Резко спустившись, он почувствовал легкое головокружение и его повело в сторону. Благо паренек успел облокотиться о лестницу. Одной ногой пытаясь нацепить тапок, представляющий из себя деревянный блин овальной формы, к которому со стороны пальцев, была приделана веревка, для обхвата стопы, он никак не мог угодить «в цель». Одновременно с этим, мышонок принялся надевать на себя свою одежу, состоящую из простой безрукавки с капюшоном, сшитой из мешковины, темно-зеленоватого цвета.
Наконец ему удалось нацепить одну тапочку. Но тут он вспомнил, что забыл надеть штаны и потянулся за ними. Они лежали рядышком, на небольшом столике, что примыкал к кровати. Не считая шкафа, что располагался в другом конце комнаты, около двери, да двухъярусной кровати они были здесь единственной мебелью.
Не с первого раза пареньку удалось нацепить на себя коротенькие штанишки, что спускались до колен и были сшиты из двух одинаковых половинок полушерстяной материи, коричневого оттенка. Они были на резинке, что весьма устраивало мышонка, так как это освобождало его от хлопот по завязыванию и развязыванию узлов.
Закончив одеваться и наконец отыскав второй тапок под кроватью, он направился к двери, которую, из-за того, что отсырела, пришлось приподнять и толкнуть всем телом от себя. Затем мышонок вошел во вторую комнату, побольше первой. Она одновременно служила залом, спальней родителей и кухней. Длинной комната была не более десяти шагов в ширину и семи в длину. Но несмотря на тесноту, все жители этого домика уже привыкли, и не особо обращали внимание на подобную мелочь.
Большую часть помещения занимала двухместная кровать, которая являлась также и шкафом, ибо лежанка откидывалась, как книжка и внутрь складывались вещи.
Доброе утро, мам! проговорил мышонок, направляясь к чуть покосившемуся столу, что стоял возле единственного в помещении небольшого окна, у второй двери, ведущей на улицу.
Она была той же формы и размеров, что и межкомнатная.
Доброе утро, сынок! приветливо встретила его серая мышка, средних лет, наделенная мягким заботливым взглядом бирюзовых глаз.
Мама была одета в простое до пола платье из грубой материи, с длинными рукавами и небольшим пояском. Поверх плечиков была накинута шерстяная накидка. На ногах красовались теплые вязанные носочки до уровня колен отлично согревающие ступни в столь студеном помещении, пол в котором был застлан сухой травой, а стены, как и потолок, состояли из земли.
Закончив складывать вещи в шкаф, она направилась к другому столу поменьше. Всё место на нем занимала металлическая плитка, к которой из стены вела одна труба, по которой под давлением подавался горячий пар в дома простых мышей. На ней варили и готовили еду.
Взяв небольшую тарелку с деревянной небольшой навесной полки, что располагалась в сторонке от плитки, мама зачерпнула половником из кастрюли еды и налила в глиняную тарелку. Затем положила половник обратно в кастрюлю, что грелась на плитке до нужной температуры, благодаря горячему пару, подача которого регулировалась рычажком на плитке.
Травяной суп!? принюхавшись тихо сказал мышонок, присаживаясь на единственный здесь табурет.
Как только тарелка с едой оказалась подле него он, немного поведя носом, зачерпнул ложку и поднес ко рту.
А хлеба нету?
Прости сынок, Зерна осталось совсем чуть-чуть. А до папиной зарплаты еще так долго присела на уголок кровати мама.
Валютой для расчета, оплаты за труд и продукты питания в Эйринии являлись натуральные высушенные зерна злаковых. Так как плодородные поля для их выращивания можно было сосчитать по пальцам, то и Зерна на всех не хватало. Отсюда и бедственное положение обычных мышей, голод и множество смертей на почте безвыходности своей жалкой жизни.
Понимая, что тут ничего не поделаешь, мышонок тяжело вздохнул и принялся, не разжевывая хлебать зеленоватую жижу, проглатывая не разварившуюся траву.
Папа уже ушел?
Да!
А Лик?
Тоже, тяжело вздохнула мышка, при упоминании о старшем сыне.
Ничего, вот устроюсь на работу станет легче! тихо прошептал паренек, в чьих глазах читалась бездонная грусть и некая тревога, не за себя, а за тех, кого любил и о ком поклялся заботиться.
Проглотив последнюю ложку супа, он поспешил к самому дальнему углу комнаты, где стояла небольшая раковина, с подведенной к ней трубой, из которой брали проточную воду. Сливом служило ведро, что находилось под раковиной.
Проглотив последнюю ложку супа, он поспешил к самому дальнему углу комнаты, где стояла небольшая раковина, с подведенной к ней трубой, из которой брали проточную воду. Сливом служило ведро, что находилось под раковиной.
Сегодня, у тебя последний день?
Да.
Сынок, остановила его мать, когда мышонок, помыв тарелку, собирался уйти.
Да, мама!?
Пик, целый месяц уже прошел, а на Бирже так ничего и не появилось?
По профессии ничего нет, пряча глаза от матери отвечал мышонок.
Пик, милый, мы отдали немало Зерна, чтобы дать тебе хорошее образование и поставить на учет в Биржу Труда
Я знаю мама! вежливо перебил её сын, прекрасно понимая, к чему она ведет. С самого раннего детства я поставил перед собой цель, что окончу начальную и среднюю школу И вот теперь после трех с половиной лет учебы, мне удалось выполнить это обещание крайне воодушевлённо произнес мышонок.
Ты и вправду молодец, сынок! Постарайся устроиться на работу, все-таки тебе уже четыре с половиной года. Возраст, когда многие дети вступают во взрослую жизнь, не стала поднимать больную тему мышка.
Хорошо, кротко ответил Пик, который не раз уже слышал подобные речи от родителей, и прекрасно сам понимал, что к чему.
Устремив на неё взор, полный благодарности за всю ту помощь и поддержку, которой она одаривала его на протяжении всех этих тяжелых лет учебы, он встретил теплый, нежный, заботливый, и в то же время такой грустный взгляд матери, заставивший невольно ком в горле проглотить.
Его сердце сжалось от боли и сожаления за то, что заставил маму лишний раз сопереживать за его неудачи. Потерев шею и сжав ладони в кулачки, Пик сказал:
Не уйду от них, пока мне что-нибудь не отыщут! приободрил сам себя паренек, и позволив маме поцеловать себя в лобик, направился к выходу.
Пик, на улице грязно! вслед ему сказала мама.
Мышонок остановился и опустил взгляд на ноги. Увидев на них домашние тапочки, он быстро скинул их и нацепил великовозрастные резиновые сапоги, которые доходили ему до колен.
Удачи сынок! прикрыла за ним дверь заботливая мама.
Спасибо, ответил ей через дверь Пик и снова тяжело вздохнул.
II Пригород
Чуть отойдя от двери, он обернулся на возвышающие домики земляные норки других мышей. Весь холм снизу доверху был заполнен подобными жилищами, что располагались «лесенкой». Они походили на серые комья земли с дверцами, ведущими невесть куда.
Бросив взгляд вдоль небольшой тропинки, что вела вперед, он увидел всё тот же удручающий холодный вид норок с деревянными, прогнившими дверцами и плоскими крышами из обожжённой земли. И всё это на фоне чернеющих скал, что возвышались над всей долиной, окружающих её с запада на восток полумесяцем. В центре которой и находился дом мышонка Пика.
Не выдержав долго лицезреть столь прискорбный пейзаж, пусть и при свете солнечного света, но без единого листочка и травинки, Пик направился по тропинке вниз. Она вела к большой дороге, что была уже изрядно истоптанной, грязной, вся в следах, прошедших ранним утром на работу мышей. Вскоре тропа, по которой зашагал мышонок, слилась с куда более широкой, но всё такой же грязной и разбитой земляной дорогой, ведущей прямиком в город.
Дорога была одна и мышонку пришлось сбавить скорость и слиться с монотонной серой толпой, шедших на работу мышей. На лицах прохожих читалась полная отрешенность, а в глазах уже давно угас всякий огонек жизнелюбия и радости.
Вскоре горы, остались позади. И взору мышонка стал постепенно открываться величественный вид на город Эхтер промышленный центр всей Эйринии. Пик, хоть и видел его не впервой, забыл про всё, и вся, и не мог оторвать взгляда.
Первое, что сразу бросалось в глаза каждому, кто отправлялся в Город, были величественные, мощные по своей нерушимости и размерам, вселяющие страх и трепет Крепостные Стены. В Эпоху расцвета промышленности они потеряли своё прямое назначение. Уже многие годы не видели они копий врагов, но при этом не обветшали, так как были воздвигнуты на века.
Высотою стены были не меньше горы, с которой мышонок спустился. Они были изготовлены из серого гранита, а швы между камнями, разных размеров и форм, были заполнены белым цементом.
По мере приближения к городу, городские стены становились всё выше, словно надвигаясь на тех, кто держал свой путь к нему, тем самым делая ощущение своей незначительности в этом суровом Мире куда более явственной.