В Сибири могло случиться так, что «князьцы и улусные люди учнут изменять». Воевода должен тогда организовать против них военную экспедицию. Вначале изменивших следовало «уговаривать лаской». Если же они станут «биться», то над ними «промышлять всякими обычаями», а пойманных сажать в тюрьму и писать об этом в Москву. Когда потом «немирные» станут вновь проситься под государя «высокую руку» и платить «ясак», то им пленных «на откуп» отдавать. Крещеных нерусских можно было определять на «убылые казачьи места». Нерусским народам строго запрещалось продавать огнестрельное оружие и боеприпасы.
Воевода также должен был заботиться о расширении государевой власти. На те земли, «где ясак не платят», он обязан был посылать служилых людей и приводить тамошнее население «под государеву высокую руку», чтобы они платили «ясак». «Неясачные» инородцы могли сами приезжать к воеводе и проситься в подданство. Воевода должен «им показать всякий привет и ласку», и обещать, что никаких обид им не будет, а государь им покажет свою «милость». Если они будут платить «ясак», то их будут жаловать и от недругов защищать. Новых «ясачных» нельзя было чем-либо ожесточать, то есть не допускать злоупотреблений. За приращение подвластных территорий в Сибири государь своих служилых людей будет жаловать «деньгами, и сукнами, и камками, и тафтами». Но за присвоение «мягкой рухледи» их будут наказывать, бить батогами или кнутом.
Сибирь являлась местом ссылки как виновных по законодательству из простонародья, так и лиц из высшего сословия. Отмечена категория «опальных людей», которые жили в сибирских городах и острогах, и служили, получая денежное и хлебное жалование. Воеводы должны были за ними «смотреть, чтоб от них воровства не было», и проведывать: «Не знает ли кто какого дурна». Другие ссыльные должны заниматься каким-либо «рукоделием». Если кто не служит и не имеет какое-либо ремесло, то «чтоб они завели пашню не в тягость». Присланные в Верхотурье ссыльные, до отправки дальше в сибирские города и остроги, должны содержаться в тюрьме до указа. «Для прокормления» тех тюремных сидельцев предписано было отпускать в город «скованных» по 24 человека «за приставом» (то есть они должны были собирать милостыню).
С самого начала освоения Сибири снабжение служилых людей и населения хлебом относилось к острым проблемам. Рядом с городами и острогами были поселены «пашенные крестьяне», которые пахали «государеву десятинную пашню», а также «собинную» (на себя). Хлеб с «десятинной пашни» воевода должен был принимать «в приход», в амбары и давать «в расход» служилым людям. Однако часть городов и острогов относилась к «непашенным». Служилые люди из них приезжали в города, рядом с которыми была «десятинная пашня». Они могли покупать на свой обиход в год на человека не более 6 четвертей (40 пудов) овса, ржи и ячменя. Причем следовало писать к их воеводам, сколько они закупили. В некоторых городах служилым людям давалась пашня. И они служили с нее. Но если пашни у них было мало, то им выдавали определенное «хлебное жалование» (не более 4 четвертей в год на одного). Вообще воевод всячески призывали развивать сибирскую пашню, чтобы, в идеале, обеспечивать население своим хлебом. Хлебопашеством занимались крестьяне, служилые и посадские люди, а также церковнослужители. Последние две категории населения были обязаны платить оброк: четвертый шестой «сноп» (в зависимости от их состоятельности). При этом наказы призывали воевод, чтобы пашня не являлась «большой тягостью» для разных категорий населения.
В наказах воеводам волжских городов, где в уездах компактно проживало нерусское население, ставился ряд необходимых условий. Так казанскому воеводе предписывалось смотреть, чтобы «татар, черемис (марийцев А. Д.), чуваш и вотяков (удмуртов А. Д.)» не только представители русской администрации, но и их «братья» из высокопоставленных «молодших людей не обидели напрасно и продаж, и убытков не чинили». Также в Казанском уезде в поселения чувашей и черемисов купцы «панцирей, пищалей и никакого железа, что годно к войне, не продавали». (Ясно, что власти боялись восстаний, да еще с применением современного оружия). Далее: «Кузнечного и серебряного дела чуваши и черемисы не делали (бы А. Д.), и кузнечной, и серебряной снасти ни у кого б в чуваше и в черемисах, и в вотяках не было». У кого это будет найдено, то отвозить в Казань. У нарушителей расспрашивать: у кого взяли? Их следовало предупреждать, что, в случае повторного нарушения, последует наказание «и смертная казнь». Представители этих народов должны были покупать топоры и косы, серпы и ножи в Казани. Причем местные торговцы должны были продавать им едва ли не поштучно, в одни руки, чтобы «лишнего» не запасали. С торговцев, нарушивших такой порядок, воевода и приказные брали пени по указам.
Воевода обязан был также следить, чтобы высокопоставленные русские, мурзы, татары, чуваши и черемисы у представителей этих же народов и у вотяков ни их земель, ни жен и детей «ни в каких долгах и закладах к себе не имали и ни в какие крепости не писали». Нарушителей ожидала смертная казнь, а «кабалы и крепости» силы не имели[8].
Основные положения наказа воеводе привел еще С. М. Соловьев. Он же обозначил перечень «обыкновенных» мирских расходов на воеводу: по приезде нового ему собирали 120 р., «на хлеб» в месяц давали по 12 р., да до 20 пудов разного хлеба, с ямщиков он брал 30 р. и на сено лошадям 50 р. в год. Все это кроме регулярных подношений продуктами и пивом. А. А. Преображенский так оценивал воевод еще времен царя Алексея Михайловича, отца Петра I: «Воеводы правили как маленькие царьки Будучи почти полновластным хозяином уезда, воевода имел большие возможности для наживы. Вымогательство и произвол стали обычной нормой повседневной административно-судебной практики воевод и их окружения». Следует отметить, что в крупные города воеводами назначались члены боярской Думы бояре и окольничие и у них имелись «товарищи», то есть младшие воеводы. В современной историографии воеводская служба представлена в таком же ракурсе[9].
В рассматриваемый период больше всего указов касалось сибирских воевод. Особенно беспокоили власть их злоупотребления по поводу привоза в Сибирь и вывоза из Сибири запрещенных товаров. В 16921693, 16951696 гг. принимались наказы таможенным головам Верхотурья и указы в таможни, касавшиеся, помимо прочего, порядка пропуска воевод, дьяков и «письменных голов», их родственников, свойственников и «знакомцев» с различными товарами. Поскольку нас интересуют воеводы, постольку мы будем упоминать только их. Так вот, воеводы, когда ехали на службу в Сибирь, везли с собой много вина, медов, иных запасов и товаров для торговли, «для бездельных своих прибытков». И в сибирских городах, на службе, сами они и их дети, не соблюдая требования наказов, тем торговали, а иные меняли на «мягкую рухледь» в том числе на запрещенных к приобретению соболей и лисиц. Не брезговали воеводы и тем, что все это «емлют насильством» и вывозят сами, их дети, родственники и «знакомцы». Они же могли подряжать для подобных целей торговых и промышленных людей. А «ясачная» пушнина оказывается «худая» так, что в Сибирском приказе «доброй не объявляется». Учреждались особые заставы, где товары, привозимые через Верхотурье в Сибирь и обратно, осматривались и все, что сверх указов, провозить не разрешалось. Также разных чинов людям, провозившим запрещенные воеводские товары и деньги, предлагалось объявлять их на заставах. За то, что будет обнаружено, у них конфискуют «животы», будут их бить кнутом, «водя по торгам нещадно и сажать в тюрьму до указа». Объявившим воеводскую «мягкую рухледь» и деньги положена их четвертая доля. Что будет найдено у самого воеводы и его родни конфискуется в пользу казны.
Предусмотрено, что верхотурские воеводы и дьяки «учнут норовить» воеводам-нарушителям. Таможенный голова должен об этом писать в Москву. То же следовало делать и в случае их собственных злоупотреблений. Также сибирским воеводам не разрешалось брать с собой в Европейскую Россию «опальных», сосланных в Сибирь, а также представителей сибирских народов[10].
Специально оценки мехов в сибирских городах (кроме Тобольска) касался данный из Сибирского приказа именной указ 18 декабря 1695 г. В нем развивалась тема, поднятая в наказах. В последнее время, в Москву «ясачная» пушнина приходит, оцененная в сибирских городах гораздо выше, а меха против прежних «плоше». В Москве гости их оценивают еще выше, а иногда приходится пушнину «уценять». В Сибирский приказ поступают «изветы» из разных сибирских городов от «ясачных людей», где сказано, что «многие воеводы воруют лучшие ясачные соболи и иным зверем берут себе, а вместо того кладут худых». Вместе с воеводами действуют и «ясачные сборщики» и взамен «доброй» пушнины тоже «кладут худую». Поэтому воеводы на месте, чтобы «цену исполнить, велят ценить ценой дорогой». Всем сибирским воеводам, кому послан этот указ, объявлено, что в случае, если в Москве из-за их завышенной оценки пушнины придется делать ее «уценку», то последняя будет «доправлена» на них и их оценщиках. Кроме того, воеводы и оценщики должны расписываться в «ценовных» отписках. (Та же тема поднята 22 марта 1697 г.)