«Однако подумал Яромир, а не знак ли я получил от кого, стоило только о нечистой силе вспомнить?»
Холодком сердце обдало, и снова вся тревога и вся печаль по утрате любимой затопили его.
«Пойду искать. Во что бы то ни было найду Злату! А уж если и вправду старики говорят, что нежисть её утащила, то пусть и меня утащит: не на этом свете, так хоть на том встретимся».
Ох, ох, ох, паря: не разбрасывался бы ты словами такими, судьбу бы свою не искушал.
Но Яромир не услышал голоса оберегающего. Он решительно поднялся с брёвнышка и пошёл к роще
***
Но так ни с чем, под самую ночь, и вернулся домой. Цельный день ходил-бродил он по лугам и полям окрестным, рощу ту вдоль и поперёк прошёл, в лес, тёмный и дремучий даже днём, не побоялся войти всё напрасно. Ни следа, ни знака. И не встретил он там, в лесу, злыдней каких тёмных или гостей в лесу непрошенных. Как всегда, шумели сосны да ели, как всегда, трепетали листвой осинки, как всегда, сухие веточки хрустели под ногами, как всегда, трещали сороки, предупреждая живность лесную о приближении человека.
Родители его встретили молча, только переглянулись меж собой, понимая, что не след им сейчас о чём-то сына спрашивать. Сестра тоже только быстро глянула на родненького братишку, смахнула передником со стола невидимые крошки и принялась проворно на стол еду выставлять хлеб да молоко, и картошечку молодую в миске.
Яромир и не видел ничего. Безразлично посмотрел на стол и за печь ушёл на лежанку свою лёг и к стене отвернулся: камнем тяжким на сердце его давила вина
И весь следующий день пролежал он, отвернувшись к стене. Но как только солнышко за речку пошло катиться, и по избе тени вечерние пролегли, встал с лежанки, и ни слова никому не сказав, вышел из избы и снова за деревню направился. Видели это деревенские, но как ни хотели Яромиру помочь, никто уж в вечер, а тем паче в ночь, не рискнул больше в ту рощу войти уж больно странным и почти необъяснимым стало исчезновение Златы. Поневоле начнёшь во всякие небыли верить!
И всю ночь, и весь день следующий бродил жених неутешный один по окрестным лугам, лесам и берегам реки.
«Злата, Злата, невеста моя наречённая. Где искать тебя, дай знак хоть какой пойму я и вызволю тебя, где ни была бы ты, с кем бы воевать мне ни пришлося».
Так звал-позвал он свою суженную по имени, просил русалок да кикимор, в существование которых уже верить начал, отдать ему его суженую, молил владыку ихнего, Водяного, отпустить на свет божий возлюбленную. Да только молчали леса и луга, неслышно шевелили листвой белые берёзоньки в роще, да текла-потекала реченька лесная неширокая, не плеснувшись даже на камешках
Когда пришёл он домой следующим вечером, осунувшийся, сам на себя непохожий, встретил его в избе Богдан, брат его названный. Хотел по первости накинуться на него, ведь и родители все глаза проглядели, и сестра слёзы тайком утирает: а как, в самом деле, сгинет в лесу братик любимый! Но увидав исхудавшего за два дня и с потухшим взглядом Яромира, просто спросил:
Что сам-то один по лесам бродишь? Чай, есть у тебя я, брат твой. Вместе-то сподручнее. Клятву же давали, что и радость, и беду пополам всегда делить будем. Не гоже её нарушать.
Яромир посмотрел на Богдана пустыми глазами и только рукой махнул. И снова, ни слова не говоря, за печь ушёл и молча улёгся на лавке.
Богдан остановился в нерешительности, не зная, идти ли вслед за другом, и с какими словами утешения к нему подступиться Потом лишь заглянул за печь и произнес:
Ты вот что Ты это я так понимаю чай, снова сегодня в ночь искать любушку свою пойдёшь. Так я тебя за околицей ждать буду вместе двинемся.
Постоял, ожидая знака какого от Яромира. И не дождался. Тогда вернулся в светлицу, и желая успокоить совсем поникших от горя родителей друга, с тревогой и надеждой смотревших на него, приложил руку к сердцу своему и тихо, но с твёрдостью в голосе, произнёс: