Вселенная счастлива, когда счастлив каждый дух, населяющий её. С каждым из нас что-то происходит. Вот почему несчастье это болезнь, передающаяся от одного к другому, ибо на самом деле всё в этом мире взаимосвязано друг с другом.
Ночью облака над горой Су-шань немного рассеялись, и звёзды стали видны ещё ярче.
Я знаю, что в твоей вере самоубийство считается грехом. В моей вере это грехом не считается, потому что каждый человек рассматривается с позиций свободной воли, свободного выбора. Если он решил уйти, значит, таков его выбор. Японским самураям ничего не стоит покинуть этот мир, ведь каждый китаец, японец представитель жёлтой расы, принявший буддизм, знает, что материальное существование лишь временное пребывание духа в его ограниченном состоянии.
«Почему ограниченном?» спросишь ты.
А разве твой дух не скован телом, вынужденном страдать, вести борьбу за существование, куда-то бегать, хотя в этом беге нет никакого реального смысла? Духу изначально присущи Покой и Созерцательность, которые исчезают после того, как ты получаешь тело.
Тебе, будто бы, выдали ненужный кредит, с которым ты не знаешь, что делать, но понимаешь точно, что отныне твоя спокойная жизнь полностью закончилась.
Я пытался понять, каким образом Мастер Цинь оставил своё тело, но так ничего не смог осознать. Я поклялся себе, что обязательно разузнаю, что произошло в монастыре в моё отсутствие. А затем я увидел белый свет, мне стало как-то легко, свободно и беззаботно, будто, я был ленивым котом на печи.
Да, я сравнивал своё состояние полной безмятежности именно с состоянием кота. Коты довольно умные создания, склонные, скорее, за всем наблюдать со стороны чем ввязываться в происходящее.
При монастыре у нас было множество таких котов, одного из которых я запомнил. Его звали Чи-хэнь, что в переводе с древнего языка означает «наблюдательность». Мне кажется, мы с ним даже подружились; кот дарил мне свою ласку, позволяя гладить себя по бархатистой шёрстке, а я таскал для него из монастырской кухни молоко, сметану и всякую снедь, до которой Чи-хэнь был особенно охоч.
Белый свет был не слепящим, но я мог ясно видеть его, он был живым; я ничего не делал такого я просто растворялся в этом свете, дышал им, при этом совсем не чувствуя собственного тела. Я не ощущал холода, от которого совсем недавно не знал, куда деться.
Кажется, я стал засыпать и вспомнил одну притчу, рассказанную мне Мастером Цинем.
Притча о старом ленивце
Жил однажды в Китае человек, который очень много и упорно работал. Он садил рис, бамбук, затем ухаживал за всходами, содержал двух яков. Несмотря на упорный труд, уровень его жизни оставался средним.
И вот однажды один из его гостей, знавший, как тяжела жизнь этого человека, посочувствовал ему и подарил волшебные пилюли. Когда человек выпивал эти пилюли, то он расслаблялся, и ему становилось всё равно, что вокруг него. Почувствовав блаженное умиротворение, человек так расслабился, что закрылся в своём доме, веля своим слугам лишь приносить еду в положенное время.
Так он пролежал день, два, месяц, год. Хозяйство его пришло в запустение, а человека всё равно ничего не волновало кроме своего спокойствия.
Но однажды волшебные пилюли закончились, и человек вышел из своего ступора. Он был крайне удивлён и возмущён.
Кто так распоряжался моим хозяйством! воскликнул человек, когда я отсутствовал.
Ты сам, ответило ему его сердце.
В чём смысл этой притчи? спросил я Мастера Циня.
Не нужно ни в чём переусердствовать, и идти срединным путём, иногда расслабляясь, а иногда напрягаясь, чтобы чего-то достичь. Всему своё время, мой мальчик, ответил Учитель.
Глава 3
«Мудрость»
«Человек при рождении нежен и слаб,
при смерти твёрд и крепок,
Все вещи и растения при рождении нежны и слабы,
а при смерти тверды и крепки.
Твёрдое и крепкое это то, что погибает.
Нежное и слабое это то, что начинает жить
Сильное и могущественное
не имеют того преимущества,
какое есть у нежного и слабого».
(Лао-цзы, китайский мудрец).
Кажется, я потерял сознание, провалившись в глубокий сон.
не имеют того преимущества,
какое есть у нежного и слабого».
(Лао-цзы, китайский мудрец).
Кажется, я потерял сознание, провалившись в глубокий сон.
Очнулся я не скоро, во всяком случае ощущение времени стёрлось. Может быть, прошло всего одно мгновение, может быть, день или два, или несколько дней. Сон рассеялся, когда кто-то слегка прикоснулся к моему плечу. До этого момента я видел себя на вершине горы Су-шань, но только вокруг неё располагался не Шао-линьский монастырь, а монастырь Золотого Дракона.
Я видел, как я спустился с горы и вошёл в храм, где проводились богослужения. Вокруг в огромной зале курились благовония, создавая голубоватый дымок. Я пригляделся и увидел, что на богослужении присутствовали все преподаватели, с которыми мне довелось встретиться в течение своей жизни в монастыре.
Я видел серьёзное лицо учителя Ноу и сосредоточенное торжественное г-на Чонга настоятеля монастыря. Они все молились, сложив ладони вместе. Но среди них я не увидел моего Учителя и одновременно друга Мастера Циня.
Где же Мастер Цинь? спросил я у учителя Ноу.
Он ушёл, спокойно ответил мой Наставник по боевым искусствам.
Вы его похоронили?
Нет, мой мальчик, произнёс Учитель Ноу, Мастер Цинь является Посвящённым, а Посвящённые уходят тогда, когда сочтут нужным, они не умирают.
Как не умирают, был обескуражен я.
Посвящённые растворяют себя в пространстве. Каждый атом их физического тела находится под контролем их сознания. Поверь мне, это не под силу обычному смертному. В своё время твой учитель прошёл слишком много испытаний, прежде чем получить Посвящение.
Дальше всё куда-то ушло, я увидел перед собой того самого монаха-привратника с острой бородкой, который два раза приносил мне еду, когда я сидел под деревом возле монастыря Шао-линь. Он улыбался, хотя мне совсем тогда было не до смеха.
Я не мог понять, то ли я видел сон, то ли отделился от своего физического тела и отправился в свой монастырь, чтобы всё узнать о произошедших в нём событиях. А если это именно так, значит, я постиг ещё одну грань отделение от своего физического тела и путешествие в мирах. Некоторых монахов этому учат специально.
Меня зовут Ка-о-мин, представился улыбающийся молодой монах с острой бородкой.
Почему ты улыбаешься, Ка-о-мин? спросил я. Я вспомнил, что точно так же звали нашего повара из монастыря Золотой Дракон.
Потому что никогда раньше я не видел таких дураков, как ты, которые сидят двое суток под деревом в проливной дождь, подражая тем самым Великому Будде.
А где я сейчас нахожусь?
Конечно, внутри монастыря Шао-линь. Ты задаёшь глупые вопросы.
Ка-о-мин снисходительно посмотрел на меня:
Впрочем, ты потерял много сил, и тебе нужно восстановиться, прежде чем ты встретишься с нашим настоятелем.
Ваш настоятель сам хочет встретиться со мной? удивился я.
Монах кивнул:
Конечно, ведь ты тот самый монах, которому удалось сделать «прыжок леопарда».
А откуда ты знаешь? удивление моё росло с каждым разом всё сильнее и сильнее.
Ка-о-мин пожал плечами:
Странно, ведь во всём Китае таких, как ты, совсем немного, а отличные воины ценятся Императором. Почему же ты до сих пор не в его армии?
Потому что у меня другой путь, ответил я просто без обиняков.
О каком пути ты говоришь? спросил привратник.
О пути философии и целительства.
Вместо получения славы и почестей? Вместо возможности стать богатым?
Да.
Ка-о-мин развёл руками:
Воистину, странен и непонятен ум человеческий.
Затем он ушёл.
Помещение, в котором я находился было почти квадратным с белыми стенами и единственным окном. Через него можно было наблюдать всё, что происходило в окрестностях Шао-линя. Но меня в тот момент это мало привлекало. Я действительно был вымотан и ослаблен долгой дорогой и сидением под дождём. Моё тело требовало восстановления. В печи трещал огонь, поэтому в моей квадратной комнате было тепло и уютно. Я протянул руки к огню, чтобы согреться. Всё это время я лежал на очень толстой циновке, укрытый прочным одеялом. Я хотел расслабиться, уснуть, но в этот момент дверь моей комнаты раскрылась, и передо мной возник полноватый лысый человек невысокого роста, одетый так же, как и остальные монахи в шафранного цвета мантию. Он протянул мне миску с горячей похлёбкой.