Марта Леонидовна, да бог с вами! Какое расследование? Наш журнал мы даже не занимаемся политикой, редактор покраснел, нервно отхлебнул чай и, всё ещё смущаясь, поднял глаза на Марту, которая пристально смотрела на него.
Родион Петрович, тихо, но строго обратилась к нему Марта, давайте договоримся, она не успела высказать ему суть своей претензии, как главред перебил её.
Ладно, ладно. Но вы поймите меня, журнал чисто рекламный, мы редко поднимаем острые темы. Это в Москве Марк в своё время работал в «Московском комсомольце» и я понимал, что наш журнал просто трамплин для него. Вернее, денежная подушка. Вы сами понимаете, гонорары у нас не рядовые. Но я не хотел терять такого профи, удерживал его всеми силами, хотя и понимал, что ему, как настоящему журналисту, скучно у нас. Поэтому я не был удивлён, когда он позвонил и сказал, что улетает в Москву, я не против, я знаю, что с любой работой он справится Но он мне ничего не сказал. Зачем? Почему. Но дальше, ещё не понятней! Следующий звонок от него был из Минска! Для меня вопрос: что он забыл в Белоруссии?
Вы не думаете, что его поездка могла быть связана с семейством Логиновых?
Я сам мало что понимаю. Понимаете, Марк был таким человеком, таким журналистом, что я ему всецело доверял. Понимаете меня? Всецело! Это был ас в своём деле. Если он сказал: Я сделаю тебе сенсацию, значит, он её сделает. Хотя у нас какие сенсации, редактор нервно стал промокать пот со лба, понимаете, ему не надо было задавать лишних вопросов, он всё равно ничего не скажет, пока на сто процентов, понимаете?
Понимаю. Но всё же вы мне внятно объясните его редакционное задание.
Вы же знаете, у нас в одиннадцатом году, в декабре пройдут выборы депутатов Законодательного собрания. Но уже сейчас мы знакомим читателей с кандидатами. С матёрыми политиками и с совсем молодыми, перспективными. Вот ему и было поручено ознакомить читателей и жителей нашего города с одним из таких молодых, подающих большие надежды кандидатом. Как вы уже догадываетесь, это Логинов Владимир Петрович.
Да, задумчиво произнесла Марта, у которого папа «владелец заводов и пароходов».
Да, его отец очень влиятельный человек, опять замявшись, ответил редактор, но! Вы не подумайте о нём ничего такого. Он сам по себе очень перспективный молодой человек. Очень.
Могу я предположить, что статья заказная?
Ну, понимаете. Не совсем так.
И кто заказал статью?
Марта Леонидовна, вы уж так прямо.
Послушайте, у меня очень мало времени. Вы сами сказали, что у вас журнал больше рекламный, чем политический. Мне надо знать, а вы просто ответьте. Заказ был от сторонников Логинова или противников или
От старшего Логинова. Но он нам никаких спецзаданий, так скажем, не давал. Обыкновенный. Чисто рекламный очерк нового политика.
Значит, для чего Гаврилов летал в Москву, а потом в Минск, вы не знаете? Вы его туда не посылали.
Точно так. Я сам ничего не понял. Я ему позвонил, мне нужно было сверить с ним сроки выхода материала, а он мне говорит, что приеду, всё обговорим. Я его спрашиваю, откуда приедешь. Он мне ответил, что сейчас он в Минске. Говорит, привезу тебе бомбу. И пропал. Я ему несколько раз перезванивал, тишина. А потом мне сообщили, что Марка нашли убитым. Послушайте, может, ограбление?
Что ценного он мог взять с собой, спросила Марта и тут же вспомнила, что в описи вещей не значился дорогой фотоаппарат Марка.
У него всегда с собой был его дорожный кофр. Знаете, такая специальная сумка для аппаратуры. Там он держал всё своё богатство: диктофоны, фотоаппарат.
Попрощавшись, Марта вышла из издательства. Из машины она позвонила Тане и сообщила о кофре Марка.
Таня, передай Тиму, чтобы он в Пскове и местности вокруг нахождения трупа проверил ломбарды, скупки. Может, действительно ограбление и найдётся аппаратура Марка, сказала она, включив зажигание, пусть свяжется с местными оперативниками.
В наших с Марком отношениях мы исключили разговоры о своих делах. Пообещали, что не будем уговаривать друг друга бросить или поменять свою работу. Относиться терпимо к отлучкам, командировкам. И нам это условие помогло. Нам было интересно друг с другом и без лишних служебных подробностей. Но теперь я жалею об этом. Почему его потянуло в Минск. Всё же надо подробно узнать об этом кандидате, размышляла Марта, подъезжая к зданию морга.
Войдя в сквер перед нужным зданием, Марта остановилась. Её охватило странное чувство. Это было даже не чувство, а скорее страх. Она боялась увидеть Марка на морговском столе, накрытым тканью. Боялась увидеть его лицо, исковерканное выстрелом. Уже совсем чужое, другое, изменённое смертью тело. Боялась того, что теперь он будет всплывать в её памяти не жизнерадостным, вечно улыбающимся, с глазами то с вдумчивой грустинкой, а то хитринкой, как у школьника проказника, придумывающего новую забаву. Сейчас она пожалела, что не послала сюда Таню.
Марта присела на скамейку, облокотилась, закинув голову назад, и закрыла глаза. Перед её мысленным взором появился Марк. Он, как обычно, стоял у приоткрытого кухонного окна. В одной руке он держал небольшую стеклянную пепельницу, в другой сигарету, которую подносил ко рту и затягивал вредный дым в себя. Затягиваясь, он смотрел на Марту, чуть прищурив глаза, и весь этот вредный для здоровья процесс он проделывал так, что у Марты не хватало сил делать ему замечания и читать нотации на тему о вреде курения.
Почему-то эта вредная привычка делало его лицо ещё мужественнее, хотя она понимала, что это просто парадокс. Но отвести взгляд от любимого у неё не хватало сил. Если бы можно было заменить вредные составляющие сигарет на что-то полезное, то она смотрела бы на то, как он это делает постоянно. Она сама никогда не курила и поэтому не понимала, почему ей так нравится смотреть на то, как он держит сигарету в своей руке, как затягивается, выпускает дым и забавно щурит глаза. Это было так изящно и при этом так по-мужски.
Марту овеяло ветерком, как ей показалось, со слабым запахом сигарет, почему-то тех, которые курил Марк. Она наклонилась к коленям и прикрыла ладонями лицо.
Вдруг сигаретный дым дошёл до неё явственней. Она убрала ладони от лица и облокотилась на спинку скамейки. Перед ней стояла огромная махина в медицинском халате, держа в одной руке маленькую карманную пепельницу, в другой сигарету.
Виктор Иванович, это вы? спросила Марта, узнав судмедэксперта.
Я вот вышел на солнышке погреться, а тут смотрю, ты сидишь. Ты что, просто всплакнуть решила или загоняли тебя до слёз?
Решила тоже погреться на солнышке.
Ну да. А лучше места, чем у любимого морга, не нашлось. По чью душу сидишь?
У вас должен быть Марк Гаврилов.
Журналист, что ли? Жихарь присел рядом с Мартой.
Да.
Имеется такой. Я даже заключение уже нацарапал. Хочешь, расскажу?
Виктор Иванович, я вас так люблю.
Взаимно, детка. Значит, слушай. Стреляли в него. Зачем то два раза. И все в затылок. Поэтому ты понимаешь, что на выходе, скажем так, зрелище из малоприятных. Но что характерно. Вероятнее всего, он был знаком с убийцей, поэтому подпустил его так близко.
А ещё что-то есть?
А ещё есть всё. Печень на месте, почку тоже не вырезали.
Виктор Иванович, у Марты неожиданно появились слёзы, она потянулась за носовым платком, ну, вы умеете добить бедную женщину. Так скоро и я к вам попаду, тихо сказала она.
Ты это брось. Слушай, а чего это слёзы льёшь? Что случилось или по убиенному?
Марта лицом уткнулась в плечо Жихаря и разрыдалась, как не рыдала уже давно. Виктор Иванович обнял её и прижал к своей мощной груди.
Значит, по журналисту ревёшь?
Мы пожениться собирались.
Тогда поплачь. Тебе надо. А то, если хочешь, пошли ко мне, я тебе успокоительных налью. У меня настоящий армянский презент стоит. Раскупорим.
Я за рулём, сквозь слёзы ответила Марта.
А такси на что? Чего, хороший мужик был? Ну, понятно, ты бы о плохом не ревела. Так что, пойдём?
Не могу, не хочу я его видеть таким У него отец совсем старенький. Сестра. Как им сообщить? Они не переживут Марта опять заплакала.
Марта, Марта Я думал ты железная леди, а ты ещё и эмпат.
Что?
Ни что, а кто, тихо, успокаивающе говорил Жихарь, нормальное латинское слово, это человек с развитой способностью к сопереживанию эмоционального состояния другого человека.
Вы с моей Аськой сговорились? Она меня давно затюкала этим эмпатизмом.
Ладно, понял, посиди здесь.
Да я лучше посижу.
Посиди, а я сейчас вынесу тебе и заключение, и пульку, и журнал. Распишешься. Наслаждайся последним солнышком. И кончай реветь. Вот домой доберёшься и дай волю слезам, а потом успокоительного грамм так пятьдесят, можно и сто, и спать. Береги себя, Марточка. Это жизнь. А в жизни милая, смерть рядом с нами ходит. Только дай слабину почувствуешь её объятия.