их измерить и классифицировать. Все, что мы имеем это опыт. Отчасти свой, отчасти предков. То, что хранится в тех самых книгах, за которыми тебя посылают.
А как же Бог?
Я не буду убеждать тебя, что Его нет. Больше скажу моя семья, Корсаковы, верует. Но увы, то, с чем мы сталкиваемся не приблизило нас к разгадке вечных тайн. Существа с той стороны, какими бы они ни были, не являются ни ангелами, ни демонами. Хотя многие хотели таковыми казаться. Так что есть на небе Рай и есть ли в недрах земли адское пекло сказать не могу. Но во всех религиях, так или иначе, разбросаны крупицы истины, которые, увы, невозможно собрать воедино, он усмехнулся. Думаю, виновата Вавилонская башня.
А как же Бог?
Я не буду убеждать тебя, что Его нет. Больше скажу моя семья, Корсаковы, верует. Но увы, то, с чем мы сталкиваемся не приблизило нас к разгадке вечных тайн. Существа с той стороны, какими бы они ни были, не являются ни ангелами, ни демонами. Хотя многие хотели таковыми казаться. Так что есть на небе Рай и есть ли в недрах земли адское пекло сказать не могу. Но во всех религиях, так или иначе, разбросаны крупицы истины, которые, увы, невозможно собрать воедино, он усмехнулся. Думаю, виновата Вавилонская башня.
Но ведь то, что мы видели в особняке Ридигеров это зло! Чистое зло!
Нет! резко оборвал молодого жандарма Владимир. Еще раз это стихия. Она может быть страшной, разрушительной, беспощадной. Соблазнять могуществом. Стереть нас с лица земли. Но у неё нет своей воли, нет плана, нет умысла. То, что мы видели, в итоге дело рук людей. Назарова и Нейманда. Они попробовали направить стихию в нужное им русло и заплатили за это своими жизнями, и жизнями невинных. Если бы не их ритуал Амалия Штеффель и надзиратель Решетников остались бы в живых, а нам не пришлось бы срочно латать дыру из нашего мира в жуткое задверье. Стихия может убивать но куда ей в этом плане до людей?
IV
20 декабря 1880 года, понедельник, вечер, поезд Санкт-Петербург Москва
После отповеди Корсакова какое-то время молодые люди ехали молча. Владимир устыдился своей вспышки, а Постольский то ли опасался задавать новые вопросы, то ли пытался переварить услышанное. За окном тянулись безрадостные зимние пейзажи густые хвойные чащи, изломанные линии деревьев с облетевшей листвой, да бескрайние, занесенные снегом поля. Скоро и их скрыли ночная тьма и свирепая вьюга. Снег пошел так плотно, что обеспокоенный поручик даже сходил до кондуктора поинтересоваться, ждать ли задержки в пути. Вернулся не успокоенным служащий гарантий дать не смог.
На первой большой станции Владимир накинул пальто и вышел вдохнуть свежего воздуха после душного вагона. Постольский остался, опасаясь, что поезд тронется быстрее, чем ожидалось. Корсаков же пребывал в самоуверенном убеждении, что без него уж точно не отправятся.
В длинном округлом станционном здании приветливым теплым светом горели окна пассажирской залы. Корсаков решил не отказывать себе в удовольствии и заглянул в просторный станционный буфет, поэтому в вагон он вернулся с ароматными, еще горячими пирогами. По дороге, сунув гривенник кондуктору, отправил того за кипятком в кубовую8. В купе Владимир плюхнулся на свое место и протянул один пирог попутчику. Перед самым отправлением запыхавшийся кондуктор вернулся с двумя стаканами обжигающе горячего чая.
Итак! прожевав первый кусок поинтересовался Корсаков. Полковник обещал, что ты введешь меня в курс дела. Изволь. Что ты мне можешь рассказать об училище?
Дмитриевское одно из старейших в стране, благодарно откликнулся на предложение продолжить разговор Павел. Готовит, в основном, кавалеристов. С Высокой школой9, конечно, ему тягаться не по силам, но ценится оно повыше других, нестоличных. Полковник передал мне, что вас тебя планируют отправить инкогнито, как учителя, но не сказал, по какому предмету.
История.
А протянул Постольский. Тяжело тебе придется.
Почему? не понял Корсаков.
Лицо Постольского резко переменилось, приняв снисходительно-брезгливое выражение.
Понятно все, высокомерно протянул поручик и прошипел: Сугубый
Прости? опешил Корсаков, не ожидавший такой перемены.
Боюсь, именно такой прием тебе стоит ожидать, надменность слетела с Постольского так же быстро, как появилась. Молодой жандарм грустно улыбнулся. Учти, что и юнкеры, и большинство преподавателей из армейских презирают гражданских. Все люди и все науки делятся на две категории: военные и сугубые. История относится к сугубым. А уж если её преподает штатский тем более.
Интересные у вас там нравы, был неприятно удивлен Владимир.
Не нравы, отрезал Павел. Цук!
Что?
Цук. Это такой кавалерийский прием резко дернуть поводья, чтобы заставить лошадь бежать вперед или встать на дыбы. А в училищах так называют «славные традиции», последние два слова Постольский намеренно выделил голосом. Получилось презрительно. Подобие «цука» есть везде, но в училищах и кадетских корпусах он самый строгий. Юнкера похваляются, что их традиции восходят к французском Сен-Сиру, а основателем у нас был чуть ли не Лермонтов. Это Как бы тебе объяснить Система подчинения. Спайки. Осознания, что сейчас ты самое бесправное существо на земле и только выполняя приказы старших ты заслужишь право через год повелевать другими. Такими же, как ты когда-то. Первый год ты будешь «сугубым зверем», «молодым», «вандалом», «пернатым», «хвостатым». На второй станешь корнетом.