Робинзоны со спасателя
Так и быть. Воскресим не то что забытую, а тщательно оберегаемую от лишних ушей историю. Со временем, по печальному естеству жизни, сотворивших эдакое не стало. Нет и подавно их грозного начальства. Стало быть, ни подводя никого, поведаю о людях, проявивших силу русского духа в отчаянных обстоятельствах. В ту арктическую навигацию спасатель «Протей», как всегда, нёс свою тревожную вахту. Уточнить на моменте прохаживался возле Новой Земли. В зависимости от обстановки, менял свои точки на карте чуть южнее, уходя под бок Вайгача. Однако не бывает задач без морочных усложнений. На спасатель ещё навесили присмотр за проливами: Карские Ворота и Югорский Шар. Вот такое не очень-то охватное и сомнительное по предсказуемости пространство Арктики, в нарезке больших распорядительных умов. Как должно спасателю, «Протей» имел полный штат команды, вплоть до водолазов. Говоря технарским языком, целую водолазную станцию! Разумеется, экипированную надёжнейшим снаряжением даже для глубоководных спусков. Оным тогда почитались классические скафандры с медными круглыми шлемами, прозываемые трёхболтовки. И число тех молодцов связывалось с цифрой три. Не однажды мы ещё столкнёмся с тем совершенным счётом.
Ну, а сейчас пора на капитана с/c «Протей» пристальней взглянуть, ибо всё он замутил. Характерный тот мастер30 был живой подменою сударей пиратской удачи. Дерзкие, как помню, светлосиние глаза, хрипловатый голос, дублёные черты лица. Словно под заказ и нос, украшенный волевой горбинкой. Известной вещью, плюющая на здоровье привычка табачничать. Неравнодушен, точно, к водочке, да ни как хвастливый бражник на показ гораздо проще. Нечто вроде мимоходом изопьёт всем нам нужной, полезной водицы. Буль-буль с растяжечкой стакашик и дальше за дела. При подобном самоустроении, заделался Галайкин вечным каботажником. Одни арктические севЕра, где он для команды второй после Бога, помогали оставаться капитаном. Ни дня бы не потерпела советская кадровая система запредельного оригинала, будь за ним присмотр помполита. По трезвому размышлению, то была счастливая промашка конторских. Сколько сбереглось полярных волков оттого, что названый деловой катался лишь на судах, ходящих в загранку. Также честно признаем: команда спасателя состояла сплошь из козодёров. "Лучших" кадров СМП лишённых визы. Словом, тот ещё штрафной подборчик, всё с той же вольной харизмой.
Близилась пора подстраховывать последние возвращающиеся из дальней Арктики караваны. А там уж без прелюдий, попрут паковые31 льды и запечатают, вкупе с народившимися новыми, бродячие курсы «Протея». Самостийный Галайкин прикинул: «Верняк, меньше двух неделек осталось. С чем в Архангельск к семье пожаловать? Силён вопрос! Они ж не моряки-загранщики, что бычатся от нейлоновой отоварки в срамных антрепкинских32 пакетах. Тьфу! Прости им, Господи.
У спасателей форс куда круче. Буднично этак, чуть ли не в робе с увесистым мешком мечтательской нельмы33, омуля домой припереться. Да чтоб я сдох, если мы(!) ненастоящие мужики-добытчики». Однако также понималось: спокойно заняться рыбалкой «Морспас» не даст. На кривой объехать надо. По-умному. Кэповские стрелки сошлись на водолазах. Во-первых, ничем не занятые здоровяки без чужих пробоин измаялись. Во-вторых, все остальные включены в обстановку, расписаны по вахтам. Короче. Кашлянул он, чтоб голос металлом фонил, и по судовой трансляции объявляет: «Старшине станции в каюту капитана». И тотчас нужный явился, не роняя достоинство сугубо важного спеца.
За откровенной беседой под водочку, затем за фляжкой спирта для промывки водолазных шлангов, достигли полного понимания. Ведь исполнить срочнейшую задачу во благо команды святое дело. Посему прочувствованно ударили по рукам. Несбиваемый никакой дозой алкОголя, Галайкин поднялся на мостик менять курс. Старшина Анатолий Коваленко направился посвящать своих в тонкости оговорённого замысла.
На дневной вахте второго штурмана, «Протей» прибыл к рыбному, давно разведанному Галайкиным местечку Югорского Шара. Могучая троица в морфлотовских ватниках, напрочь не сочетавшихся с престижными водолазными фесками, уже на кормовой палубе. Кроме отряжаемых, кэпа, дракона, расторопных матросов ещё массовка. Будто на матке подплава34, сгрузили в рабочую шлюпку рыболовные сетки, снасти, чуть-чуть съестного да анкерок с водою. Особо бережно отнеслись к ценному согревательному литровой бутылке спирта. Капитанский дробовик, на всякий-де случай, понтовал у старшины наперевес. Именно таковский штрих добавлял задуманному предприятию духоподъёмной авантюрности.
За откровенной беседой под водочку, затем за фляжкой спирта для промывки водолазных шлангов, достигли полного понимания. Ведь исполнить срочнейшую задачу во благо команды святое дело. Посему прочувствованно ударили по рукам. Несбиваемый никакой дозой алкОголя, Галайкин поднялся на мостик менять курс. Старшина Анатолий Коваленко направился посвящать своих в тонкости оговорённого замысла.
На дневной вахте второго штурмана, «Протей» прибыл к рыбному, давно разведанному Галайкиным местечку Югорского Шара. Могучая троица в морфлотовских ватниках, напрочь не сочетавшихся с престижными водолазными фесками, уже на кормовой палубе. Кроме отряжаемых, кэпа, дракона, расторопных матросов ещё массовка. Будто на матке подплава34, сгрузили в рабочую шлюпку рыболовные сетки, снасти, чуть-чуть съестного да анкерок с водою. Особо бережно отнеслись к ценному согревательному литровой бутылке спирта. Капитанский дробовик, на всякий-де случай, понтовал у старшины наперевес. Именно таковский штрих добавлял задуманному предприятию духоподъёмной авантюрности.
Заключительная сцена проводов легко рисуется словами. Доставленная до берега троица, улыбалась во всю широту водолазных физиономий. «Протей», благодаря двум гребным винтам, разворачивается, как танцор на пяточке. При этом Галайкин не отказывает себе в удовольствии напрячь тифон. Басовитый гудок берёт, словно под купол всю тамошнюю бескрайность. В одномашку картинка начинает меняться. Спасатель на полном ходу резко терял свои размеры. Новоявленная рыболовная артель, подобрав непокладистый скарб, потащилась к обзываемому именем существительным.
Вблизи тот предмет походил на примитивную избушку. Причём, стёкла в оконцах выбиты, двери по частям из печурки давно дымом вышли. Удивляться излишне. Советская власть заботой о ненцах перебирала. А те, самой малостью на собственный лад, трогательное попечение подправляли. Ведь нет жилья лучше чума! Значит, смотрелки со стекляшками к чему? Дверь туда-сюда дёргать, дураков поищите. То ли дело завесить всё оленьими шкурами. Сразу тепло и глазам казисто. Попаслись олешки опять двинулись на нетоптанный ягель35. Шкуры снятые в нартах поедут. Без всякой блазни и на новом месте ни стеколок, ни дверей. «Лишнего, однако, тундра не любит». Любой малолеток в малице о том вас просветит да ещё курнуть попросит.
Окаменели наши мужики перед сквозной всем ветрам холобудой. Недобрыми выражениями прошлись по кэпу, спроста ли затемнившему, с чем они столкнутся? По ощущениям, тамошний октябрь месяц, не уступал архангельскому декабрю. Поэтому, перво-наперво надо, хоть как-то согреться. В том переживаемом случае спирт идеален. Вскрыли все три приснопамятные стеклянные банки вкуснейшей тогдашней тушёнки. Чуток огненную жидкость развели и выпили за удачность рыбалки. Такое сразу примирило их со всем на свете. Даже крайне прикольным казалось теперь само их обиталище. Холод смягчился лучшим настроем душ. Решили прикончить бутыль, чтоб завтра не было искушения, заодно и всю закуску. Ну, а с утречка поставят на мелководье сети. Да и ловись царская рыбка, экая по россказням Галайкина прёт нынче косяками из Карского моря. Само собой, отборной горячей ухой забалуются. Там и «Протей» подскочит, будя фактория по приёмке несметного улова. Они же гордо отбудут налегке. В судовой баньке с парком ужо как(!) поблаженствуют на полке, пока уши не начнут заворачиваться. Утешно погревшись воображаемым жаром, заняли себя тёрками на близкие водолазные темы.
Занимательной оказалась история про спасение теплохода «Архангельсклес», пропоротого адской машинкой, подсунутой (по догадке) норгами. Разом на два трюма пробоина, гарантировала каюк за минуты. Это ни какое-то там чтиво, высосанное писакой из пальца. Живым свидетелем и ликвидатором тихушного ЧП сам рассказчик Анатолий. Главным дядькою, старшиной был Пётр Рогальский, третьим Иван Вербицкий. И всё на том же самом «Протее». Одной станцией без сна и роздыха, как заранее списанные в расход зэки, помогли судну до порта дотащиться. Подключать в помощь другие станции, да и любую замену тем водолазам, строжайше запретили смотрящие выше некуда.
Очевидно, в Москве семидесятых годов больше всего убоялись обидеть натовскою карлицу Норвегию засветкой её подлянки. Местным простакам втолковали на низовом уровне начальства удобоваримое: «Угольный газ в трюмах рванул. Во!» А то, что крайчики семиметровой пробоины почему-то во внутрь загнуты, необсуждаемый молчок. С какого-такого перепуга не проявилась ни в чём накачка массы Советского Союза?! Не поняли ни те давешние парни, ни редкие, кого поневоле к тайне рваного борта допустили. Неужели так политесно деликатничали изо концессии добывать на шпице36 убыточный дряной уголёк?! Поматерившись в верхний партийный адрес, героические водолазы перешли к фишечкам мелких житейских луж. Развлекли себя анекдотами и, утеснившись друг к другу, заснули в реальном полярном вытрезвителе.