Ну и такие невинные пионерские шалости, как прибивание сапога к полу, подкладывание вилок под простыню и обрушение кровати, также имели место.
Лично мне достался наполненный водой презерватив под подушкой. Лёг и поплыл. Никто не был обделён Володиным вниманием. И главное, не обидно, всё по-дружески.
Но верхом его изобретательности был такой сюжет.
По выходным дням занятий у нас, естественно, не было, и каждый был в праве проводить время как и где угодно, вплоть до поездок домой. А в понедельник с утра надо быть уже в форме как в прямом, так и в переносном смысле.
Койка Миши Головина стояла возле стены, а следующая была моя. Вернувшись из увольнения, Миша наскоро побрился, глядя в карманное зеркальце, и натянул гимнастёрку. Я напряжённо следил за его действиями. Остальные также замерли в ожидании чего-то интересного. Миша ещё ничего не понимал.
Все вышли на построение. Капитан Ковалёв поприветствовал и осмотрел нас. Взгляд его остановился на Мише, точнее на его погонах. Начальник штаба зажмурился, потом помотал головой и пробормотал:
Вроде не пил вчера.
Нет, нет, не пил, ответил Головин, приняв это за вопрос к нему.
Да не ты, а я, продолжал капитан, Скажи пожалуйста, что это за звание?
Миша взглянул на свои погоны и тут произошел взрыв. Взрыв хохота. Дело в том, что проказник Володя во время Мишиного отсутствия воткнул в его старлейские погоны ещё по три звёздочки рядом с основными. Получился как бы товарищ дважды старший лейтенант. Головин, до последнего момента не замечавший как его «вызвездило», неестественно перепугался, захлопал чёрными кавказскими глазами и убежал в казарму удалять лишние звёзды.
Подходил к концу первый месяц теоретических занятий. Нас вполне удовлетворяло status quo, ностальгия пока не заедала. Правда, трое из наших ребят повадились к местным ДД. Понять их было можно непритязательное женское общество плюс дополнительное домашнее харчевание. Знаете, есть тип людей, которые не приспособлены существовать в одиночку. Как, к примеру, мой друг Витька Иванков, который отъезд жены переносил примерно вот так:
Ушла жена, рупь не оставив,
И от тоски я занемог.
Под стол носки свои поставив,
Гляжу я тупо в потолок.
***
Я позабыт и позаброшен,
Лежу смурной в одних трусах.
Как по бульвару бродят воши
В моих кудрявых волосах.
***
Со стен свисает паутина,
Дюймовый пыли слой везде.
Ершится грязная щетина
Под носом и на бороде.
***
Хожу, гремлю пустой посудой,
Глядь в холодильник ни хрена.
По бороде, как у верблюда,
Течёт голодная слюна.
***
Жрать нечего и нету денег.
Не мил мне больше этот мир.
Я очень щас похож на веник,
Которым подмели сортир.
***
Меня же вполне устраивала и офицерская столовая. Кроме того, у меня был секрет. В подобные командировки я всегда брал с собой чеснок, при сочетании которого с любым другим блюдом вплоть до самого неудобоваримого, оно приобретало новый вкус и аромат. Что же касается неудобства последующих общений, так не с вампирами же. Ну, а для носов, привычных к портяночному амбре, чесночный дух вообще сродни запаху роз.
Попадая в какую-нибудь незнакомую среду, местность, страну, волей-неволей приходится как-то ассимилироваться, порой даже мимикрировать. В первую очередь, конечно, это касается языка. Да и просто знакомясь с представителем другой национальности, хочется позаимствовать хоть несколько слов или выражений из его лексикона. Когда на первом курсе с нами учился якут, мы доставали его вопросами об особенностях якутского мата. В конце концов он свирепел, и тогда мы начинали понимать, как велика и могуча якутская языка. Подобным же образом у меня происходило ознакомление с молдавским, литовским, латышским, а теперь ещё и эстонским фольклором. Мне, к примеру, понравился эпитет, которым местный мужик характеризовал свою тёщу. Это так ласково звучало «вана мунь», где, исходя из названия ликёра, «вана» означало старый, старая, а вторую часть, поскольку адресовалось это тёще, определить было уже не трудно.
Есть в Эстонии красивое местечко Нелли ярве (Четыре озера). Как-то шедшая навстречу мне эстонка обратилась с вопросом, сопровождаемым характерным постукиванием по запястью, то есть «который час», на что я флегматично, со знанием дела на чистом эстонском ответил: «Нелли», ощущая себя полиглотом. Было действительно четыре часа.
Есть в Эстонии красивое местечко Нелли ярве (Четыре озера). Как-то шедшая навстречу мне эстонка обратилась с вопросом, сопровождаемым характерным постукиванием по запястью, то есть «который час», на что я флегматично, со знанием дела на чистом эстонском ответил: «Нелли», ощущая себя полиглотом. Было действительно четыре часа.
Но, должен заметить, в нашем интернациональном подразделении были в основном русские, литовцы, латыши, даже поляки и евреи, а вот из эстонцев, несмотря на географическое расположение, был всего лишь один таллинец, и тот русский. Так что освоить язык в полном объёме мне так и не удалось.
Да оно и не понадобилось, ибо дальнейшая служба проходила уже в местности лесной и, соответственно, безлюдной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Уже с раннего утра ощущалась какая-то приподнятость настроения.
Рычали тягачи, выбрасывая в утренний туман выхлопы отработанного нефтепродукта, слышался лязг цепляемых к фаркопам орудий, резкие команды, окрики или же лёгкий, беззлобный, просто для связки слов и разъяснения сути, мат. Командовал парадом начштаба капитан Ковалёв в элегантной облегающей полевой форме.
Предстояло то, к чему мы и готовились в течении месяца полевые стрельбы.
Побросав вещмешки в военно-транспортные средства, разместились там и сами. Ехать, вернее передислоцироваться, предстояло недалеко, и через два-три часа мы оказались в ещё более живописном месте. Огромная поляна, окружённая смешанным лесом, стала местом расположения палаточного лагеря. Удобств, конечно, не доставало, да и до ближайшего магазина рукой не подать. Но всё это возмещалось природными красотами и возможностью провести ещё месяц на воле.
Андреев! тишина. Андреев! голос капитана Ковалёва достиг мощности звука взлетающего истребителя. Но это нормально для кадрового артиллериста. Откуда-то из ближайшего лесного массива, фырча как верный боевой конь и громыхая гусеницами, вылетел МТЛБ. Многоцелевой тягач лёгкий бронированный мы называли ласково моторизированная телега с баранами. Сержант срочной службы Андреев срочной службой обижен не был, так как являлся практически личным механиком-водителем капитана Ковалёва.
Надо сказать, что на балансе командира противотанковой батареи состоят шесть тягачей с орудиями, а седьмой в личном распоряжении. Но здесь по сокращенной программе Андреев был один на всех, вот все на него одного и садились. Начштаба с барского плеча командировал его в распоряжение нашего взвода.
Симпатичный крепкий паренёк, он ко всему относился спокойно, и неторопливо манипулировал рычагами несущегося со скоростью 80 км/ч по лесным дорогам гусеничного бронетранспортёра. Удержаться «на броне» при этом было нелегко, но лучше вдыхать встречный ветер вместе с листьями и насекомыми, чем трястись внутри.
Сижу в кабине тягача об лавку яйцами стуча,
Здесь нет матрасов и перин, и стала жопа словно блин.
***
А жопу надо любить и беречь. Ну конечно, не обязательно настолько, чтобы, как Дженифер Лопес, на миллион страховать свой попес. Но всё-таки. Когда я лежал в больнице с пневмонией, мне было очень обидно за свой исколотый зад. В утешение я ему даже поэму посвятил:
Ты был весёлым и беспечным,
Ты улыбался всем подряд,
Ты думал, счастье бесконечно,
Мой дорогой, бесценный зад.
***
Ты был галантным кавалером,
Ты никогда не унывал,
Хлестал вино большим фужером
И страстно женщин целовал.
***
Настала трудная година,
Но «се ля ви», с судьбой не спорь,
Твои крутые ягодины
Внезапно одолела хворь.
***
И солнце больше не сияет,
Не слышно щебетанья птиц,
И дева юная вонзает
В тебя с азартом вострый шприц.
***
Мир стал тебе неинтересен,
И на челе твоём испуг,
И вместо звуков чудных песен
Лишь слышно жалобное «Пук».
***
С тоской вздыхаешь ты о воле,
Где для веселья нет преград,
Однако поздно Закололи
Мой дорогой вишнёвый зад.
***
Тем не менее, МТЛБ стал нашим любимым средством передвижения (наверное, потому, что альтернативы не было). Наладилась связь с винным отделом теперь уже не столь отдалённого продуктового магазина. Недосягаемость ближайших очагов культуры и отдыха была устранена. Возобновились контакты с местным населением, если можно так назвать громкое и пыльное вторжение в пляжные зоны нашего бронетранспортёра. Но, сняв на глазах у перепуганных отдыхающих свои гимнастёрки, мы приобретали нормальный гражданский вид и плескались вместе со всеми в тех самых четырёх озёрах, о которых я уже упоминал. Да, гимнастёрка, форма или мундир действительно властвуют над индивидуальностью.