Мы оказались не то в большом зале, не то в коридоре, широком, почти темном, слабо светились только углы стен, покрытые полосами люминесцирующей краски. В самом темном углу девушка снова прикоснулась распластанной ладонью к металлической плитке в двери и вошла первой. Я зажмурился; почти пустая комната была ярко освещена девушка шла к следующей двери; когда я подошел к стене, она внезапно раздвинулась, обнажая полки, заставленные множеством каких-то металлических бутылочек. Это произошло так неожиданно, что я невольно застыл на месте.
Не пугай мой шкаф, сказала девушка из соседней комнаты.
Я вошел вслед за ней.
Мебель казалась отлитой из стекла: креслица, низенький диванчик, маленькие столики в их полупрозрачном материале медленно кружились рои светлячков, временами рассыпаясь, потом вновь сливаясь в ручейки, которые циркулировали внутри ножек, спинок, сидений, как бледно-зеленая, пронизанная розовыми отблесками лучистая кровь.
Ну что же ты?
Она стояла в глубине комнаты. Кресло раскрылось, чтобы услужить мне. Я не выносил этого. Эта стекловидная масса не была стеклом казалось, что садишься на надутую подушку, а посмотрев вниз, можно было неясно увидеть пол сквозь вогнутый толстый лист сиденья.
Когда я вошел, мне показалось, что стена напротив двери стеклянная и я вижу сквозь нее следующую комнату, заполненную людьми, словно там шел какой-то прием, но люди эти были неестественно высокими и вдруг я понял, что передо мной телевизионный экран во всю стену. Звук был выключен; теперь, сидя, я видел огромное женское лицо, как будто гигантская негритянка заглядывала в комнату через окно; губы ее шевелились, она что-то говорила, а серьги величиной с тарелку дрожали бриллиантовым блеском.
Я устроился поудобнее в кресле. Девушка, опуская руку вдоль бедра живот ее и в самом деле казался отлитым из голубого металла, внимательно смотрела на меня. Она уже не казалась пьяной. Может быть, и раньше мне просто померещилось.
Как тебя зовут? спросила она.
Брегг. Эл Брегг. А тебя?
Наис. Сколько тебе лет?
«Интересные обычаи, подумал я. Ну что ж, видимо, так принято».
Сорок, а что?
Нет, ничего. Я думала, сто.
Я улыбнулся:
Пусть будет сто, если ты так хочешь.
«Самое смешное, что это правда», подумал я.
Что выпьешь?
Спасибо, ничего.
Как хочешь.
Она подошла к стене, и там открылось нечто вроде небольшого бара. Она заслонила собой полки. Потом обернулась, неся поднос с бокалами и двумя бутылками. Чуть нажав бутылку, она налила мой бокал до краев жидкость выглядела совершенно как молоко.
Спасибо, сказал я, я ничего не хочу.
Но ведь я тебе ничего и не даю?! удивилась она.
Увидев, что я снова сделал ошибку, хоть и не понимая, какую именно, я пробурчал что-то себе под нос и взял бокал. Она налила из другой бутылки себе. Жидкость была маслянистая, бесцветная, она слегка пенилась и быстро темнела, будто от соприкосновения с воздухом. Наис села и, касаясь губами края бокала, равнодушно спросила:
Кто ты?
Коль, ответил я. Поднял бокал, чтобы присмотреться к нему, это молоко было совершенно без запаха. Я не стал к нему притрагиваться.
Нет, серьезно, сказала она. Ты думал, я втемную, да? Ничего подобного. Это просто кальс. Была с шестеркой, понимаешь, только вдруг дно стало отвратительным. Особенно-то стараться было не к чему и вообще я уж собиралась выйти, когда ты подсел.
Кое-что я все-таки улавливал: видимо, я случайно сел за ее столик, пока ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал.
Ты издали выглядел так Она не могла найти нужного слова.
Солидно? подсказал я.
Ее веки дрогнули. Неужели и на них металлическая пленка? Нет, это, наверно, краска. Она подняла голову.
А что это значит?
Ну э внушающий доверие
Ты странно говоришь. Откуда ты?
Издалека.
Марс?
Дальше.
Летаешь?
Летал.
А теперь?
Вернулся.
Но будешь снова летать?
Не знаю. Наверное, нет.
Разговор как-то угасал казалось, она уже немного раскаивалась в своем легкомысленном приглашении, и мне хотелось облегчить ее положение.
Может, я пойду? спросил я, так и не прикоснувшись к напитку.
Почему? удивилась она.
Мне казалось, что тебе так будет приятнее.
Нет, сказала она, ты думаешь нет, отчего же почему ты не пьешь?
Кое-что я все-таки улавливал: видимо, я случайно сел за ее столик, пока ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал.
Ты издали выглядел так Она не могла найти нужного слова.
Солидно? подсказал я.
Ее веки дрогнули. Неужели и на них металлическая пленка? Нет, это, наверно, краска. Она подняла голову.
А что это значит?
Ну э внушающий доверие
Ты странно говоришь. Откуда ты?
Издалека.
Марс?
Дальше.
Летаешь?
Летал.
А теперь?
Вернулся.
Но будешь снова летать?
Не знаю. Наверное, нет.
Разговор как-то угасал казалось, она уже немного раскаивалась в своем легкомысленном приглашении, и мне хотелось облегчить ее положение.
Может, я пойду? спросил я, так и не прикоснувшись к напитку.
Почему? удивилась она.
Мне казалось, что тебе так будет приятнее.
Нет, сказала она, ты думаешь нет, отчего же почему ты не пьешь?
Я пью.
Это все же было молоко. В такую пору, при таких обстоятельствах! Я был изумлен, и она, наверное, заметила это.
Что, не нравится?
Это молоко, проговорил я. Наверно, вид у меня был совершенно идиотский.
Да нет же! Какое молоко? Это брит
Я вздохнул:
Слушай, Наис я, пожалуй, пойду. Правда. Так будет лучше.
Так зачем же ты пил? спросила она.
Я молча смотрел на нее. Язык не так уж изменился только я все равно ничего не понимал. Ничего. Это они изменились.
Как хочешь, сказала она наконец. Я тебя не держу. Но сейчас Она смутилась. Хлебнула свой лимонад так я мысленно назвал этот пенистый напиток, а я опять не знал, что сказать. Как это все было сложно!
Расскажи о себе, предложил я, хочешь?
Хорошо. А потом ты расскажешь?
Да.
Я в Кавуте второй год. Последнее время разленилась, не пластовала регулярно и так как-то. Шестерка у меня неинтересная. По правде говоря, у меня никого нет. Странно даже
Что?
Что никого нет
Снова сплошной мрак. О ком она говорила? Кого нет? Родителей? Любовника? Знакомых? Абс был прав без восьмимесячной подготовки в Адапте я тут ничего не пойму. Но сейчас мне тем более не хотелось пристыженным возвращаться за парту.
Ну а дальше? спросил я и, вспомнив, что держу в руке бокал, снова отпил из него. Ее глаза расширились от изумления. Что-то вроде насмешливой улыбки скользнуло по губам. Она допила свой бокал до дна, протянула руку к пуху, покрывавшему плечи, и разорвала его не отстегнула, не сняла, а просто разорвала и выпустила обрывки из пальцев, как ненужный мусор.
В конце концов, мы мало знакомы, сказала она.
Теперь она, казалось, чувствовала себя свободнее. Улыбалась. Временами она становилась красивой, особенно когда щурила глаза и нижняя губа, поднимаясь, обнажала сверкающие зубы. В лице ее было что-то египетское. Египетская кошка. Очень черные волосы, а когда она сорвала с плеч и груди этот пушистый мех, я увидел, что она совсем не так худа, как мне показалось. Но зачем она это сделала Это что-нибудь значило?
Ты собирался рассказывать, сказала она, глядя на меня поверх бокала.
Да, ответил я и почувствовал волнение, будто от моих слов бог весть что зависело. Я пилот был пилотом. Последний раз я был здесь только не пугайся!
Нет. Говори!
Ее глаза были внимательными и блестящими.
Сто двадцать семь лет назад. Мне тогда было тридцать. Экспедиция я был пилотом рейса на Фомальгаут. Это двадцать три световых года. Мы летели туда и обратно, сто двадцать семь лет по земному времени и десять по бортовому. Мы вернулись четыре дня тому назад «Прометей» это мой корабль остался на Луне. Я прилетел оттуда сегодня. Это все.
Она молча смотрела на меня. Ее губы шевельнулись, раскрылись, снова сжались. Что было в ее глазах? Изумление? Восхищение? Страх?
Почему ты молчишь? спросил я. Мне пришлось откашляться.
Так Сколько же тебе на самом деле лет?
Я заставил себя улыбнуться; улыбка получилась невеселой.
Что значит «на самом деле»? Биологических сорок, а по земным часам сто пятьдесят семь
Долгое молчание, и вдруг:
Там были женщины?
Подожди, сказал я. У тебя найдется что-нибудь выпить?
Что?
Ну, что-нибудь покрепче, понимаешь. Одурманивающее. Алкоголь или теперь его уже не пьют?
Очень редко ответила она совсем тихо, словно думая о чем-то другом. Ее руки медленно опустились, коснулись металлической голубизны платья.