В этот момент не менее десятка полицейских ворвались в лабораторию. Они мгновенно и очень профессионально рассредоточились по всему помещению, тщательно обнюхали каждый уголок. Трофеями оказались: пёстрая, вонючая лужа на полу, да потерявший сознание охранник.
А пожарным и вовсе работы не нашлось, зря только бесконечные кишки брезентовых рукавов раскатывали. Впрочем, хотя бы продемонстрировали готовность. В работе на хозяина никогда не повредит.
* * *
Максим открыл глаза и обнаружил себя лежащим на кровати. Белые стены, белый потолок, штатив с капельницей, омерзительный запах микстур По всему выходит больница. Ощущения отвратительные, страшно даже подумать о том, чтобы встать. Попытался вспомнить, каким образом попал в это место, но даже лёгкое напряжение мозга отозвалось такой физической болью, что Максим со стоном закрыл глаза. И немало времени провёл в мечтах о болеутоляющем.
Вторая попытка оказалась удачнее с трудом, но удалось встать. Правда тут же обнаружилось, что из одежды на нём только то, что при рождении досталось, и отсутствие хотя бы минимума одежды подействовало угнетающе. Посмотрел по сторонам, но своей одежды не обнаружил; да и вообще никакой, хоть бы и халатик завалящий. Пришлось обернуться снятой с кровати простынёй, на манер римской тоги. При этом синий, больничный штамп оказался прямо на груди, сведя на нет всю торжественность одеяния. Максим попытался затолкать синюю метку внутрь, и за этим занятием его застали нежданные посетители. В количестве двух.
Высокий, крепкий мужчина с хищным, орлиным носом и недобрым взглядом холодных, серых глаз, был Максиму хорошо знаком руководитель службы безопасности Корпорации. Второй же, пухлячок с маленькими глазками за толстыми стёклами очков, заведовал какой-то лабораторией и до сегодняшнего дня Максима не интересовал. Впрочем, взаимно.
Он покачнулся и, чтобы не упасть, ухватился за спинку кровати. Голова гудит, словно с добротного перепою, во рту откуда-то появился кислый, противный привкус. Помотав головой, наконец избавился от белёсой пелены перед глазами и разглядел, что посетители одеты в серые, одинакового покроя, костюмы визитные карточки Корпорации. Одновременно улыбнулись, словно заранее сговорились: один хищно, другой маслянисто-приторно. Сердце Максима болезненно сжалось в предчувствии какой-то гадости. Не те люди, чтобы охраннику улыбаться.
Как и думал, первым заговорил его шеф.
Ого! бодренько воскликнул начальник. Уже на ногах? А мне сказали, что не менее суток проваляешься. Здоровяк, хвалю.
Опасения Максима усилились многократно. Что-то фальшивое прозвучало в добреньком голосе шефа. Ненастоящее что-то, отталкивающее. Никогда так раньше не разговаривал.
Ну, давай ближе к делу, изобразил деловитость начальник. Я посмотрел запись видеонаблюдения, всё мне в твоих действиях понятно. Но что происходило в блоке Б нигде не зафиксировано.
Я должен был туда войти, тут же подхватился Максим. Я объясню.
Не стоит, отмахнулся шеф. Я уже во всём разобрался. Просто расскажи, что ты видел в лаборатории? Видел нарушителя? В кого ты стрелял?
Максим потёр ладонями лицо, словно силился вспомнить подробности, а на самом деле мучительно пытался решить о чём рассказывать? О задумчивой звезде, которая одним ударом его в нокаут отправила? Нет уверенности в том, что фасон смирительной рубашки придётся по вкусу. А если не об этом тогда о чём? Не сегодня, так завтра, его обязательно проверят на детекторе лжи, есть такой пункт в контракте.
Я протянул неохотно, неуверенно. Я не очень хорошо помню. Когда вошёл, там был шар на полу. Небольшой такой, но живой и очень самостоятельный. Я как только его увидел, сразу понял, что никакого нарушителя не было, а сканер среагировал именно на это На это.
Что-то с глухим стуком упало на пол и Макс увидел, что это серебряный портсигар, который толстяк всё время бесцельно вертел в руках. Взглянув на лицо пухлого руководителя лаборатории, Максим подивился тому, как быстро оно успело измениться: посерело, постарело, щеки обвисли, а глаза стали, словно у побитого пса.
Я сразу хотел выйти и заблокировать дверь, уточнил на всякий случай. Но шар прыгнул и ударил меня по лицу. Я потерял сознание и очнулся уже здесь.
Шеф охраны тяжело вздохнул и взглянул на толстяка, который вновь разулыбался, но как-то натянуто, через силу. Уж лучше бы и не пытался.
Я сразу хотел выйти и заблокировать дверь, уточнил на всякий случай. Но шар прыгнул и ударил меня по лицу. Я потерял сознание и очнулся уже здесь.
Шеф охраны тяжело вздохнул и взглянул на толстяка, который вновь разулыбался, но как-то натянуто, через силу. Уж лучше бы и не пытался.
Расскажи мне об этом шаре поподробнее, попросил Максима ласково, не по-начальственному. Всё, что сможешь вспомнить.
Ушли они через полчаса, оставив Максима лежать на кровати словно выжатый лимон на блюдечке. Шагая по коридорам больницы, не проронили ни слова и, лишь усевшись в машину, переглянулись. Шеф службы безопасности тут же закурил и выдохнул в окно клуб сизого дыма.
Врёт? не спросил даже, сказал. Упустил взломщика и теперь надеется отбрехаться, сказку про колобка рассказывает?
Конечно, упустил, согласился толстяк спокойно, однако тут же налился багровостью, точно спелый помидор, полыхнул негодованием. Упустил, чёрт его побери!
Раздражённо хлопнул пухлой ладошкой по пластику приборной доски, и собеседник болезненно сморщился, словно получил оплеуху. Чай не служебная, машинка-то. Своя.
Только не взломщика он упустил, а нашу новейшую разработку, уточнил пухлый. Единственный, между прочим, экземпляр.
Шеф охраны поперхнулся дымом и закашлялся, уставившись на толстяка слезящимися глазами.
Так значит, охранник не врёт? выдавил сквозь влажный, никотиновый кашель. Почему же биообразец не был промаркирован? Без метки сканер принял его за чужака!
А вот потому! толстяк вновь примерился хлопнуть ладошкой по приборной доске, но собеседник оказался готов, успел перехватить. Не было там ещё вчера вечером никакого биообразца. Он ухитрился вырасти за одну ночь из пробирки, причём, я даже не знаю, из какой именно. Ваш громила перебил все опытные образцы. А в разных пробирках и составы были разные. Мои сотрудники дышать над ними боятся, а ваш охранник, как слон в посудной лавке, ей-богу!