Для Тихона, мирно дремавшего на кухне и, казалось, равнодушного ко всему происходящему вокруг, эти слова прозвучали раскатом грома. Он открыл глаза, встал и задышал часто-часто, так что из его пасти показался кончик подрагивающего от волнения языка.
Ну, Барон, не волнуйся и не беспокойся. Не навсегда же отменяется, только временно, утешил Тихона Хо. Вот дождик перейдёт, и можно будет погулять.
«Ох, поскорей бы» мечтательно подумал Тихон, из всей фразы Хо обративший внимание на самые понравившиеся ему слова: «можно» и «погулять».
А чтобы не тратить время даром, добавил Хо, давай займёмся чем-нибудь полезным.
Хо подмигнул Тихону и лукаво улыбнулся:
Уж мы-то с тобой скучать не будем. Мы-то найдём, чем занять себя, верно?
Если бы спросили самого Тихона, то он бы, конечно, ответил, что в отсутствие прогулки занялся бы сейчас подготовкой к предстоящему обеду, особенно её наиполезнейшей частью: погрузился бы в продолжительный глубокий сон. Но он догадывался, что у Хо есть на сей счёт свои соображения.
Самое полезное занятие, Тихон, это повышать уровень своего образования, продолжал Хо. Знаешь, что это такое? Не знаешь? Я вот тоже не очень знаю, если честно, вдруг смутился Хо. Но уже через секунду продолжал: Зато я знаю, каким образом ты можешь стать образованным, Хо сделал небольшую паузу и торжественно объявил: Ты станешь образованным, если будешь учиться.
Поскольку Тихон никак не отреагировал на его слова, Хо решил пояснить:
А знаешь, что такое учёба? Или не знаешь?
Тихон склонил голову на бок и уставился в пол, на котором в свете включённой из-за сумрачной погоды люстры чётко обозначилась его тень.
Тень тоже молчала.
Учёба это когда ты узнаёшь что-то новое и становишься лучше, сказал Хо. Нет, ни твои могучие лапы, ни твоя чудесная шерсть при этом не изменятся, на всякий случай поспешил заверить Тихона Хо. Не надо бояться, что учёба сделает тебя слабее или ты вдруг начнёшь не вовремя линять, ничего такого не случится. Зато ты узнаешь что-то полезное, о чём раньше не знал, и сможешь пользоваться этим знанием.
А самое главное, когда ты учишься, твой ум становится острее, а сам ты дисциплинированнее. И то и другое, Тихон, для всех очень и очень полезно, подытожил Хо назидательным тоном.
«Таким тоном, наверное, разговаривают с ним взрослые альфы», подумал Тихон.
Ну, хорошо, сказал Хо. Хватит теории, перейдём к практике. Урок номер один, самый простой. Этот урок называется «Дай лапу». Итак, Тихон, дай лапу.
Тихон проигнорировал команду.
Ты меня слушаешь или нет? в свою очередь заволновался Хо. Дай лапу. Быстрее! Лапу давай! Барон, ла-а-пу, Барон! повторял Хо, присев на корточки перед Тихоном.
Тихон, конечно, прекрасно слышал Хо и отлично знал, чего он хочет. Знал и то, что могло произойти дальше: он, Тихон, протянет Хо свою переднюю лапу, а Хо возьмёт её в свою руку и легонько пожмёт. Но Тихону сейчас не хотелось давать лапу. По нескольким причинам. Во-первых, сидеть, опираясь на одну лапу, не очень-то удобно. И во-вторых, он не знал, какую именно лапу, левую или правую, протянуть Хо.
«Вдруг я ему не ту лапу дам, думал Тихон, и он расстроится?»
Тихон представил себе, как мог бы выглядеть расстроенный Хо, и ему стало совсем не по себе. Впрочем, надо сказать, Хо очень редко имел расстроенный вид. Во всяком случае, Тихон с трудом мог припомнить, когда в последний раз видел его таким. Но именно по этой причине сейчас, да ещё в такую погоду, Тихону не хотелось расстраивать Хо.
«Лучше я притворюсь, что не понимаю», подумал он, нерешительно переминаясь с лапы на лапу.
Тихон высунул язык, опять часто и мелко задышал и повернул голову в сторону, избегая требовательного взгляда Хо. Так Тихон и впрямь выглядел несколько глупее, чем обычно, но Хо на такие уловки не поддавался.
Андрей Павлович Кузьменков, Юлия Борисовна Кузьменкова
Барбос Тихон по кличке Барон, или 12 дождливых дней
Верным псам посвящается
© А.П. Кузьменков, 2021
© Ю.Б. Кузьменкова, 2021
© О.Д. Пузанкова, 2021
© Издательство «Известия», 2021
День первый. Очень холодный
Тихон давно заметил, что каждый раз, когда шёл дождь, в его жизни случалось что-то необычное. А вот все погожие деньки были, по его мнению, чем-то похожи один на другой. И череда их, наполненная беззаботной беготнёй и увлекательными играми, звонким задорным лаем и долгими прогулками, неспешными, неутомительными, сливалась в сплошную пёструю картинку
Но с дождливыми днями всё было иначе. Каждый дождик был особенным, и каждый дождливый день был особенным, запоминающимся. Свет солнца и синева неба в такие дни не ослепляли и не кружили голову, мир вокруг погружался в полупрозрачную пелену, и из неё выступали тени, которые иначе никогда бы не осмелились заявить о своём существовании. Эти тени полузабытые воспоминания, недодуманные мысли, недопонятые чувства приходили к нему, словно сновидения. Однако они были на удивление яркими и не исчезали так же легко и бесследно, как во сне. Ведь всякий знает: чтобы прогнать сон, а то и вовсе забыть его, достаточно просто открыть глаза
Когда хозяин в первый раз привёл его к себе домой, тоже шёл дождь. Вернее, валил снег, и мороз был градусов под двадцать. Но, в конце концов, что такое снег? Это просто капельки дождя, замёрзшие и превратившиеся на холоде в маленькие жёсткие кристаллы снежинки.
Тогда эти кристаллики, которыми пронзительный северный ветер щедро сыпал из серо-сизых тяжёлых туч, безжалостно кусали и жалили Тихона несколько дней кряду. Заметаемый снегом, он неподвижно лежал возле помойки и постепенно превращался в подобие сугроба. Однако из этого сугроба упрямо торчал самый кончик длинного тихонского носа, и снег на нём таял от тёплого дыхания. Нос первым и подсказал Тихону, что вокруг что-то изменилось.
Крепкий дух варёного мяса, лапши и овощей, предварительно обжаренных в этом не было сомнений в подсолнечном масле, пронял, казалось, всего Тихона до последней шерстинки. У него вдруг почему-то перехватило дыхание, а брюхо, не первые сутки томившееся на строгой диете, судорожно затрепетало.
Тихон поднял голову и увидел рядом невысокую запорошённую снегом фигурку в куртке с капюшоном. Заснеженная курточка осторожно наклонилась к Тихону и поставила ему прямо под нос миску с едой. Тихон тряхнул головой, отчего с неё свалился изрядный ком снега, и, лёжа, сберегая под собой остатки сохранившегося тепла, начал есть.
Барон, пойдём, а? Пойдём к нам домой, вдруг раздался из-под капюшона голосок, робкий, неуверенный. Пойдём. Я буду твоим хозяином, а ты будешь моей собакой. Я буду звать тебя Тихон. И с новым именем ты забудешь о своём прошлом. Пошли же. А то ты тут совсем замёрзнешь.
Такие слова, да ещё произнесённые таким доверительным тоном, Тихону давно, очень давно не доводилось слышать. Пожалуй, с тех самых пор, как ему пришлось перебраться жить поближе к помойке, позволявшей хотя бы не околеть с голоду и забыть о тепле и уюте маленькой квартирки в трёхэтажке послевоенной постройки, где Тихон родился и вырос и откуда её прежним владельцам однажды пришлось уехать. Уехать без него.
И от этих бесхитростных слов у Тихона словно камень с души свалился будь Тихон не таким закоченевшим и продрогшим, он, возможно, именно так определил бы испытанное им мимолётное чувство. И потому он немедленно встал при этом с его спины съехал целый снежный сугроб, начавший уже понемногу смерзаться в лёд, и всем своим видом показал, что готов послушно следовать за новым хозяином.
Идти было недалеко. Дом, где жил хозяин, находился не далее двухсот метров от помойки. Тихону много раз доводилось пробегать мимо зелёного деревянного забора, за которым виднелись ухоженные грядки и цветники, кусты смородины и крыжовника, старые раскидистые фруктовые деревья и стройные ряды молоденьких саженцев. А в глубине сада стоял низкий и длинный деревянный дом с резными наличниками на больших окнах и узорчатой резьбой вдоль края кровли, с просторным крытым крыльцом и кирпичной кухней-пристройкой с высокой трубой.
Они подошли к калитке; хозяин привстал на цыпочки и потянулся, чтобы откинуть спрятанный на обратной стороне, в верхней её части, запорный крючок. Калитка широко распахнулась, Тихон секунду помедлил и осторожно поставил переднюю лапу на землю, которую отныне ему предстояло считать своей, охранять и защищать.