Правда?
Да, конечно.
Она высвободилась из моих рук, вдруг чмокнула меня в щёку, своими губками.
И тут же убежала, только пыль стояла столбом, от её исчезновения.
Вот что странно: её привычка прошла, как ни бывало, она гладила меня по волосам, только очень редко.
Иногда, шутя, просил её об этом. Она исполняла просьбу, но спустя рукава.
Ведь к ней пришла новая привычка: гладить меня по лицу, и целовать в щёку.
Что ж, мне пришлось терпеть и такое занятие. Воспитание, дело такое, тонкое.
Через некоторое время Ирочка пришла в «берлогу» вечером, после ужина.
До этого она приходила только днём. Она тихонько, как мышка, поскреблась в дверь. Но я услышал, встал и ничего не спрашивая, открыл.
Ирочка прошла в комнату, закрыл за ней дверь на замок.
Можно побуду с тобой? спросила она, грустным голоском.
Можно, но только до отбоя. Садись на стул, или на кровать. Чем займёмся с тобой?
Не знаю. Придумай что-нибудь, она уже нашла себе занятие, придвинулась ближе, стала исполнять привычку.
Хочешь, расскажу о своём детстве? предложил.
Говори, я буду слушать, разрешила Ирочка.
Уселся удобней на кровати, принялся вспоминать разные случаи:
Я был маленький, ходил во второй класс. Мама записала меня в музыкальную школу. Наверно почти все мамы, лелеют мечту, что их чадо станет со временем талантливым музыкантом. Учился играть на скрипке, прикинь
Всё, перестань Ирочка, ты мне мешаешь. Лучше садись рядом.
Тогда сяду вот так, заявила она строгим тоном.
Скинула тапочки, взобралась на постель, поджала ножки под себя, оперевшись спинкой на моё плечо, взяла мою ладонь к себе, стала ласково гладить пальчиками:
Ну как? Тебе удобно? И ты стал музыкантом?
Да конечно. Вот, слушай дальше. Я обучался, как водить смычком, как настраивать струны, смазывать канифолью гриф.
Учился нотной грамоте, даже сольфеджио.
Я вырос бы в великого скрипача в мире. Как Ойстрах или Паганини.
Но всё разрушалось в один момент.
В школе, таких как я, не любили. На перемене, когда уже учился в третьем классе, один мальчик ради прикола подошел, ударил в пах ногой, очень сильно.
Он показывал другим пацанам удар карате, ходил в секцию.
Пытался прикрыть пах растопыренными пальчиками обеих рук.
Яички прикрыл, но пальцы по ним будто пропустили высоковольтный ток.
После этого они больше ничего чувствовали. Ничего. Понимаешь?
Да, я понимаю, как взрослая ответила Ира.
Из-за одного удара по пальцам, я потерял способность играть.
Нервные окончания в них умерли. Конечно, мог ими шевелить, двигать, делать какие-то движения, писать авторучкой, водить кисточкой с красками
Но не играть на скрипке, да вообще ни на чём.
Пианино, гитара, тоже теперь уже не про меня.
Я стал обычным человеком, среди всех миллиардов других человек.
А что стало потом? После того удара?
Музыкальную школу пришлось бросить. Тоже целая история с этим связана.
Конечно, я не мог больше играть на скрипке как надо: держать ритм, брать аккорды. Учителя были недовольны мной, ставили «неуды», дошло до моей мамы.
Ведь ничего не рассказал о том мальчике, на перемене.
Не знаю почему, было стыдно признаваться и доносить.
Думал сам справиться с проблемами.
В школе меня считали «ботаном», не хотелось, чтобы к этому добавилось ещё обидное название, маменького сынка. Ведь был уверен, что мама пойдёт в школу, устроит там большой скандал со всеми. У неё образовался нервозный характер из-за нелёгкой судьбы, во всём не везло в жизни, она никогда не была счастлива, как сейчас понимаю. За каждую провинность и оплошность, больно попадало частенько ремнём.
Однажды, на летних каникулах, в нашей семье закончились деньги на еду, до зарплаты мамы и пенсии бабушки, оставалось недели две. Но у нас был сад, где бабушка собрала два больших ведра малины. Решили продать их на местном базаре, он находился неподалёку от дома. На следующее утро, мама пошла на работу, а бабушка отправилась на базар с одним ведром малины, ещё с чем-то, тоже каким-то дешёвым товаром, то ли с яблоками, то ли с ранетками.
А второе ведро малины стояло дома, в холодильнике, чтобы ягоды не испортились на жаре. Мне поручено в обед, прийти на базар к бабушке, узнать, продала ли она малину. Что и сделал. Бабушка продала то ведро, наказала, чтобы вернулся домой, принес второе ведро с малиной, торговля стояла в самом разгаре.
Конечно, она твердила, неси аккуратно при этом.
Но, меня как бес попутал, я бежал со всей скоростью, чтобы побыстрей заняться своими делами: то ли играть в футбол с пацанами, то ли читать книжку.
Вообщем, в какой-то момент, сбежав на спуске, обо что-то споткнулся сандалией, полетел кубарем на землю. Ведро долго катилось по каменистой почве, половина ягод рассыпалась, смешалось с песком и пылью, а то, что оставалось в ведре, превратилось в малиновую кашу.
Я сидел на земле возле того злополучного ведра, беззвучно рыдал.
Но мне не было больно от ссадин и ушибов.
В тот момент, для меня, будто настал конец света.
Что оставалось делать, ведь мир остался живым и радостным на месте.
Пришлось вернуться к бабушке на базар с плачевным результатом.
Она посмотрела на меня с укором, не стала ругать, лишь сказала, чтобы шёл домой, готовился к приходу мамы.
Там ждало телесное наказание, но боялся не его, а тяготило нечто другое.
Проходящее время гулом отдавалось в моей голове, часы и минуты стучали возле висков, приближая меня к моменту расплаты.
Потом, после порки, не мог сидеть.
Не знаю как, но предчувствовал, что она наказывала меня не из-за злости, а желала в тоже время, чтобы превзошёл её в жизни.
Вряд ли она читала книжки Ромена Гари, знала кто это.
Ведь детство, молодость, были простыми этапами моего взросления.
И мы не давали обещания на рассвете.
Жесть проговорила Ира. Меня тоже пороли, только не сильно.
Ну понятно, ты девочка, а я ведь был тот шалопай, у которого руки не из того места растут. Сколько натворил дел нехороших, да меня мало пороть!
Один раз послали за хлебом, дали пять рублей, мелочи не оказалось, а я потерял их. Бумажка выпала из карманчика моих шорт.
Ладно, слушай дальше.
В процессе той порки из-за двоек по скрипке, пришлось выдумать, больше не хочу играть на скрипке и вообще обучаться музыке.
Тогда мама спросила, чем ты хочешь заниматься.
Пришлось соврать, что хочу рисовать.
Хотя всегда было интересно, как из ничего, под кистью художника, получаются картины. Поэтому вскоре мама записала меня в художественную школу.
На долгие пять лет. Там, нравилось по-настоящему, а не по настоянию мамы учиться: лепка, рисование, история искусств, графика, акварель, живопись, пленер.
Самое главное, общение с себе подобными, ведь там были тоже мальчики, кроме девчонок. Ведь в обычной школе ни с кем толком не общался, там за много лет не появилось никаких друзей. Хотя, плевал на это дело с высокой горы.
У меня получалось, делал успехи. Участвовал в выставках, получал дипломы, готовился поступать дальше, чтобы стать серьёзным художником.
Но опять же, не стал, Ира, то ли спросила, то ли высказалась утвердительно.
Не стал. Хочешь ещё историю? Про девушек?
Фу! Я буду ревновать! она вскинулась будто кошка.
Да там ничего нет такого, успокоил Ирочку.
Ладно, говори про своих девок. Мне всё равно нравиться тебя слушать, нехотя согласилась она, и прильнула ближе.
Тогда слушай. Возле ПТУ для парней, где учили на слесарей, электриков, токарей, расположено ПТУ для девушек. Их готовили по профессиям на поваров, маляров, кондитеров, продавщиц, парикмахеров. Там училось почти тысяча девушек со всего города и окрестных деревень, а в нашем училось поменьше, где-то шестьсот парней. Конечно, парни хотели знакомиться с ними для любовных романов, но эти девчонки, как назло, держались обособленно от парней. Хотя расстояния между нашими училищами метров сто.
Правда с небольшим заборчиком. Тут парни нашли выход, который старшекурсники передавали по наследству младшекурстникам по секрету.