Да я
Во-вторых, перебивать некультурно. Хотя вряд ли вас обучали этому в школе хороших манер. В-третьих (с этого я хотел начать, но вы мне не дали такой возможности), приношу искренние соболезнования по поводу кончины вашей дочери. Правда, короткая наша беседа наводит на мысль, что в данную минуту, горе утраты имеет для вас существенно меньшее значение, нежели активные поиски виновного и жажда мести. Ну, и наконец, в-четвертых, возьмите все ваши угрозы, сверните покомпактнее и засуньте их в то отверстие, посредством которого избавляетесь от продуктов своего метаболизма. Вы все поняли, или разъяснить подоступнее?
На той стороне трубки послышался разъяренный рык раненого гиппопотама, трехэтажный мат и, через пару секунд, такой чудовищный хлопок дверью, что стало боязно за целостность косяков.
Минутная пауза, и затем вновь удивленно-восторженный голос заведующего бюро:
Ну, ты дал, Валерьяныч!
Если не чувствуешь вины, на хамство надо отвечать адекватно, иначе совсем сомнут.
Да, ты прав, пожалуй. Здорово ты его отшил. Вылетел, как ошпаренный. Морда красная, того и гляди, удар хватит. Пошел искать очередного «козла отпущения». Да, ты-то там как?
Карп Денисыч, я надеюсь, что не слишком затруднил вам жизнь своим временным отсутствием? Короче говоря, здоровье мое резко пошло на поправку, так что готов приступить к своей «кровавой» службе в нашем храме смерти.
Шуточки все, Александр Валерьяныч. Не до смеха мне. Ты даже не представляешь, что тут творится. Это я об исчезновении трупа, как ты понимаешь.
Да, невероятное дело.
Невероятное?! Я, между прочим, двадцать восемь лет тут работаю, а с таким уникальным случаем впервые встречаюсь. А теперь представь, какая катавасия закрутилась у нас в бюро и в клинике в целом. Девчонка-то непростая, сам понимаешь. Папаша тут лютует. Такое устроил, боров плешивый. Переполошил всю контору, натравил на нас всех, кого можно, от прокуратуры, до Роспотребнадзора. Так эти стервятники сейчас шерстят всех, стараются. Чувствует мой копчик: не одна задница в нашей больнице своего кресла лишится. Может и я последние свои недели дорабатываю. Правда, главный у нас мужик крепкий, со связями, возможно и защитит кого. Так что ситуацию понимаешь. По-дружески советую: тебе пока лучше сидеть тихо, а то не ровен час и твою персону приплетут. Хотя это менее вероятно. Во-первых, простых у нас обычно не трогают, а во-вторых, ты здесь вообще вроде как пострадавшая сторона.
Дела
Не паникуй, Александр Валерьяныч. У тебя времени полно. Больничный продлен до пятницы, так, что раньше понедельника появляться на работе даже и не думай. Сиди дома и лечись. Хотя нет. Отправлю-ка я тебя в отпуск за свой счет, на недельку. Сейчас же займусь этим делом. Так что не отсвечивай пока.
Еще вопросик можно?
Давай.
Видео у входов что-нибудь показало?
Ничего! Бесовщина какая-то. Все, давай. Мне тут начмед названивает. Удачи.
Ну, вот и кончилась хвороба (почти две недели в постели). Первое, что сделал оклемавшийся доктор Катар принял душ, переоделся в чистое и, памятуя о пережитом в первый день болезни (и не принимая умом случившееся), посетил ближайший супермаркет и, не смотря на цену, купил любимой Шаурме аж 300 граммов свежайшей атлантической семги. Пусть полакомится, спасительница. Киса была более чем довольна.
Сашку разбудил яркий поток бархатных янтарных лучей, бурно рвущихся сквозь раскрытые жалюзи. Понежась еще минутку, он перевернулся на спину и сладко развел руки в стороны. Правая кисть уткнулась во что-то теплое, мягкое.
Ах ты, киса, лапа моя, он ласково приобнял свернувшегося в пушистый шарик зверька, иди ко мне.
Кошка муркнула что-то на своем кошачьем языке, потянулась так сладко, как умеют делать только эти дивные существа, и лениво приоткрыла один глаз, взирая с укоризной на дерзкого великана, осмелившегося потревожить ее королевский сон.
Проснувшись окончательно, Шурик понял, что от прежнего недуга не осталось и следа. Ликующее от избытка энергии тело не желало более киснуть в скомканной постели затхлой спальни. Хотелось движения, действия, подвига, наконец.
«Все, хватит тухнуть. Никакой больше терапии (разве что парочку витаминов к завтраку)».
Пружинисто вскочив, ощутил босыми ступнями шершавую прохладу ламината.
Холодный утренний душ еще больше взбодрил исцелившегося.
Холодный утренний душ еще больше взбодрил исцелившегося.
В желудке требовательно заурчало.
На кухне его встретила идеальная чистота. Пустая раковина мойки весело сверкала начищенным хромом.
«Ай да Леночка! Молодчина, порядок, как в хирургии. Вот кому-то жена достанется».
Настежь распахнув окно, он с наслаждением вдохнул свежий шелковый сентябрьский воздух. Комната тут же наполнилась звуками давно проснувшегося города. На улице было довольно тепло, по ощущениям градусов 25.
Алекс блаженно улыбнулся и тут же дернул головой, еле успев спасти ее от нежданного агрессора: заполошный серенький воробей, чиркнув крылом по темени, рванул, было, по глупости, внутрь трапезной, но, сделав крутой вираж под потолком, тут же панически выстрелил назад, в родные просторы урбанистических джунглей.
Вот оголтелый-то. Как весной.
Плотно позавтракав сам и покормив кошку, молодой человек уже был точно уверен, чему посвятит нынешний день.
Воскресенье!
Впереди целые сутки свободы и активного ничегонеделания. Провести такой день дома было бы преступлением. На работу только завтра (а если реализуется идея Карпа Денисыча о внеочередном отпуске вообще не скоро), так что сейчас он просто обязан устроить себе праздник.
Наскоро облачившись, хулигански громко громыхнув тяжелой подъездной дверью, он двинул вперед, в направлении главного проспекта города.
Куда? Зачем? А как пойдет. Никакого плана не было совершенно. Он просто шел, двигался в разношерстном людском потоке, любуясь красотами родного полиса.
Неторопливая бездумная прогулка без цели. Куда спешить? Чего искать. Все будет и так. Сашка ждал. Он был точно уверен, что обязательно случится что-то необычное. Именно сегодня. Иначе и быть не может. Такой уж нынче день.
Жарковато.
С наслаждением отведав пломбира в открытом кафе, он двинулся по направлению к городской пристани.
Вот уже виден издали серый гранитный монолит набережной, высоченный памятник Петру Великому. Народ все прибывает. Невдалеке слышна бравурная музыка уличного оркестра. Кругом улыбки, цветы, воздушные шарики
И тут до него дошло, наконец: сегодня же День Города!
«Вот растяпа, со своей хандрой совсем забыл».
Вяло поборовшись с подступившим искушением, он решился: «Ладно, я ж уже здоров практически. Кружечка пивка не помешает. Где тут ближайшая рюмочная? Да и Ромку позвать надо. Я же не алкаш, чтоб в одиночку хлебать».
Рука на автомате потянулась в карман, пальцы ловко набрали привычный номер:
Аллэу, извините, доктора Бухнера можно? Тут пациент подыхает, ушицы просит.
О, Сашок, пр-привет, Роман от неожиданности начал слегка заикаться (Сказывался старательно исправленный логопедом, детский порок речи. Собственно, бывшие юношеские проблемы, а точнее, глубинная память о них, укорененная в подсознании, и сблизила этих двух парней), рад слышать. Ты как там, дружище, как лечение?
Отлично. Антибиотики уже позавчера закончили. Ромка, ты сам-то как, где сейчас?
Д-да на набережной. Тут сейчас весь город, наверное. Что делаешь? Какие планы? Вообще, как организм после болезни?
Ну, как тебе сказать? Саша сделал многозначительную паузу. Все, вроде бы, ничего, только вот изнуренное тяжелым недугом тело остро нуждается в восстановлении водно-электролитного баланса?
Ха-ха! Ну, ты и загнул. Обезвоживание значит?
Увы. Ты как, не против?
Ты же знаешь, друг хохотнул, в хорошей компании я за любую движуху. Короче, где встречаемся?
А давай, минут через пятнадцать, у
«Господи!».
Александр окаменел, его ошарашенный взгляд уперся вперед, будто перед ним материализовалась горгона Медуза. Дружеская беседа умерла, так и не начавшись.
Алло, алло! Алекс, ты что, оглох? надрывался Рома на том конце провода.
Мобильник выпал из руки и развалился на части.
Обтекаемый людской толпой, с отвисшей челюстью, прозектор прирос к брусчатке, не отрывая глаз от привидения.
«Может ошибся?!» панически вопило подсознание.
Нет, никакой ошибки. Исключено. Хоть и со спины, но он узнал ее мгновенно. Ни один настоящий мужчина, увидев ТАКОЕ тело хоть раз в жизни, будь оно одетым, или обнаженным, распластанным в секционной, никогда не перепутает его с другим.
Метрах в четырех впереди, королевской походкой, будто Клеопатра перед строем легионеров, шла Она, та самая Елизавета Евгеньевна Коврова (наверняка, он уже никогда не забудет это имя), когда-то мертвая, вскрытая и изученная им до последней селезенки (святые небеса, как давно это было?), а сейчас не просто живая искрящаяся, фонтанирующая жизнью.