В дельте Лены - Джордж Мельвилль 18 стр.


Дичи здесь не было, поэтому мы выпили наш обычный чай с пеммиканом. На косе рядом оказалось несколько шалашей, говоривших о недавнем присутствии туземцев. Как обычно при каждой остановке, я установил компас и сделал заметки об особенностях местности и направлении течений. Люди тем временем бродили вокруг и исследовали кто что хотел, пока я не собрал всю команду грузиться в лодку, намереваясь следовать против течения, которое было прямо противоположно нашему курсу на юго-восток. Я как раз обсуждал это с Даненхауэром, как вдруг увидел выше по реке чудо! и ура!  приближающиеся к нам три каноэ с туземцами. Не зная, были ли они дружелюбны, но помня, что чукчи временами были очень враждебны, как и туземцы на мысе Принца Уэльского и мысе Барроу в Беринговом проливе, я приказал спешно отчаливать, чтобы встретиться с незнакомцами на равных, и распорядился держать наше огнестрельное оружие наготове, но спрятать. Пока мы шли к ним, я делал им знаки подойти ближе, но они сторонились нас, явно опасаясь встречи. Тогда я обратился к ним по-английски и по-немецки, а все остальные приветливо улыбались (хотя я подозреваю, что они просто смеялись над моими бесплодными попытками завязать разговор на всех современных языках, о которых я имел хоть малейшее представление). Наконец, две лодки прошли мимо, но самый молодой и, по-видимому, самый бесстрашный из туземцев подплыл к нам, чтобы получить кусок пеммикана, который я велел одному из моих людей сначала попробовать, а затем предложить ему.

Его звали, как мы потом узнали, Афоня[34]. Точнее, это была часть его имени, потому что туземцы называют друг друга разными именами полученными при крещении и родовыми, в зависимости от особенностей характера или роста, возраста или профессии. Например, Василий Ушастый, Старый Николай, Громкий Николай, Большой и Маленький Николаи.

Во всяком случае, пока Маленький Афоня приближался, я велел команде сидеть смирно, а когда он достаточно приблизится ухватиться за его лодку, что и было сделано. Афоня явно растерялся и испугался. Он просил нас освободить его, показывая жестами, что может опрокинуться. В этот момент мы проплывали вниз по течению мимо нашей стоянки, и я показал ему, что мы приглашаем его причалить с нами к берегу. Он, кажется, понял, что мы не причиним ему никакого вреда и нуждаемся только в помощи, потому что, когда мы пришвартовались, окликнул двух своих спутников, которые выбрались на берег примерно в миле ниже, и они быстро присоединились к нам. Затем началось дружеское общение. Один из моих спутников, более пылкий, чем остальные, расцеловал каждого туземца в обе щеки; они приняли это приветствие с флегматичным удивлением. Я приказал приготовить чайник чая и, пока он заваривался, выложил наши ружья, топоры и другое снаряжение это их заинтересовало и обрадовало. Матросы тем временем деловито осмотрели их лодки и нашли в них рыбу, гуся и кусок оленины. Туземцы, показывая нам это, говорили: «Кушать, кушать», сопровождая жестом, что кладут пищу в рот. Так это стало первым словом нашего нового словаря «кушать». Сначала мы все были очень озадачены восклицанием «сити́!», которое они часто произносили, и предположили, что это искажённое английское слово «city», которое они, возможно, заимствовали у русских торговцев, поскольку их язык много заимствовал из немецкого, французского и английского. Но вскоре мы узнали, что это было выражение удивления или восхищения. Афоня был смышлёный малый и научил нас названиям всех своих предметов одежды и снаряжения. Он был в восторге от нашего казнозарядного Ремингтона, хотя и испытывал некоторый трепет перед размером его пули, громким звуком выстрела и особенно дырой, проделанной пулей в бревне плавника. У него самого было небольшое ружьё «винтовка». Все они с восхищением смотрели на наши топоры и тесаки, но гордились и своими, сделанными из мягкого железа. Лезвия их топоров защищены кожаным чехлом и затачиваются тем же стальным кресалом, который используется с кремнём и трутом. Вскоре мы узнали ещё несколько слов, выяснив, что, то, что они носят на голове это «шапка», а красные и жёлтые шейные косынки «платок». Они также объяснили нам, что привезли это из Булуна[35]. Это было именно то, чего я хотел! Деревня Булун была отмечена на моей карте, и теперь я старался упросить их провести нас к ней. Мы показали свои ножи, они в ответ достали свои, назвав их: «ножик», и, показав вверх по реке на запад, с поворотом на юг, сказали: «Булун». Они также говорили: «купец», имея в виду торговцев, а Маленький Афоня показал, как кузнец куёт нож. Я чуть не завопил от радости, что нашёл здесь, в дебрях Сибири, последователя Тувалкаина[36]. Да, местные жители показывали нам свои медные крестики, висевшие у них на шеях, как свидетельства их христианства, и крестились, и кланялись, но всё же для меня самым желанным и убедительным доказательством нашей встречи с цивилизацией была эта пантомима Афони о деревенском кузнеце из Булуна. Я знал, что религия в той или иной форме встречается везде, где поселился человек или куда проник христианский миссионер; но иногда в таких уголках Земли так много религии и так мало цивилизации, и даже если искусства и науки вовсе не процветают в Булуне, там есть кузнец один из самых важных участников промышленного прогресса и всё будет хорошо!

Во всяком случае, пока Маленький Афоня приближался, я велел команде сидеть смирно, а когда он достаточно приблизится ухватиться за его лодку, что и было сделано. Афоня явно растерялся и испугался. Он просил нас освободить его, показывая жестами, что может опрокинуться. В этот момент мы проплывали вниз по течению мимо нашей стоянки, и я показал ему, что мы приглашаем его причалить с нами к берегу. Он, кажется, понял, что мы не причиним ему никакого вреда и нуждаемся только в помощи, потому что, когда мы пришвартовались, окликнул двух своих спутников, которые выбрались на берег примерно в миле ниже, и они быстро присоединились к нам. Затем началось дружеское общение. Один из моих спутников, более пылкий, чем остальные, расцеловал каждого туземца в обе щеки; они приняли это приветствие с флегматичным удивлением. Я приказал приготовить чайник чая и, пока он заваривался, выложил наши ружья, топоры и другое снаряжение это их заинтересовало и обрадовало. Матросы тем временем деловито осмотрели их лодки и нашли в них рыбу, гуся и кусок оленины. Туземцы, показывая нам это, говорили: «Кушать, кушать», сопровождая жестом, что кладут пищу в рот. Так это стало первым словом нашего нового словаря «кушать». Сначала мы все были очень озадачены восклицанием «сити́!», которое они часто произносили, и предположили, что это искажённое английское слово «city», которое они, возможно, заимствовали у русских торговцев, поскольку их язык много заимствовал из немецкого, французского и английского. Но вскоре мы узнали, что это было выражение удивления или восхищения. Афоня был смышлёный малый и научил нас названиям всех своих предметов одежды и снаряжения. Он был в восторге от нашего казнозарядного Ремингтона, хотя и испытывал некоторый трепет перед размером его пули, громким звуком выстрела и особенно дырой, проделанной пулей в бревне плавника. У него самого было небольшое ружьё «винтовка». Все они с восхищением смотрели на наши топоры и тесаки, но гордились и своими, сделанными из мягкого железа. Лезвия их топоров защищены кожаным чехлом и затачиваются тем же стальным кресалом, который используется с кремнём и трутом. Вскоре мы узнали ещё несколько слов, выяснив, что, то, что они носят на голове это «шапка», а красные и жёлтые шейные косынки «платок». Они также объяснили нам, что привезли это из Булуна[35]. Это было именно то, чего я хотел! Деревня Булун была отмечена на моей карте, и теперь я старался упросить их провести нас к ней. Мы показали свои ножи, они в ответ достали свои, назвав их: «ножик», и, показав вверх по реке на запад, с поворотом на юг, сказали: «Булун». Они также говорили: «купец», имея в виду торговцев, а Маленький Афоня показал, как кузнец куёт нож. Я чуть не завопил от радости, что нашёл здесь, в дебрях Сибири, последователя Тувалкаина[36]. Да, местные жители показывали нам свои медные крестики, висевшие у них на шеях, как свидетельства их христианства, и крестились, и кланялись, но всё же для меня самым желанным и убедительным доказательством нашей встречи с цивилизацией была эта пантомима Афони о деревенском кузнеце из Булуна. Я знал, что религия в той или иной форме встречается везде, где поселился человек или куда проник христианский миссионер; но иногда в таких уголках Земли так много религии и так мало цивилизации, и даже если искусства и науки вовсе не процветают в Булуне, там есть кузнец один из самых важных участников промышленного прогресса и всё будет хорошо!

Мы разложили вокруг костра брёвна и сидели на них, попивая чай, который для туземцев, оказалось, был хорошо знакомым напитком. Я добавил по ложке спирта в каждую их чашку. Афоне смесь не понравилась, но двое других, по-видимому, знали, что они пили, а Фёдор, который оказался уголовным ссыльным[37], попросил чистого алкоголя. Я дал ему немного и заметил, что на дикаря он произвёл такой же эффект, как и на христианина. У него явно поднялось настроение, и он захотел ещё, но я убрал бутыль в лодку и дал ему понять, что её нельзя трогать. После чаепития мы повесили над огнём котёл, приготовили в нём гуся, рыбу, оленину, и заодно и кусок сырой кожи всё в одном великолепном рагу, разделили его поровну между всеми и славно поужинали.

Затем я объявил нашим гостям о нашем желании добраться до Булуна. Для этого я прибегнул к наглядному обучению нарисовал деревню: церковь с большим куполом в центре и несколько таких же маленьких вокруг. Афоня сразу сказал: «Булун», но возразил против разнообразных куполов. Рисунок был изменён по его вкусу, и я изобразил китобойную лодку с парусом, мачтой, рангоутом и экипажем, которая тут же была названа «лодка». Затем я изобразил человека, гребущего в лодке, и две другие лодки на некотором расстоянии от первой, и показал Афоне, что его лодка будет первой, за ней последует вельбот, а затем его соотечественники. Наконец я указал в сторону Булуна и произнёс: «Булун». Он сразу всё понял, и тут же закричал: «Сох, сох! (нет, нет), мус, мус! (лёд, лёд), помри!»  и, улёгшись на землю, закрыл глаза и изобразил покойника.

Назад Дальше