Следовательно, когда Дарвин назвал свою знаменитую книгу «Происхождение видов посредством естественного отбора», ему и его последователям полагалось, чтобы быть честными перед публикой, назвать эту теорию не теорией эволюции, а теорией метаморфоз, или превращений! Ведь центральное место в ней занимает не идея развёртывания многообразия живой природы в общем, а концепция превращения одних видов в другие.
Лукавство Дарвина в том и состояло, что он как будто снял проблему метаморфозы, объявив, что таковая совершается эволюционным путём. Ведь эволюция означает ещё и постепенное изменение. Таким образом, получалось, что метаморфозы нет, ведь между состоянием одного вида и состоянием другого вида существует множество промежуточных градаций. Но Дарвин сам не понял или сделал вид, что не понял, а его последователи замолчали тот факт, что возник неразрешимый парадокс дарвиновского учения.
Ведь если Дарвин прав, то живой мир должен состоять из совокупности отдельных особей, занимающих промежуточные физические типы между собой, но принципиально не объединяемых ни в какие виды. Между тем, дискретные виды существуют, и наш Homo sapiens тому живое и наглядное для всех нас свидетельство. Существует множество определений, что такое вид, но все они, так или иначе, исходят из того, что вид биологическая реальность, а не наше субъективное восприятие, основанное на склонности к искусственному объединению разнородных объектов.
Немецкий эволюционист Эрнст Майр попробовал снять этот парадокс, сказав, что виды дискретны только в каждое конкретное время. А на протяжении времени каждый вид представляет собой репродуктивно связанную совокупность особей, занимающих промежуточный тип между состояниями данного вида в разные моменты времени [61]. Но эта словесная эквилибристика всё равно не снимает вопроса о границе между видами во временно́й последовательности. На каком-то моменте репродуктивная связь прерывается, из старого вида возникает новый вид, уже не смешивающийся с видом-прародителем. Как бы постепенно мать-эволюция не подводила вид к этому моменту, насколько долго ни был бы растянут сам процесс разрыва репродуктивной связи нового вида со старым, совершение данного процесса является превращением, метаморфозой, по своему смыслу.
Представление о чудесных метаморфозах древнее (ср. поэму Овидия), но никогда оно не ставилось в основу идеи происхождения всего разнообразия живых существ. Для науки Нового времени был характерен подчёркнутый рационализм. Шведский естествоиспытатель Карл Линней в середине XVIII века основал принципы научной классификации организмов. Он ввёл понятия вида, а также таксонов более высоких уровней, объединяющих организмы, близкие по строению родов, отрядов, классов, типов (понятие семейства, промежуточное между родом и отрядом, добавилось в зоологии уже в начале XIX века).
Виды, согласно традициям того времени, рассматривались как нечто неизменное, сотворённое Богом. Несмотря на близость строения организмов, лежавшую в основе биологической классификации, никто из признанных учёных не решался делать вывода о том, что в основе такой близости может лежать генетическое родство, последовательное происхождение одного от другого. А, собственно, с какой стати могла зародиться такая мысль? Зачем она была нужна?
Наука конца XVIII века была отчётливо позитивистской. Она старалась точно фиксировать окружающий мир, а в теориях требовала строгих доказательств, сродни законам небесной механики, открытым Ньютоном. Идея чудесных метаморфоз (будем правдиво называть теорию эволюции именно так) противоречила науке. Она могла зародиться только в среде мистиков. Это не могли быть христианские мистики, так как по Библии Бог создал мир, включая всех животных, в шесть дней неизменным. Но оккультисты были способны на такую идею.
Вторая половина XVIII века это не только эпоха просвещения, но и эпоха увлечения мистикой и всяческими чудесами. Причём под видом науки. Достаточно вспомнить нашумевшие поездки международного авантюриста графа Калиостро или психотические сеансы массового транса тогдашнего «доктора Кашпировского» Франца Месмера. Большое внимание «науке» уделяли повсюду расплодившиеся в то время масонские ложи. В них «науку» понимали как скорое открытие всех тайн природы с использованием древних тайных доктрин. В таких сообществах активно изучали магическую Каббалу и трактаты средневековых алхимиков. Адепты этих оккультных лож верили, что через изучение подобных «откровений» они позна́ют сокровенные силы природы и даже научатся ими управлять.
Одно из самых известных и авторитетных оккультно-мистических обществ сложилось во второй половине XVIII века в Англии, в Бирмингеме. Годом его основания считается 1765, и тогда оно называлось «Лунный круг». В 1775 году оно обрело название «Лунное общество» и активно действовало до 1791 года. После этого началось угасание «Лунного общества», и последние сведения о нём относятся к 1813 году [W].
Среди имён людей, посещавших «Лунное общество», пожалуй, только три могут что-то сказать русскому читателю. Один изобретатель паровой машины Джеймс Ватт, чьё имя носит единица измерения мощности. Другой астроном Вильям Гершель. Третий духовный отец Американской революции Бенджамин Франклин. Причём все трое только эпизодически появлялись на заседаниях «Лунного общества». Имена людей из круга постоянных членов общества известны гораздо меньше, даже в самой Англии. Но в тот период их совместная сила влияния на английское интеллектуальное сообщество была колоссальна. Пожалуй, они и были в рафинированном виде этим самым сообществом.
«Лунное общество» не делало тайны из своего существования и своих заседаний: Англия свободная страна. Но редко кому выпадала честь быть приглашённым на заседание общества. Это не было посвящением, как в масонскую ложу, но это было почётной кооптацией. Её удостаивались только те люди, чьи научные или религиозные исследования привлекли к себе внимание постоянных членов «Лунного общества». Лейтмотивом деятельности общества было обсуждение путей прогресса и преодоления невежества людей. Под невежеством подразумевалось, прежде всего, буквальное понимание Священного Писания и Христовых заповедей. Христианскому учению давалось символическое толкование, вплоть до того, что библейские легенды имеют характер сказок земного происхождения. Более того, герои библейских мифов являются, на самом деле, антигероями, и наоборот. Истинное знание лежит в изучении древних доктрин, соединённом с опытом современных научных исследований.
Несмотря на такой характер своих изысканий, «Лунное общество» оказало неоценимое влияние на начавшуюся научно-техническую революцию. Оно сильно изменило ценности консервативного английского общества. «Лунное общество» превозносило механизацию, ставя начинавшие создаваться технические аппараты (паровые машины, станки и т. д.) на роль новых Баалов, новых кумиров, которым предстоит взять реванш над поклонением единому, абстрактному, далёкому и бесполезному для людей Богу. «Лунное общество» ставило конкуренцию выше солидарности, отводя первой роль главного двигателя прогресса. Центральное место в этике цивилизации должно было занять не христианское милосердие, а борьба за существование любой ценой. Теперь ясно, откуда взялись эти общественные «ценности», вошедшие также составными частями в доктрину дарвинизма?
Примечателен лунный, хтонический, «вампирический» символизм «Лунного общества». Невозможно поверить, чтобы он возник случайно: как пишут якобы из-за того, что члены общества собирались на свои заседания в полнолуние, так как из-за отсутствия в то время уличного освещения можно было возвращаться домой, не спотыкаясь и не боясь быть ограбленным. Даже если сами заседания общества не включали магических ритуалов, связанных с поклонением Луне и вычитанных в каких-то фальшивых средневековых инкунабулах, характерно это психологическое тяготение противопоставлять себя солнечному свету, ибо кто мешал членам общества собираться днём?
Основателем и бессменным неформальным лидером «Лунного общества» на протяжении почти сорока лет был родной дед Чарльза Дарвина Эразм Дарвин. Теперь, для различия этих двух замечательных людей, нам придётся всякий раз уточнять имя, кого мы имеем в виду. Итак, Эразм Дарвин считался в Средней Англии одним из самых лучших врачей своего времени. Кроме того, он многими воспринимался как весьма комичная фигура, так как слыл ещё и самым толстым человеком в Англии. Вызываемый к пациенту, Эразм Дарвин первым делом отправлял в дом своего кучера, чтобы тот проверил, достаточно ли прочен пол. Мало кто мог поверить, что этот тучный и неуклюжий человек являлся одним из крупнейших идеологов Англии. Человеком, готовившим культурную (скорее, антикультурную) революцию.
Заботой Эразма Дарвина было создание естествознания, очищенного от понятий Божьего творения, высшего замысла и тому подобной естественной теологии. Только материализм, только саморазвитие, только хардкор. Формулируя новую идеологию, Эразм Дарвин мастерски пользовался двумя средствами научно-популярным изложением и поэзией.