Матвей вошел на кухню.
Представляешь, Сенька слился. Сказал, что на пик не полетит. Похоже, заочковал, Матвей некрасиво осклабился. Но ты-то не подведешь, а? Ты ведь с нами?
Он попытался приобнять жену, но та отстранилась и очень тихо, глядя прямо ему в глаза, проговорила:
Ты слышал, что я сказала? Я беременна.
Матвей непонимающе уставился на нее, несколько минут молчал, словно обдумывая услышанное, а потом спросил:
И что ты собираешься делать?
Алине показалось, что пропасть разверзлась у нее под ногами, и она летит вниз, не имея никакой возможности остановить падение. Сердце бешено билось в груди, и его удары колоколом гремели в голове. Она медленно встала со стула и, выделяя каждое слово, произнесла:
Что я собираюсь делать?
Ну да, муж, казалось, вовсе не заметил изменившегося лица жены. Это же твоя проблема.
Алине вдруг стало нечем дышать. Она несколько раз открыла и закрыла рот, пытаясь сделать глубокий вдох. Наверное, если бы он ударил её, она не испытала бы такого потрясения.
Наш ребенок это моя проблема? сдавленно произнесла она. Я правильно тебя понимаю?
Я сразу тебе сказал, что не хочу детей, спокойно попивая остывший кофе, сказал Матвей. Мы договаривались, или ты уже забыла?
Девушка подумала, что она попала в какой-то дурной сон, от которого никак не может проснуться.
То, что ты залетела, это твоя проблема, вставая из-за стола, сказал Матвей. Я пошёл к ребятам. Вечером вернусь.
Легкий стук закрывающейся двери показался Алине грохотом обрушившегося ей на голову неба. Она стояла на руинах своей жизни и никак не могла понять, что делать дальше. Руки тряслись так, что чашка выскользнула из них и, ударившись о плитки пола, разлетелась на сотни маленьких кусочков. «Прямо как моя жизнь», в каком-то оцепенении подумала Алина. Она вышла за дверь и слепо побрела куда-то. Куда и зачем, она и сама не знала. Просто почувствовала, что должна идти. Только не стоять на месте и уж тем более не находиться в доме, где, как ей казалось, она была так счастлива. Или она просто сойдет с ума.
Алина вышла на улицу. Ветер зло бросил хлопья снега прямо ей в лицо, и она закашлялась.
Этого не может быть, потому что не может быть никогда, прошептала она. И вдруг, словно внутри что-то прорвалось, из глаз хлынули отчаянные слезы, и девушка, сорвавшись с места, побежала, не разбирая дороги. Ей было совершенно всё равно, что она в лёгкой домашней пижаме и резиновых тапочках, а на улице самый разгар зимы и ужасная метель. Боль и отчаяние гнали её вперёд. Внезапно она поскользнулась. Нелепо размахивая руками, попыталась удержаться от падения и выскочила на проезжую часть. Раздался резкий визг тормозов, а потом наступила темнота
Часть 2
Сознание возвращалось толчками. Алине грезилось, что она на лесной лужайке, залитой ярким полуденным солнцем. Ветер мягко шелестел кроной деревьев, солнечные лучи струились сквозь стволы, отражаясь бликами в небольшом озерце, расположенном прямо посередине лужайки. Алина стояла по пояс в воде и пыталась выйти на берег, но почему-то не могла. Она старалась сделать хотя бы один шаг, но зеркальная вода держала ее крепко. Так крепко, что девушка не чувствовала своих ног. Снова и снова она пробовала вырваться, и каждый раз терпела неудачу. А около уха назойливо звенели голоса. Один принадлежал, по-видимому, пожилому усталому мужчине, а другой был смутно знакомым. Очень похожий на мамин, но какой-то визгливый и срывающийся. Они доставляли девушке сильный дискомфорт, отвлекая от попыток выбраться из озера.
Повреждения слишком серьезны, говорил усталый мужской голос. Вы же понимаете, что травмы позвоночника всегда представляют огромную опасность. А в случае, если повреждён спинной мозг
То есть она никогда не сможет ходить? голос, так похожий на мамин, сорвался до оглушающих децибелов. Алина поморщилась. Зачем же так громко? И что значит: «не сможет ходить»? Ерунда какая-то. Надо просто ещё раз попробовать, и уж тогда у неё все получится. Девушка напрягла все свои силы, но на неё снова обрушилась темнота.
Тоннель был бесконечным. Алина стремилась на свет, который видела вдалеке, но не могла сделать ни шага. Тело от пояса вниз и ноги были скрыты густым белым туманом, настолько вязким, что он удерживал плотно увязшую в нем девушку, как паутина муху. Алину повеселило это сравнение. Она перевела дух и устремилась вперёд. В вязком мареве плыли голоса.
Тоннель был бесконечным. Алина стремилась на свет, который видела вдалеке, но не могла сделать ни шага. Тело от пояса вниз и ноги были скрыты густым белым туманом, настолько вязким, что он удерживал плотно увязшую в нем девушку, как паутина муху. Алину повеселило это сравнение. Она перевела дух и устремилась вперёд. В вязком мареве плыли голоса.
Это ты во всем виноват! кажется, это Янка.
А не пойти бы тебе подальше, злой голос, несомненно, принадлежал Матвею.
Я думаю, что это ты пойдешь по известному маршруту, прошипела Янка. Сколько раз тебя предупреждали, нечего её с собой таскать.
Она не на горе упала, огрызнулся Матвей. А на дорогу выскочила.
А мне интересно, как и почему она оказалась на дороге, да ещё и в одной пижаме, казалось, Янка была готова вцепиться мужчине в лицо.
Алину позабавила эта перепалка. Она представила свою маленькую подругу, этаким нахохлившимся воробьем нападавшую на гигантского чёрного ворона, который одним ударом своего острого клюва мог выбить дух из мелкой птички. «Какая ерунда лезет в голову в этом тумане», устало подумала девушка, снова проваливаясь в темноту.
Доктор, неужели ничего нельзя сделать? снова и снова спрашивала Тамара Петровна, сидя рядом с кроватью дочери и держа ее за руку. Алина, бледная, как простыня, на которой она лежала, постепенно приходила в себя, и мама хотела, чтобы первой, кого она увидит, была она.
Я ведь вам всё уже объяснил, ответил Алексей Васильевич. Позвоночник повреждён на уровне Т12 позвонка. И это значит, что ваша дочь будет парализована ниже этого уровня.
Боже мой, прошептала Тамара Петровна, на миг закрывая лицо руками. Какой ужас! Она же ещё так молода! И ребёнок, тут женщина не выдержала и залилась слезами. Алексей Васильевич протянул ей бумажную салфетку и затем молча стоял рядом, ожидая, когда она успокоится.
Спасибо, прошептала мама Алины, промокая глаза салфеткой.
Пожалуйста, выслушайте меня, присаживаясь рядом с женщиной, произнес врач. Я понимаю, насколько для вас это тяжелая ситуация. Но посмотрите на неё глазами Алины. Её жизнь теперь изменится полностью. Она не только потеряла ребёнка, что само по себе уже большое горе. Она потеряла возможность его иметь и в дальнейшем. Мало того, она никогда не сможет ходить. Когда ваша дочь придёт в себя, вам надо быть очень сильной, чтобы помочь ей пережить все эти потери и снова обрести опору в жизни. Заново найти себя. Ей будет стократ тяжелее. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь. Тем более, что её сознание уже возвращается. Она не должна видеть вас в слезах.
Я всё понимаю, Алексей Васильевич, прошептала женщина. Просто мне иногда кажется, что это кошмарный сон, от которого я никак не могу проснуться.
К сожалению, это ваша новая реальность. И чем быстрее вы её примете, тем быстрее сможете помочь Алине сделать то же самое.
Доктор видел, каких усилий стоило женщине взять себя в руки. Её единственная дочь, её радость и гордость, красавица и спортсменка, подававшая такие надежды, вдруг волею слепого случая была выброшена из океана жизни на берег, на котором ей ещё только предстояло научиться жить. Тамара Петровна ополоснула лицо, смывая остатки слез, подсела поближе к Алине, взяла её за руку и тихо произнесла:
Всё будет хорошо, девочка моя. Вот увидишь, все будет просто замечательно. Я уверена, у тебя всё получится. А я буду рядом.
На миг её губы дрогнули, но женщина сумела справиться со своими чувствами. Она посмотрела на Алексея Васильевича, и тот чуть заметно кивнул ей.
Алина с трудом открывала глаза. Яркий свет ослеплял, а веки весили будто по тонне каждое. Девушке казалось, что она на лодке, потому что то, на чём она лежала, словно непрестанно качалось, вызывая в теле ощущение невесомости. Она не чувствовала ничего, кроме свинцово-тяжёлых век. И ещё дикое желание снова уплыть в темноту. Но назойливый голос всё твердил и твердил ей в ухо:
Алина, просыпайся, открывай глаза.
Над кроватью склонилось чьё-то лицо, которое пока выглядело расплывшимся пятном. Алина слышала писк аппаратуры, шарканье чьих-то ног, далёкие голоса, даже приглушенный смех, но пока не могла осознать, где она находится. Память услужливо помалкивала, скрывая от неё подробности последнего события, и Алина позволила темноте снова затянуть себя. Но опять и опять раздавался этот невыносимый голос, призывавший её обратно. Пришлось сделать над собой усилие и раскрыть глаза.