Признание того или иного элемента материального мира предметом преступления зависит от его роли в механизме причинения вреда общественным отношениям, охраняемым уголовным законом, и сущности уголовно-правового запрета. При таком подходе к определению предмета преступления наркотики, психотропные и другие подобного рода потенциально опасные вещества могут выступать признаком объекта состава преступления. Имущество, используемое в качестве предмета взятки или подкупа, при любых обстоятельствах не является предметом преступления, а играет роль средства совершения деяния[57].
Наличие предметов, не находящихся в связи с объектом преступления, но признаваемых теорией уголовного права его предметом, привело к появлению новых нюансов в указанной концепции. Так, В.Я. Таций полагал необходимым наряду с предметом преступления выделять предмет преступного воздействия. В этом случае речь идет о трех видах предметов, имеющих уголовно-правовое значение: 1) предмете охраняемого общественного отношения; 2) предмете преступления; 3) предмете преступного воздействия. Под последним автор понимает «элемент охраняемого уголовным законом общественного отношения, который подвергается непосредственному преступному воздействию и которому, следовательно, в первую очередь причиняется ущерб»[58].
По мнению автора, таким предметом может быть субъект, социальная связь, а также предмет общественного отношения. Установление предмета преступного воздействия в каждом конкретном преступлении позволяет выяснить механизм причинения вреда его объекту, а также способствует установлению характера и размера последствий общественно опасного деяния[59]. Нетрудно заметить, что в этом случае В.Я. Таций, по сути, исходит из ранее рассмотренной концепции (предмет преступления любой элемент общественного отношения: субъект, предмет отношений и социальная связь, взаимные права и обязанности субъектов отношения), но при этом говорит не о предмете преступления, а о предмете преступного воздействия. При этом остается открытым существенный вопрос: в каком соотношении находятся предмет преступления и предмет преступного воздействия?
Очень близкой к приведенной точке зрения является позиция В.Н. Винокурова. Помимо предмета преступления, характеризующего его объект, он предлагает выделить предмет совершения преступления, каковым выступают «предметы материального мира и информация, создание и перемещение которых в пространстве характеризуют объективную сторону преступления они в отличие от орудий и средств совершения преступления непосредственно не воздействуют на потерпевшего»[60]. Предмет совершения преступления, по мнению автора, четко просматривается при анализе механизма причинения вреда в зависимости от сферы жизнедеятельности человека[61]. В подтверждение этого В.Н. Винокуров ссылается на С.В. Землюкова, который, исходя из определенной сферы материальной или нематериальной, выделяет типы воздействия на общественные отношения. В материальной сфере, как считает автор, преступление непосредственно посягает на материальные блага в процессе их производства, распределения или потребления либо путем выполнения такой же деятельности, но в запрещенных формах (создание, распространение, хранение опасных и вредных для общества продуктов, предметов, вещей, когда результаты преступления материализованы, овеществлены и в большинстве своем имеют стоимостную оценку).
В нематериальной сфере преступление может совершаться: во-первых, как посягательство на овеществленные духовные блага (ценности), символы, что приводит к их незаконному изъятию, уничтожению, повреждению; во-вторых, как производство, распространение вредного для общественного и индивидуального сознания продуктов духовной деятельности (сбыт порнографических материалов, призывы к террористической деятельности). Если первые представляют непосредственную опасность для материальных благ, телесной неприкосновенности, то вторые для духовной сферы человека[62].
На наш взгляд, указанный механизм причинения вреда не делает позицию В.Н. Винокурова более убедительной. Вред (преступное последствие, общественно опасное последствие), как известно, имеет двойственную природу: являясь признаком объективной стороны преступления, он находит отражение в его объекте (отсюда и его различный характер материальный или иной). При признании наличия предмета совершения преступления, по нашему мнению, теряется главное связь между ним и объектом, т. е. та связь, которая канализирует воздействие на указанный элемент состава преступления. Таким образом, нет ни социальных, ни правовых, ни каких-либо иных оснований для выделения предмета совершения преступления и отнесения его к признакам объективной стороны преступления.
На наш взгляд, указанный механизм причинения вреда не делает позицию В.Н. Винокурова более убедительной. Вред (преступное последствие, общественно опасное последствие), как известно, имеет двойственную природу: являясь признаком объективной стороны преступления, он находит отражение в его объекте (отсюда и его различный характер материальный или иной). При признании наличия предмета совершения преступления, по нашему мнению, теряется главное связь между ним и объектом, т. е. та связь, которая канализирует воздействие на указанный элемент состава преступления. Таким образом, нет ни социальных, ни правовых, ни каких-либо иных оснований для выделения предмета совершения преступления и отнесения его к признакам объективной стороны преступления.
В теории уголовного права сложились две научные позиции, в соответствии с которыми, во-первых, преступления могут быть как предметными, так и беспредметными; во-вторых, беспредметных преступлений нет и быть не может.
В целом существование беспредметных преступлений Н.И. Коржанский объяснял следующим образом: «Признавать предметом преступления действия, идеальные вещи и интересы нет оснований, поскольку на них не может быть оказано непосредственное воздействие»[63]. А.В. Наумов указывает, что «предмет присутствует не в каждом преступлении Не имеют предмета преступления такие преступления, как изнасилование, оскорбление, дезертирство»[64].
Не соглашаясь с этим, В.С. Прохоров пишет: «При изнасиловании предметом преступления, нужно полагать, будет половая свобода женщины, подвергшейся насилию; при оскорблении достоинство человека»[65]. Вряд ли с позицией автора можно согласиться, приведенные им примеры предметов преступления в указанных посягательствах, на наш взгляд, выступают их объектом. Вероятно, такая подмена обусловлена тем, что В.С. Прохоров иначе, чем большинство авторов, представляет механизм причинения вреда объекту преступления. Критикуя высказывание Т.В. Бушуевой о том, что, «воздействуя на предмет, преступник нарушает или пытается нарушить общественные отношения»[66], он пишет: «напротив, и это главное, механизм посягательства таков, что, нарушая общественные отношения, преступник воздействует или пытается воздействовать на предмет преступления»[67]. Такой путь нарушения объекта преступления вызывает сомнение хотя бы потому, что общественные отношения как таковые неосязаемы; как системное образование они не могут быть нарушены в целом, повреждаются при воздействии на какой-то его элемент.
Е.А. Сухарев и А.Д. Горбуза полагают, что деянием разрушается предмет преступления, а общественные отношения остаются неизменными. По их мнению, «естественные предметы и явления, а также люди преходящи, они появляются, включаются в существующую систему общественных отношений и выбывают из нее. Сама же система общественных отношений стабильна по отношению к ним, не может быть изменена в результате противоправных действий отдельных лиц»[68]