Оно учит смирять гордыню и исполнять волю другого человека взамен своей, например, старца своего. Тот, кто сему обучится, смирив гордыню и подчинив ум, тот и Бога Волю взамен своей принимать сможет!
Коли свят старец или хоть разумен то велика от того польза! Но даже если и не мудр наставник, а лишь тиранит послушника, свою власть выказывая, и то послушание многому научить может.
Старец Николай улыбнулся своим воспоминаниям:
Было со мной такое испытание от Господа, через которое начал смиренномудрие обретать.
Назидал меня, да поручения давал противоречащие здравому смыслу наставник мой первый, к коему я на начальное время своей жизни в монастыре иноком приставлен был для услужения нуждам его. А я тогда только-только в монастырь пришёл, и всё мне внове было. Да и книг мудрых не много тогда ещё прочитал
А «наставник» сей мой, словно выживший из ума, в гневе брызгая слюной на меня, часто набрасывался с криками, а то и побить мог, если я слово несогласия молвить пытался Заставлял он делать работу вовсе бессмысленную
Я поначалу весь горел от возмущения Как же быть не знал Ослушаться боялся, ибо за то из монастыря бы изгнан был. А то мне страшнее смерти казалось, ибо думал я, что этим и от Бога отлучён буду во веки вечные.
А понять то, как никому не нужный труд совершать, время и силы на то тратить вместо того, чтобы пользу братии и монастырю приносить или в молитвах время проводить никак не мог Да-а
Через силу преодолевая возмущение ума и утомление плоти, я то исполнял
Сейчас то смешно мне вспоминать А тогда тяжко пришлось!
Это я не к тому тебе говорю, что в смирении глупости совершать надобно! За глупое следование воле начальников духовных, приказывающих подчиняться им, очень много зла в мире этом совершается. Различение нужно! Иначе становятся такие, «оставившие свою волю», фанатиками, которые могут «за веру» убивать, на кострах сжигать и в том подвиг свой духовный видеть
Тебе неразумие такое не грозит, а вот смирения в тебе недостаёт.
Мне всё это понимать долго пришлось
Потом именно мудрый старец в монастыре появился и от наставника того меня освободил. Теплоту в сердце стал учить ощущать, ум в сердце погружать. Научил он меня, как к Богу душой и мыслями устремляться, как по смирению нашему Бог всё приходящее в жизнь нашу изменять может. Ибо, если видит Бог смирение, а не гордыню, то открывается благодать Божия!
Но в жизни монашеской, даже когда разумен старец, то не всегда по нраву послушнику труд бывает Ты вот когда нежелание да противление в себе к работе по хозяйству одолеешь, то в радость труд станет! И молитва в помощь будет, силой наполнит!
И точно! Чем более проникался Алексей наставлениями старца, тем проще всё становилось. Порой словно пело сердце, когда пилил и строгал доски для ремонта церкви, или когда сено косил, огород копал, дрова колол
И молитвы иными иногда становились. Будто всё те же слова, но они словно песня души к Богу возносятся! И будто Бог рядом! Правда, не всегда так получалось, но всё чаще Присутствие Божие незримое окутывало Любовью и Покоем!
Всё чаще молитва, творимая в сердце, словно оживала!
Однажды зимним морозным днём тишина звенящая заполнила пространство и Алексей увидел Свет Сияющий!
Какое это было чудо!
Тишина была наполнена Присутствием Божиим Живым. В этом нельзя уже было усомниться!
Но это продолжалось не долго. И вновь сие состояние вернуть Алексей не сумел, как ни пытался.
Рассказал Алексей старцу про то.
А старец Николай ему в ответ говорит:
Прикосновения Святого Духа чудесные изменяют нас, но не сразу и не навсегда Вот мне десять лет нужно было трудиться, чтобы испытать сие. А ты вот и два года не прошло, как тишину и теплоту сердечную познал! Вот и благодари Господа за Милость сию!
Благодарная душа легко в смиренном состоянии пребывает! Гордому же смирение тяжко даётся!
Благодари Бога за всё! Через то спасение от гордости и смирение обретать станешь!
Глава четвёртая: Староверы
Однажды в скит пришла женщина с тремя малыми детьми. Измождённая, с глазами полными отчаяния и страха, она едва держалась на ногах от усталости. Одного младенца, привязанного к груди платком, она придерживала руками, двое других детей мальчик и девочка лет 67, сами цеплялись за её одежды.
Пред старцем Николаем она на колени упала, детям тоже велела Они, покорно встали рядом с матерью. Младенец заплакал слабенько, словно уже отчаялся своим плачем добиться чего-нибудь. Женщина передала дитя дочке. Девочка привычно взяла младенца и, укачивая, стала приговаривать: «Уймися, уймися, тихо ты».
А женщина подняла на старца полные страха глаза и запричитала:
Покрести нас в веру свою! Спаси нас! Духовни́к наш, батюшка Калистрат, всех пожжёт, а коли не он, так стрельцы пожгут. Спаси деток: невинные они! Не учёная я говорить Мы веры старой, что от Христа и Апостолов была Прости, коли не так сказываю Нас, как еретиков, слуги антихристовы пожечь пришли А наш духовни́к Калистрат сказал, что сам всех с молитвами спалит, чтобы не бежали больше, а сразу ко Господу на Небеса А я спужалась, не за себя, за деток: малые ещё!
Где становище ваше?
Вверх по реке Полдня оттудова бежали
Старец вдруг поднялся резко. Подошёл к Алексею. Изменившимся от напряжения внутреннего голосом произнёс тихо:
Разумеешь ли, что происходит?
Да
Так беги, останови безумцев! Беги, что есть сил! Христос с тобой!
Старец благословил Алексея.
Уже выходя, Алексей слышал вновь спокойный и ласковый голос старца:
А ты погодь, милая, отдышись, с колен-то поднимитесь! Не́чего вам уже бояться, спасены будете!
* * *Алексей бежал по бездорожью, ветки хлестали по лицу, ноги вязли то в песке, то в болотистой почве, мокрые полы одежды монашеской мешали, цеплялись за ветви, путались в ногах
Алексей остановился, чтобы отдышаться и подвязал полы верёвкой. Но дыхание восстановить не смог. Казалось, что внутри всё горит и вырывается наружу раздирающим горло сиплым хрипом, а сердце бьётся где-то в гортани
Он побежал вновь из последних сил
Молил Иисуса и бежал, бежал, бежал
А потом он увидел огромный столб чёрного дыма за поворотом реки. До Алексея донеслось с порывами ветра пение молитв. Потом всё это переросло в крики ужаса и боли Зарево взметнувшегося к небу пламени После крики стали стихать
Алексей выбежал за поворот и понял, что опоздал
Вдали на холме догорал сруб, в котором, видимо, погибли уже все.
Стрельцы, покидая становище староверов, поджигали по дороге оставшиеся постройки Всё окутывали клубы чёрного дыма
Алексей упал на колени и молился.
Отчаяние, усталость, невыносимая боль от всего этого происходящего ужаса!
«Иисусе, почто допускаешь сие? Как изменить всё это?»
После Алексей поднялся на холм.
Он долго смотрел на пепелище, где заживо сгорели люди:
«Кто поджёг? Их старейшина своих, заживо, женщин, детей малых? Или стрельцы-каратели во исполнение указа? Да какая разница кто? Одни люди, в Иисуса верующие, обрекли на мученическую смерть других, в Иисуса же верующих Как такое возможно?!»
В скит Алексей вернулся уже затемно. Он шатался от усталости. От опустошённости внутренней было так, словно ослеп душой Пусто и темно внутри Как жить? Как молиться?
Не успел, он прошептал это едва слышно, а может и вовсе не прозвучали слова, лишь пошевелились растрескавшиеся в кровь губы.
Но старец Николай и так всё понял.
Утешать не стал. Сказал с ласкою в голосе:
Умойся! Из ведра весь окатись, надень чистое! Помолись и ложись спать!
Алексей послушался.
Вылил на тело ведро воды Она словно обожгла холодом тело, но после стало вроде бы полегче Потом надел чистое
Молиться он больше уже не мог, спать тоже
Алексей снова пошёл к старцу Николаю, который сидел во дворе у маленького костерка. В единственной их общей келье спали женщина и её дети, которых сегодня, видимо, уже окрестил старец.
Алексей сел рядом.
Молчали долго.
Алексей смотрел на языки пламени и всё думал о тех, кто сегодня погибли в огне
Попробовал он себя представить на их месте: «Убоялся бы смерти за веру или нет? Как знать о том, пока смертный час не приблизился и не прошёл сего испытания сам пред Богом?»
Потом, всё же, не выдержал и заговорил:
И прежде знал, что крестят насильно староверов, что с мест поселения сгоняют, что казнить могут тех, кто к ереси других склоняют Но, вот так
Ты, сынок, не казни себя, что не поспел. Нет страха в смерти тел Души-то бессмертны! Страшно лишь о тех, кто других на смерть обрекают!
Сколько мучеников за веру во Христа смерть приняли! Вот мы их святости теперь поклоняемся!