Анна Зубкова
Сказание о Раде и Алексее
Часть первая
Глава первая: Изгнание
Молодой православный священник Алексей ехал в пургу в санях к новому месту своего служения, укрываясь от ветра и мороза не слишком подходящей для этого холстиной, которой когда-то накрывали сено. Некоторое количество этого сена, оставшееся в санях, оказалось очень кстати, спасая его от лютой стужи.
Мужик, согласившийся довезти Алексея до маленького скита, где ему надлежало отныне жить, время от времени рассыпал проклятия в адрес погоды и грелся самогоном.
Место это в предгорьях Урала, куда был отправлен Алексей, было для него своего рода ссылкой.
А ведь так недавно была Москва, жизнь в самом центре происходящих в стране событий, учёба в Спасском монастыре, а затем в греко-латинской академии Семёна Полоцкого, только что созданной по образцу европейских университетов. Потом рукоположение в присутствии приближенных к царскому двору священнослужителей Это обещало блестящее будущее
И вот всё рухнуло!
Вначале умер его опекун-воспитатель честный и мудрый человек. Он вёл все имущественные дела Алексея. И Алексей сирота из знатного и богатого рода был свободен от всей суеты по управлению имениями.
Алексей лишь к духовному направлял все свои устремления. Он избрал для себя путь монашеского служения Богу ибо к тому с детских лет имел мечты и намерения.
После смерти опекуна, недолго думая, Алексей передал всё своё имущество и деньги церкви и затем принял постриг. Ведь «трудно богатому войти в Царствие Небесное»1. И очень скоро после этого всё и случилось: опала, изгнание
Алексею больно было вспоминать об этом Ведь лишь деньги немалые и земли, ему прежде принадлежавшие, были очень сильно нужны тем, кто распорядились избавиться от его присутствия в Москве Каждый из них спешил присвоить как можно больший кусок сего земного добра
И ещё неугоден был молодой и страстный проповедник преображения духовной жизни
И вот теперь рухнуло всё: все его мечты о преобразовании жизни церковной, все мысли о свершении добрых дел во Славу Божию, во благо государства Российского, во благо народа в стране огромной, ныне столь униженно живущего
Теперь он стал одним из тех, кто уже никогда не смогут ничего изменить в жизни и церкви, и страны в целом
А ведь казалось Мысли горькие об участи своей печальной словно серый туман кружились в голове Алексея:
«Теперь я никто Я словно снежинка в этой пурге И какая разница: растает ли она сейчас или вмёрзнет в какой-нибудь сугроб и будет в нём ждать своего конца по весне
Может быть, остаться в каком-нибудь уездном городке? Начать другую жизнь? И никто никогда не узнает: где я сгинул, кем стал?
А впрочем зачем? Нет в том смысла! Не к тому ведь стремится душа! Ведь по глубокой своей устремлённости путь монашеский я избирал!
Иль, может быть, Богу нужна зачем-то такая моя горькая участь?
Сколько вопросов! А ответов нет!»
Время от времени Алексей мысленно возвращался к последним неделям своей столичной жизни, вспоминал пламенные речи, что произносил он перед многими своими друзьями и наставниками. Ему казалось, что его слова зажигали и в других людях любовь к Богу и стремление к преображению духовной жизни в стране. Алексей был уверен, что знает, как это можно и нужно сделать! Лишь бы его услышали те, кто правят жизнью церковной, чтоб рассказали об этом царю
И вот они услышали
Он вспоминал последний разговор с тем, кто объявил ему об изгнании из Москвы. Ярко всплыло в памяти насмешливое выражение лица говорившего, его высокомерный тон «победителя» в этой жизни, всегда знающего, на чью сторону встать в интригах придворных чтоб самому и уцелеть, и продвинуться
Вот и поедешь теперь, говорил он, от мыслей своих еретических избавление получать да каяться! Вон старец Николай прежде тоже учить всех пытался, хотел всех «торгующих из храмов изгнать» Ничего! Образумился! И слово хоть одно от него теперь не каждый год слышат
Что ж плохого в нестяжании, если так Иисус заповедовал?
Так не о своём же богатстве печёмся! О богатстве церкви! А ты осуждаешь! А то грех!
Алексей действительно поймал себя на осуждающих мыслях, ибо не раз видел богатое убранство жилища говорившего, видел его вкушающим скоромную пищу в пост в великом изобилии: «по благословению и для поправления немощи телесной». Только какая же то немощь? Живот округлый, щёки лоснящиеся от жира
«Осуждаю ли я? Обиделся ли?»
«Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас!»2
Алексей попробовал углубиться в молитвы.
Ветер стих, снегопад закончился, всё начало сверкать в свете выбравшегося из-за облаков закатного уже солнца.
Красота и безмолвие снежное!
Возница остановил сани:
Дальше дороги нет, пешком ступайте!
Как это нет?
Нет и не было! Летом тропинка есть, а сейчас так идите!
А деревня где?
И деревни нет! Весь народ давно уж к заводу железнорудному переселили. Тут лишь несколько домов осталось. Те, кто к работе на рудниках и в печах плавильных непригодны, только те тут век свой теперь доживают.
Извозчик махнул рукой в сторону покосившихся и почерневших изб, видневшихся вдали.
Потом он повернулся в другую сторону и показал рукой направление, куда Алексею идти:
Вон крест над верхушками деревьев! Видите? Так на него и идите! Там скит. И старец Николай там живёт.
Алексей взял мешок со своими скромными пожитками, приладил к спине и зашагал в направлении к тому кресту.
Глава вторая: Старец Николай
Алексей шёл, то по колено, а то и по пояс проваливаясь в снег. Он с трудом добрался до скита. Уже стемнело.
Он постучал в дверь маленькой избушки, где в крошечном окошке был виден свет свечи:
Входи! Открыто! Храни Господь!
Алексей вошёл, перекрестился на единственную икону Спаса Нерукотворного в переднем углу, поклонился.
Он знал о старце Николае немного, лишь то, что тот из нестяжателей. За высказывания публичные, призывающие к чистоте нравственной всех служителей церкви, к простоте в жизни и убранстве церковном, был он сослан сюда много лет назад.
Принял тогда старец обет молчания на десять лет и соблюдал его.
Через то отношение к нему переменилось, и о святости его уже сильно поговаривать стали.
А Алексея к нему направили вроде бы как в помощь немощи старца. И в обучение Алексея молчанию.
Алексей осмотрелся. При слабом свете свечи помещение внутри выглядело маленьким и почти пустым. Стол, стул, широкая лавка Даже кровати нет.
Посмотрел он со вниманием и на старца Николая и вдруг успокоился! Столько доброты, ласки и умиротворённости было во взгляде старца что и Алексея этот нежный покой обнял и наполнил!
И отчаяние оттого, как печальна нынешняя его участь, сжимавшее как тиски, придавливающее к земле, вдруг отпустило Алексея.
Старец Николай был высок ростом. Видно было, что в прошлом большой силой обладало его тело. И годы не сломили дух, не согнули спину!
Белая от седины борода обрамляла наполненное добротой лицо. Каждая морщинка на нём была словно лучик от сияющих любовью глаз.
Тишина и ласка излучались в пространство вокруг его тела.
Вечером они говорили:
И за что ж тебя сюда определили, сынок?
За вольномыслие
Понятно.
А Вы тут давно совсем один живёте?
Давно Да только не один я! С Богом живу!
* * *Так для Алексея наступила новая эпоха в его жизни.
Постепенно Алексей рассказал старцу Николаю о себе всё: о том, как рос и воспитывался, как духовную стезю единственно правильным выбором своим видел.
Алексей с детства не только к молитвам усердие имел, но к познанию стремился. Читал много. Латынь и греческий выучил. И на этих языках книги духовные в подлинниках читал.
Впрочем, и те книги тоже лишь поощряли дальнейший поиск: они не давали ответов на вопросы, которых становилось всё больше
О мечтаниях своих рассказал он старцу Николаю, о стремлении достичь те состояния души, которые обретали ближайшие ученики Иисуса: Голос Божий слышать, Свет Божий видеть, Волю Бога во всей полноте понимать!
Рассказал Алексей и о том, что упрекали его в гордыне, в мудрствовании, которое от лукавого! Предлагали каяться и жить «как все»!
Алексей тогда много каялся, внимательно всматриваясь в себя как в душу.
Но не искать Истину и жить «как все» не мог и не хотел!
Много говорил Алексей о своём понимании жизни христианской. Он прежде изучал старательно писания первых христианских общин. И ведь сколь непохожа была та жизнь первых христиан в общинах на ту, которую теперь ведут люди, именующие себя христианами!
Рвался он понять: отчего, зачем всё так тяжело и мрачно в устроении теперешнем духовной жизни в государстве Российском?! И можно ли изменить что-то? И как изменить?