Ангел целующий. Сборник - Римид Нигачрок 5 стр.

За вашими прекрасными речами
Мои слова теряются из вида,
И перезвон церквей мерещится ночами,
И чей-то голос слышится с обидой.
Я вижу в вас уверенных и смелых,
А нынче вас мне слушать расхотелось.

А нынче мне, объятым тишиной,
Такой, чтобы оглохнуть ненароком,
Картиной восхищаться бы одной:
Могучим деревом в пустыне, одиноко
В тени под кроной виден чей-то силуэт,
В полупрозрачное блестящее одет.

Как вы ушли, когда, я не заметил,
Как в кресло кот уляжется напротив,
Луною комнату полночную осветит,
Тогда пойму, вы скоро не придете,
Чтобы увлечь высокими речами,
Как пожимали вы обиженно плечами,

Как висла пауза, и скрещенные руки
Вам мне перечить строго запрещали,
И я молчал, и нервных пальцев стуки
Сдержать не мог от злости и печали
Как вы ушли, а были вы? забылось,
Журнальный стол и чашка с чаем стылым

Все то, что перевел на явственный язык
Ничтожества великого и глупости мудро,
Созвучно мыслям с духом древних книг,
Упругий стержень звука, втиснутый в ядро,
С кем поделиться счастьем и любовью?
Хотелось мне единственно с тобою.

Кричу в пустыне, смешанный с толпою,
Молчу, чтоб распыляться красноречьем
В надежде душу смертью успокоить,
Ресурсы: дар богов, ломающие плечи.
Я дух легко ранимый нес к тебе одной,
Но ослеплен холодной долгой тьмой.

Все то, что удалось мне высечь из души,
Зерно надежды в центре притяженья
Огня богатства, на земле твоей  гроши,
Где дух любви столкнулся с униженьем.
Разбитый в кровь о камень, стекла острые,
Я раны врачевать выискиваю остров

Удар, наотмашь нанесенный
Случайным критиком, смертелен:
С душой, расстроенной, неделю
Он полумертвый, полусонный.

Фальшивят чувства отрицанья
Поэта в скромном облаченье:
Потом, потом стихи оценят,
Когда его в живых не станет.

Но совесть явственна и колка:
«Не сам ли ты хулил поэта,
И отрицал его при этом,
Не склеить в целое осколки.

Не в адрес твой гремят овации,
И к похвалам ты осторожен,
Не для защиты точишь ножик,
За честь поэта чтобы драться.

Чтоб уклониться от удара,
Наносишь сам удар смертельный
Отсечь от плоти дух отдельно;
Не зазвучит без струн гитара.

С душой ранимой, угнетенной
Родился ты не в наказанье,
Пусть не крещен под образами,
Поэт в тебе живет с пеленок.

Присел на трон из толстых бревен,
Но оказался с пнем он вровень,
Престол просел холма в глубины,
Сгнил верх, а низ покрылся тиной.
Всяк здесь сидящий след оставил,
Крепил он власть, стремился к славе.

Туман развеял теплый ветер,
Заросший мхом открылся камень,
Что троном был он, кто приметит,
Его ступеньки скрыты в яме,
Из плиток мраморных площадка,
Её крушили лбы и терли пятки.

В ногах унять пришлось усталость
На крепком пне с могучим корнем,
Прошло здесь путников немало,
И мой черед пройти сегодня,
Хвоя ковром вокруг желтела,
Прилипла к шляпкам грибов белых.

Игрушки ветра: сор, бумажки,
Пакеты, перышки, пылинки,
Окурки, дохлые букашки,
Журналов глянцевых картинки.

Как ветер вволю веселится!..
Шумит листвой и пылью крутит,
Струей подхватит в небе птицу,
Подбросит вверх засохший прутик.

Вдруг налетит из подворотни,
Сломает зонт, сорвет бейсболку,
И листьев желтых гонит сотни,
И тряпку рвет с сучка без толку.

Затихнет, спрячется в бурьяне,
Не шелохнется и листочек,
И вдруг стеною мягкой встанет,
Тебя обнять, как друга хочет.

Порывом дым по травам стелет,
Сбивая пламя, искры бросит,
И вот затих вдруг еле-еле
Качает трав сухих колосья

И до меня доходит очередь,
Не выстрел в цель из автомата:
В руках у внука его дочери,
Недомоганье в радость спрятать,
Что к деду «пра» само пристало,
На час забыта и усталость.

Нахмурить брови над малюткой,
Пощекотать усами щечки,
Перекрестить от сглаза грудку:
Ну, подрастай скорее, дочка!
И до меня доходит: старый,
Твой век закатится не даром.

И до меня доходит очередь,
Не выстрел в цель из автомата:
В руках у внука его дочери,
Недомоганье в радость спрятать,
Что к деду «пра» само пристало,
На час забыта и усталость.

Нахмурить брови над малюткой,
Пощекотать усами щечки,
Перекрестить от сглаза грудку:
Ну, подрастай скорее, дочка!
И до меня доходит: старый,
Твой век закатится не даром.

Прорвись само, давно бы гной истек,
Но кожа раны сделалась коростой,
В себе, не ведая, он боли приберег,
Чтобы колоть упрека пикой острой
Вины с обид неявственных причин,
Что плети бросили, скучая, палачи.

Казнить себя, не зная приговора,
Нелепая жестокость обреченных,
Так слабых переваривает город,
Так мстит обидчикам прощенный
За снисходительность усмешки,
Что он  непроходная пешка.

Злость гноем все-таки прорвется,
Когда удар направлен в рану,
Он драться станет как придется,
Бесстрашно схватится с тираном
За честь, за право быть казненным
Самим собой, как обреченный

Прослыть страдальцем роковым,
К себе отпустит щедро жалось,
Чтоб вызвать слёзы у вдовы,
За что его, мол, обижала
В плену у чувств своих бредовых,
Он как в темнице цепью скован,

Площадной казни ждет отсрочки,
И в мышцах страхи уплотнились:
Так знай же, ты рожден в сорочке,
Нет под коростой раны с гнилью,
И цепи нет с темницей вместе,
Вины есть совесть слепой мести.

Что в коконе дня?
Горький сок на разрезе,
Запах гари до рези
Глаз, и след от огня,
Мелочь мыслей крупа,
Что на краски скупа,

Рассеченная ночь
На кусочки, куски,
Маски грубой мазки,
Роль речей бестолочь,
Холод, жар тела, ног,
Спал, к утру изнемог.

В гору камень волок,
В норку червем заполз,
Жижей слякотной пол
Превратился в поток
Утро свежесть бодра,
Солнце яркого бра.

Прост, как крест, ритуал,
Бить поклоны привык
Телом юным старик,
Щеткой драить оскал,
Чая пить кипяток
И позавтракать впрок.

День-деньской суета,
Угол пятый найти,
Утомленный к пяти,
В позе дремлет кота,
А потом  на мороз,
Полчаса и замерз.

Брешет в кухне экран,
Крик и смех ребятни,
И нужны, и помеха они,
Дед и друг им, тиран
Кокон дня завершен,
Червю-бабочке сон.

Осыпалось и выдохлось,
Остов ствола нагого,
Ковер сухого слова
И лик корявый идола,
В глазах якута щелки,
Залысина и челка.

Нет, не портрета старца
Художник кистью мажет,
И не предзимье даже 
Души пустое царство
Осыпалось и сгнило:
В надежде истомилось.

Слова трухляво ломки,
Пока лежат, красивые,
Кто без причин счастливый,
Забрел сюда с котомкой,
Ему идти дорогой
И к черту, или к богу

Приятно одинаково,
И день, и ночь, и утро
Не замечает будто,
Иваном звать и Яковом,
Безродный, бесфамильный
Идет дорогой пыльной,

По валунам, кореньям
С душою нараспашку,
Не говорит, что тяжко,
Что боль и резь в коленях,
Он тень от тени серой,
Доволен всем без меры.

Сюрреализм художника:
Расслабленный мечтатель,
Умом силен, не спятил,
Он запах после дождика,
И голый, и бесстыжий,
Гордится, что обижен.

Портрет с виденья копия,
Рисунок слепой, беглый,
Зеленый цвет у снега,
Растает, в раз потопит,
Крутая пропасть-осыпь,
Корней сосновых косы.

И дух глуши таёжной,
На пень присел, вздыхает:
Гроза прошла лихая,
На солнце греться можно
Осыпаться пришлось
Песком икринок в горсть.

Отраженный, я ли тенью
Для него безвестный в плоти,
Он  сердечное биенье,
Безотчетной мысли против,
Если я ему перечу,
Давит чувственно на плечи.

Не раздвоенность сеченьем,
И не слитность в одном теле,
С правом он на воскресенье,
Мою плоть в муку измелят,
Разум пуст без оболочки,
Без сознанья стянут в точку.

Отраженный не зеркальный,
Мы не братья-близнецы,
Он практичный, я фатальный,
Одна мать, но не отцы 
С небом твердь в соединенье,
Вечность, сжатая в мгновенье.

Он неспешен и беспечен,
Я во власти страсти чувств,
В нем сошлись противоречья,
Как огня с водой союз,
Что в душе кипящий ад,
Я греховен, он же свят.

Отраженный он реален,
Я же в теле временщик,
Его дом родной в астрале,
Моя жизнь длинною в миг,
Но я знаю боль и радость,
Знаю, смерть со мною рядом,

Оттого и жизнь милее,
И печаль с тоскою в радость,
Как невзгоды одолею,
Окажусь я с ним не рядом,
Он и я  мы не разлучные,
Как источник света  лучик.