И вспомнил митрополит, как он спорил с князем и настаивал на своих решениях, они почти всегда оказывались верными, но великий князь был на удивление упрям. И даже ему самому порой казалось, что на небесах какой-то бес распоряжался, потому так трудно было понять некоторые события.
Митрополит не дурак, думал в это время бес, когда подслушал его мысли, кому еще как не мне всем и распоряжаться. Они считают, что кто-то из богов ради них пальцем о палец ударит не бывать этому. Тот, который в Иерусалиме, над всем миром начальник, разве захочет он так далеко на самую окраину заглядывать. И недаром придумали они пословицу для себя, что его дела неисповедимы. И только Алексий первым понял, что если что-то для них и делается, то повинен в этом не господь, а именно он сам. И себе самому казался он значительным и мощным созданием.
Мальчик видел, что митрополит хочет, но не решается с ним о чем-то серьезном поговорить. Но он старался ни о чем важном пока не думать сему свой срок. В храме он все время стоял перед Георгием Победоносцем и смотрел на воина, победившего Змея. И так любил он эту икону, так она ему была дорога, что глаз своих он от нее не мог оторвать. И он видел себя на этой старинной картине. Рано или поздно у этого героя окажется его красивое лиц с тонкими чертами. А если такого не случится, то ему следовало не княжьим отроком родиться, а оставаться простым смертным, пахать землю, и не думать о схватках и победах великих.
Мальчик был чертовски честолюбив. И в душе его жил не спокойный и невозмутимый отец, а дядя Гордый и яростный. Это было и хорошо и плохо одновременно.
Митрополит пока молчал, но знал, что со временем надо влиять на его чувства и поступки. В военных упражнениях князь Дмитрий был особенно усерден. И тогда он стал ему внушать, что желательно не мечом, а миром важные споры решать, а применять оружие можно только когда уже все остальное испробовать довелось.
Сколько лет земля русская рыдает и корчится оттого, что люди, ни о чем, не думая, только и хватаются за оружие, словно в этом и видят для себя высшую доблесть.
В чем же она тогда? не удержался Дмитрий.
В том, чтобы до самого конца, пока возможно, мир сохранить. И только потом за оружие браться, да и то с таким расчетом, чтобы как можно меньше людей своих положить. Каждая душа создана не для того, чтобы кто-то бездумно жизни ее лишал. Только ненависть и раздор множились в мире этом, в одну минуту разрушалось то, что создавали веками. И понимал Дмитрий, что по сути своей был прав митрополит, только знал он, что очень трудно все это исполнить будет. Вот и молчал он обреченно. Он думал о мудрости, о терпении, но об этом при мире в тепле говорить хорошо, а как только поднимутся, перессорившись, князья русские, так все умные речи и позабудутся в один миг.
В те дни, когда падет орда, а наши внуки вольны будут, они не поймут нас с нашими распрями, и будут гадать о том, почему мы воевали, но пока у нас нет выбора, мы не можем добрыми советами митрополита воспользоваться. Так внушал ему бес, и в этом убежден был юный князь. И ему казалось, что существует две правды, одна для служителя бога, а другая для князя и воинов, которые только мечами и могут приблизить светлое грядущее свое. От Ивана Калиты до Симеона Гордого, не так много времени прошло, но как все переменилось. И он все в мире изменит еще раз в свой срок.
ГЛАВА 7 К ЦЕЛИ
Знал митрополит, что не сразу и не вдруг слова его дойдет до мальчика, но он надеялся, что в память они врежутся, и этого немало. И если в нужный момент он вспомнить сможет то, что говорилось, то не надо будет говорить о том, что случилось тогда. Медленно, но очень твердо шел он к своей цели. Это было самым главным, самым важным, что осталось для него в жизни.
Бес никак не мог согласиться с такими разговорами. Он понимал насколько важнее для Дмитрия владеть мечом лучше всех.
Старик слишком миролюбив, не ко времени и не к месту, и он испортит мне последнего князя, наверняка испортит, размышлял он и печалился порой так, что и самому плохо становилось. Но он в те минуты за ним неотступно следовал. И по тому, как хотелось митрополиту перекреститься, он понимал, что тот его присутствие чувствует, и все-таки каждый раз в такие мгновения его руки опускались, словно он вспоминал о чем-то важном, и забывал о самом главном.
«Умен и мудр, усмехнулся бес, он хорошо понимал, что без меня не обойтись. Все-таки за это время священники значительно пообтесались. Наверное, татары им в том помогли немало. Они неплохо разбирались и видели, кто истинный враг, а кого только можно считать таковым. Но это вовсе не значит, что на самом деле так все и есть.
Бес валялся в траве, пока княжич махал мечом и размышлял о наступивших временах.
«Странные времена наступили, казалось, самые дымные, самые кровавые и смертные прошли уже, давно прошли, но нет. Это не так, если всмотреться. Их так долго давили и топтали, так долго уничтожали, что русичи хотят только одного сбросить для начала хотя бы татар, и как-то по иному на мир взглянуть. И Дмитрий им просто необходим теперь, но с другой стороны все они полягут, а результат не так хорош будет, как этого хочется. На место убитого хана (а Дмитрий непременно постарается уничтожить своего соперника) другой придет. А если не убьет он, то прикончат его собственные соперники, на место придет новый, он с новыми силами обрушится на победителей. И тогда добить их не составит труда. И если посмотреть с другой стороны, то в такой большой битве и смысла особенного не было. Но как тогда расшевелить и поднять их. Не может это продолжаться долго. Они и без того попорчены немало. А если окажутся в плену еще на сотни две три лет, что тогда с ними происходить будет? Даже представить себе это невозможно.
Погибшие воины лучше живых рабов. Он-то в этом не сомневался, но священник думал совсем по-другому. Вот и пусть рассудит время, кто был прав. А миролюбие митрополитово необходимо больше всего для внутреннего потребления. Оно должно было их примирить, но с этим все оказалось еще труднее, и хотя говорят они на одном языке, но никакие слова помочь не могут. И тьма на тьму нашла и внутри их общества и снаружи такая страшная неразбериха появилась, что никто и никогда не сможет бороться с ним. Наверное, наступит такой миг, когда все, в кучу сваленное, должно было расправить плечи и снова подняться во всей своей красе. И если внутреннее обретет порядок, то и внешнее будет уже без хаоса существовать. Порядок возможен лишь на землях таких, но надо стремиться к нему. Только если будет порядок, тогда и переменится все в мире этом.
Три года прошло в бесконечных военных потехах, и меч почти не выпускал мальчик из рук, и невероятно повзрослел княжич к двенадцати годам своим. И в то время казался почти взрослым. Митрополит старался укрепить город, и стал он за это время настоящей столицей земель русских. И кремль стали они каменный строить, чтобы никакой огонь и никакая напасть не могли его взять. И городишко стал не просто городом настоящим, но огромным, сильным городом, так, что Владимир мог бы позавидовать городу этому.
Только никто из князей пока не заглядывал в окаянную эту заповедную зону. И витали над ними только тени убиенных и замученных ими князей и княжичей. И темные тучи, тяжелые и мрачные оставались там на долгие времена. Три года пришлось ждать Мамаю появления молодого князя, и когда он силен сделался, то отправился к Мамаю. И впервые тогда столкнулись эти два типа. И никто пока не знал, и знать не мог, что там должно было произойти между ними в грядущем.
Хорошо, усмехнулся бес, еще не скоро все изменится. Но Мамай больше не собирается с русичами ладить. Он видел, что на этот раз не взрослый муж, а мальчишка юный должен был великим князем стать.
Никому не рассказывал Дмитрий о том, что было, и что великий хан говорил ему. Но эта поездка стала последней и самой главной для него. И после похода они должны были принять главное решение идти против него всеми силами. И уже тогда знал князь Дмитрий, что своих поднять еще труднее, чем чужих. Но нужно было примириться, объединиться и идти против него. И только на это и мог рассчитывать митрополит. Раз собор в Москве, пусть и постарается сделать главное, самое важное. И тогда он сможет всех поднять и увести.
ГЛАВА 8 НЕВЕСТА КНЯЗЯ
Митрополит поймал себя на том, что из-за этих бесконечных разговоров он никак не может сказать о главном. А это была женитьба князя. Дмитрий почти не уделял времени и внимания женщинам, хотя они появлялись в его жизни. Девицы и молодые бабы оказывались в обольщении порой искусными, пытались заманить его в свои сети. Но ни одна из них не могла до сих пор надеяться на то, что станет княгиней. Они понимали, что жену их князю найдут его бояре и советнику, и именно ту, которая для них самих будет выгодной и удобной. Она должна будет укрепить положение Москвы в неспокойном, таком опасном этом мире. И прежде всего о мятежной Твери думал Алексий, оттуда вся смута всегда приходила, не могла древняя Тверь мириться с тем, что Москва выскочила, словно гриб после дождя. Но тяжелы были отношения между княжествами этими, не хотел получить митрополит резкого отказа от Тверского князя для своего любимца. Оставался еще Ростов, но там не было невест княжеского роду. И так перебирая одни города за другими, он и остановился на Суздале. И близко объединить их земли можно, и невеста там так хороша, что и сам митрополит женился бы на Евдокии, и Дмитрий должен быть его выбором доволен.