Максимий сделал паузу и оглядел лица центурионов, словно высматривая, кто с ним не согласен. Катон приложил все усилия, чтобы не выдать своих чувств.
И вот еще что. Да, эта когорта находится под моим командованием чуть больше месяца, но я видел центурии на марше и на учениях, так что с уверенностью могу сказать, что никогда не служил с лучшим контингентом я имею в виду, за пределами Рима. Мне представилась возможность оценить потенциал Антония, Феликса и Туллия, и увиденное меня полностью удовлетворило. Вы отличные командиры. Что же касается недавних назначений Максимий всем корпусом развернулся к Макрону с Катоном, и на его суровом лице промелькнула улыбка. Я ознакомился с вашими послужными списками и рад, что вы служите под моим началом. Ты, Макрон, имеешь двухлетний опыт командования центурией, множество наград и самые хвалебные отзывы, причем не только от легата, но и от командующего. Уверен, в рядах моей когорты ты используешь все возможности, чтобы приумножить свои заслуги.
На какой-то миг Макрон испытал горькое негодование. Как-никак он прослужил под Орлами пятнадцать лет. Пятнадцать лет труднейших испытаний, опаснейших сражений. Он сильно сомневался, что кто-нибудь из земляков, оставшихся в маленькой рыбацкой деревушке на побережье Остии, смог бы узнать в нем того коренастого парнишку, который, бросив все, удрал в Рим, чтобы поступить на военную службу. Впрочем, это и для него уже давно стало лишь туманным воспоминанием, а привычка к дисциплине мигом помогла ему подавить раздражение, вызванное покровительственным тоном начальника.
Спасибо за доверие, командир, промолвил он, напряженно кивнув.
Максимий улыбнулся и перевел взгляд на Катона.
Должен сказать, центурион Катон, что не у всех послужные списки одинаково длинные, однако бывает, что и в коротких есть что прочесть. Для воина столь юных лет у тебя имеются весьма примечательные достижения: например, я прочел, что ты ухитрился освоить одно из этих невразумительных местных наречий. Это может оказаться полезным. Посмотрим, как ты проявишь себя завтра.
Надеюсь не разочаровать тебя, командир, спокойно отчеканил Катон, хотя и ощутил укол уязвленного самолюбия.
Да уж постарайся. Улыбка исчезла с лица Максимия. Нас всех, от командующего до рядового, ждут в строю суровые испытания. Но мы выдержим их с честью и стяжаем всю славу, какую только возможно. Потому что народ Рима никогда не простит нам неудачи. Я ясно выразился?
Так точно, командир, ответили в один голос Антоний и Феликс.
Прекрасно. А теперь предлагаю тост. Он полез под стол и извлек оттуда кувшинчик с вином. Не скажу, что это выдающийся напиток, но думаю, мое вино на вкус лучше здешнего. Итак, я возглашаю хвалу императору, Риму, его непобедимым легионам, Юпитеру и Марсу и предрекаю кровавую погибель Каратаку и его варварам.
Максимий откупорил кувшин, взял его за ручку и, положив горлышком на согнутую руку, поднес к губам. Командир когорты отпил два больших глотка, и Катон приметил, как из уголка его рта потекла вниз по щеке тонкая красная струйка. Максимий опустил кувшин и передал Туллию. Один за другим центурионы повторили тост и скрепили обет, отпив по глотку вина. Когда подошла очередь Макрона, тот приложился к сосуду основательнее, чем требовалось, а передав кувшин Катону, утер рот тыльной стороной ладони.
Подняв в свой черед кувшин и повторив тост, Катон почувствовал, что все взоры обращены к нему. Он поднес горлышко к губам, а когда содержимое полилось ему в рот, чуть не поперхнулся и с трудом сдержал порыв выплюнуть эту едкую кислятину. Не вино, а словно жгучий уксус! Такого пойла ему не наливали даже в самых дешевых забегаловках Камулодунума. Однако ему удалось даже не поморщиться: он опустил кувшин, сделав большой глоток.
Прекрасно! Максимий забрал у него кувшин, закупорил и вернул под стол. Теперь до завтра. Мы покажем всей армии, на что способна наша когорта.
Глава 6Было еще темно, а когорта уже готовилась выступить в поход. Две большие жаровни, установленные по сторонам ворот, освещали голову колонны. Однако их колеблющийся свет выхватывал из мрака только передовые шеренги Первой центурии, а всех остальных скрывал влажный предрассветный сумрак. Катон, стоявший у ворот вместе с другими центурионами, слышал доносившиеся из темноты приглушенные голоса да порой постукивание и звяканье оружия и снаряжения почти пятьсот бойцов отправлялись сейчас на битву. На площадке перед воротами выстроился прикрепленный к когорте конный отряд под началом декуриона: легковооруженные всадники должны были не столько сражаться, сколько проводить разведку и развозить донесения. Спешившиеся кавалеристы держали в поводу лошадей, которые порой всхрапывали, подергивали ушами и переступали копытами. Со стороны лагеря доносились приглушенные звуки пробуждения: легионеры чертыхались, откашливались, постанывали, разминая затекшие во сне тела.
Ну, ребята, осталось недолго, сказал центурион Максимий.
Он стоял, подставив спину теплу одной из жаровен, отчего гигантская тень тянулась к ближайшей линии палаток.
Смотри, какой он бодрый, тихонько заметил Макрон.
Катон зевнул:
Мне бы так.
Не выспался?
Пришлось повозиться со счетами, вот и не выспался.
Со счетами? Накануне битвы? вмешался удивленный центурион Феликс. Ты что, с ума сошел?
Катон пожал плечами, и Феликс повернулся к Макрону:
Ты вроде служил с ним некоторое время, так ведь?
Точно. Он у меня оптионом был.
И что, он всегда был таким?
Ну а как же. Катон у нас аккуратист никогда не пойдет в бой, не приведя в полный порядок всю писанину. И то подумать до битвы ли, когда у тебя башка цифрами забита? Нет ничего хуже, чем погибнуть, не закончив писанину: в это верят дворцовые чиновники, ну и он от них научился. Душа неприкаянно мается, пока все не будет описано, обсчитано, подытожено и скреплено печатью. Лишь после этого она обретает покой.
Неужели? Глаза центуриона Антония расширились.
Конечно. А почему ты спрашиваешь? Макрон изобразил на лице ужас. Неужели бросил свою писанину незаконченной? Беда!
Катон вздохнул:
Да не слушай ты его, Антоний, это он дразнится. Чем славен центурион Макрон, так это своими подначками.
Антоний смотрел на Макрона сузившимися от ярости глазами.
Идиот долбаный
Правда? А не ты ли в эту ахинею поверил, а? Так кто из нас, спрашивается, идиот?
А что, ты бывал во дворце? спросил Феликс, повернувшись к Катону. В императорским дворце?
Катон кивнул.
Слушай, про это ты никогда не рассказывал.
Да рассказывать-то особо нечего. Я там родился и вырос, во дворце этом. Мой отец, вольноотпущенник, служил при дворе: это он организовал бóльшую часть знаменитых увеселений Тиберия и Калигулы. Матери я не помню: она умерла вскоре после родов. А после смерти отца меня направили на службу в легионы, с тех пор я здесь.
Должно быть, несладко тебе пришлось, после дворца-то?
Не без того, признал Катон. С непривычки было тяжеловато. Но я вот что скажу: жизнь во дворце ничуть не безопаснее, чем здесь, в легионах.
Забавно, промолвил Феликс и кивнул в сторону Максимия. Он говорит то же самое.
Правда? пробормотал Катон. Как раз преторианцы всегда были в выигрышном положении. Не припомню, чтобы на них когда-нибудь обрушивались гонения, если не считать Сеяна с приспешниками.
А ты что, был там тогда? Глаза Феликса вспыхнули. Это и правда было так страшно, как говорят?
Хуже. О таком не знаешь, как и рассказать. При воспоминании о событиях, связанных с падением Сеяна, лицо Катона помрачнело. Людей убивали сотнями. Сотнями Даже малых детей А некоторые из них играли со мной, когда бывали во дворце. Преторианцы хватали малышей и закалывали, они привыкли именно так сражаться
Мрачный тон друга заставил Макрона нахмуриться.
Давай судить по справедливости, промолвил он, указывая кивком в сторону командира когорты. Его ведь тогда там не было, верно?
Не было. Во всяком случае, я не видел.
Под Камулодунумом преторианцы сражались бок о бок с нами и неплохо себя показали. А бой был кровавый.
Да, ты прав. Я погорячился, нельзя так обобщать.
Слушай, тихо произнес Туллий, а ведь Максимий вполне мог знать твоего отца. Спроси у него как-нибудь, улучив минутку. Между вами может быть что-то общее.
Катон пожал плечами. Он сильно сомневался, что может иметь хоть что-то общее с Максимием. Пренебрежительное отношение командира когорты к молодому центуриону стало очевидным уже после нескольких дней службы. Но еще обиднее было думать, что и остальные центурионы когорты, кроме Макрона, конечно, разделяют это отношение.
Из редеющей тьмы раздалась команда «Смирно!», и Катон узнал голос Фигула. Послышался похожий на отдаленный гром топот сапог, подбитых железными гвоздями. Максимий отошел от жаровни и присоединился к своим командирам.
Это, должно быть, легат. Становись!
Он выступил на два шага вперед и вытянулся в струнку. Остальные центурионы растянулись в шеренгу позади него, подравнялись и выпрямились. Воины стояли, расправив плечи, подняв подбородки, держа руки по швам. Все замерло, только лошади продолжали фыркать и переступать копытами. Топот стал громче, и спустя несколько мгновений в багровом свете жаровен у ворот появился сам легат Веспасиан, сопровождаемый группой приближенных. Остановившись, он ответил на приветствие центурионов.