Боги Иторы
Роман Корнеев
Однажды мир перестанет помнить о тебе, мой малыш, так пойми же это сейчас, и на всю жизнь оставь себе право делать лишь светлые, добрые открытия.
Это Лоресса, «Сон древ твоих»
© Роман Корнеев, 2022
Северное нагорье узким клином врубалось меж чёрных ледовых торосов до самого горизонта. Появись здесь шальной путник, он смог бы подивиться свирепой красоте этих мест, где яростный ветер выдувал свои фиоритуры в расщелинах скал, с которых спускались вниз к самым волнам диковинные голубые языки ледяных водопадов. Но хотя тёплые морские воды и делали этот край Иторы не таким уж суровым, голые заснеженные скалы оставались практически неприступными, разве что какая морская птица могла добраться сюда, таская мелкую рыбёшку собственным птенцам, остальная живность тут не покидала водной глади, предпочитая её относительную теплоту промораживающему тебя до костей ветру.
Даже северный народ, год за годом вытесняемый воинственными харудами всё дальше на восток, не сумел здесь обосноваться, хотя его привычку к выживанию в долгой ночи ледяной тундры было непросто превозмочь иным, более теплолюбивым расам. Нагорье оставалось безжизненным царством, последним островком того, что представляла собой Итора когда-то давно, до пришествия первых своих детей.
Пустая, безмерно красивая, безумно пугающая всякого, кому хватит умения разглядеть хоть толику её секретов.
Двоим путникам такового умения было не занимать. Взгляни в их чужинские зрачки, поразись их пугающей глубине, перебори свой страх иного. Они знали, что тут ищут.
Эти двое не обращали внимания на неприветливую встречу непогоды, они продолжали с завидным упорством преодолевать ледопад за ледопадом, торос за торосом, прокладывая свою тропу через чёрные расщелины, в обход отполированных ветром до стеклянного блеска скальных выступов. На север, туда, куда их вёл неведомый зов.
Двое были чужими по эту сторону Океана, подобных им уж много кругов не знавала Средина, но куда невозможнее выглядел сам их случайный союз, кажется, повстречавшись в любом другом уголке Иторы Многоликой, они бы и сами не поверили в вероятность такого события.
Один больше походил на искалеченную бескрылую птицу, закутанную в какие-то изорванные тряпки, обрывки шкур, из которых торчал кривой роговой клюв-рострум, его дыхание сипело и производило ощущение предсмертной горячки, однако Кзарра торила свой путь, а странствие чужинца всё так же продолжалось, хотя тот даже почти ничего не ел и только жадно пил на привалах талый снег из своего волшебного самогреющегося котелка.
Второй был не менее чуден для этих мест, он походил на гигантского бронзового жука полтора локтя в холке, этот вполне себе находил пропитание даже в этих скалах какие-то обрывки мхов и лишайников, ему в пищу шло что попало. Он вообще не очень походил на разумное существо, однако не стоило недооценивать его способности, он не только живо реагировал на шипение своего спутника, но и по возможности помогал странной нелетающей птице преодолевать очередные препятствия на их долгом пути. Для общения он использовал какую-то смесь скрежета и прищёлкивания, впрочем, спутник его прекрасно понимал.
Т-сы ув-с-верен, что с-с-искомое вс-сего в двух днях п-с-пути?
Каждый звук давался птице с трудом, шипение и сипение, переходящее в кашель, прерывало каждое первое слово, так может звучать продырявленный бурдюк иного варварского музыкального инструмента.
Скрежет и треск в ответ.
Птицу снова передёрнуло, она попыталась поглубже укутаться в свои тряпки, но толку от того было мало, её продолжало колотить.
Нс-с-не бе-спокойся, я б-с-с-буду в поряд-с-ке. Т-с-ам долж-шна быть пеш-щера. Тс-сёплая. Зяляжеш-с-себе в с-спячку.
Короткий треск.
А я так п-с-с-одожду. У ог-с-онька.
Их долгий путь скоро должен был завершиться.
Больше всего во всём этом затянувшемся походе обоих выводил из себя (если жука вообще что-то могло вывести из себя, вернее можно было поименовать эту эмоцию как беспокойство от крайней бессмысленности происходящего) сам факт того, что им пришлось двигаться именно сюда, на самый север материка Средины, как его именовали эгоцентричные по своей природе люди, почти не знающие чужих земель. Почему на огромных просторах Матери-Иторы именно сюда привели их долгие поиски? На то не было разумного ответа.
Случай, простой случай.
Или же нет.
По этому поводу жук не раз делился на недолгих привалах собственными соображениями мол, именно юной расе людей, дружно подавшихся после Пришествия и Раскола в жуткую ересь своих безумных Богов, по вящей благодати Иторы дарован шанс узреть грядущее Обретение.
На это у его сипящего спутника тоже были мысли, но ими он делиться не спешил. Преодолеть барьер пытались многие. Великие, древние, могучие, мудрые. Не удавалось покуда никому. Итора оставалась вместилищем без выхода, ретортой, плавильным тиглем, сосудом добра и зла, который ничему и никому не позволял покинуть собственное горнило. Итора Безвыходная, как именовали её летящие.
Как не имела она и голоса, чтобы говорить со своими детьми. Приходилось довольствоваться смутными знамениями, грозными предзнаменованиями, отголосками легенд и загадками мёртвых святилищ. Сами люди некогда были таким знамением. Их появление. И грозный рокот Раскола. И последовавшее за ним закрытие Устья.
Но Древние умели ждать. И однажды они дождались.
Осталось добраться до вожделенного тайного убежища, куда должен шагнуть первый истинный гость-из-за-барьера. Первое существо, которое ступит на твердь Иторы Многоликой, но не будет при этом Её очередным сыном, и этим изменит всё навеки. Потому что сказано только с ним Она будет говорить как с равным.
А значит, они обязательно должны найти это место раньше Врага.
Двое снова тронулись в путь.
Кто-то сказал пути Иторы неисповедимы.
Однако детям Её должно пройти те пути согласно Её собственной непреклонной воле.
Пролог. Рабы Иторы
Сонтис был вторым по величине портом Царства, и морские пути со всех людских портов Закатного берега пересекались у его белых стен, разноцветные прапоры Высоких Домов трепетали на мачтах полусотни кораблей, ошвартованных у пристаней. Крепкий дух смолы разлетался по городу на многие лиги, но ещё дальше был слышен неумолчный крик знаменитого на всё западное побережье Средины рынка Сонтиса.
Палатки, шатры из плотной, изрядно пропылённой ткани, ажурные навесы медлительных лероно с экваториального юга, под которыми всегда было прохладно, сараи, харчевни, закусочные, ведущие свою историю под этим палящим небом вот уж несколько кругов, добротные, каменного дерева бревенчатые срубы заведений Матушки Жорэ всё это не испытывало нужды в посетителях только новый товар подвози.
Скучившиеся на соседних холмах доходные дома, постоялые дворы, гостиницы чуть поприличнее были круглый год заполнены торговым людом, что съезжался в Сонтис, на самый юг Царства, из обеих его провинций. Люди наполняли свои возы немудрящими товарами с севера, что доставляли сюда целые торговые флоты они неплохо шли в глубине Империи, что лежала за дальними отрогами Лазурных гор меняли огромные пыльные волокуши красного льна на мешки риса, которым гражданам Марки придется жить всю щедрую на штормы зиму, за полцены сдавали добытые в горах шкурки опасного зверя тигава, занимались утрясанием огромной массы насущных вопросов, чтобы на третий день уступить своё место на постоялом дворе другому трудяге.
Купцы второй гильдии располагались с куда большим комфортом они могли позволить себе купить пару десятин у самого берега на север от рынка, возвести там хоромы в три этажа, первый под помещения для невольников, второй для личной охраны да склада товаров, самому же наслаждаться прохладой под свежим морским бризом наверху. Купцы общались в основном промеж собой, заключая торговые сделки, зачастую не покидая паланкинов и уж точно не особо вникая в каждодневные торговые дела, что проворачивали на рынке их проворные приказчики.
Вот груды промасленных медных заготовок пойдут на изготовление сельскохозяйственных орудий для плантаторов побогаче, вот между кривых улочек крепко стоят склады с мехами, для сохранности изрядно разящие купленными за бешеные деньги у тех же вездесущих лероно снадобьями. Ходили слухи, что инородцы, не отказывая в обмене, специально придавали своим порошкам такое жуткое амбре, выказывали своё отношение к жителям Царства.
А вот и главная достопримечательность Сонтиса каменные бастионы казарм Армии и Флота Его Императорского Высочества, Вседержителя Царства Белого и Алого, что несокрушимой скалой возвышались в пяти царских лигах южнее порта. Каждый из бедолаг, выброшенных рекой жизни на берег в трущобах рынка Сонтиса, мог войти в эти открытые круглый день ворота, отдавая свою судьбу служению Царству. Поменять полуголодное существование простого батрака-крестьянина на возможность получать приличное жалование, ладную форму, стяжать воинскую славу в дальних морских походах и, возможно, даже выслужиться стать в итоге высокородным, чем не завидная доля для иного бедолаги. Слава харуда Этона Храброго, несмотря на плохой его конец, продолжала жить среди простого люда, ежегодно привлекая на службу тысячи человек в одном лишь Сонтисе. Обитые сталью дредноуты Царства поздней весной отправлялись Океаном на север, на юг и далее на восток, возвращаясь с ополовинившимся экипажем и трюмами, полными живого товара, чья судьба была пугать народ на невольничьих помостах.