Вот пойдём летом в наш лес, я покажу, где они растут, сама пособираешь, а мы потом их в печи высушим и на зиму оставим.
Ефимовна кладёт в мою миску своих пельменей, они горячие, от них пар отходит.
Ешь. Не бойся, они постные. Как раз с грибами да капустою, я ещё сметанки полью, вот тогда поймёшь ты, что такое Ефимовны рукоделие.
Пельмени и впрямь оказались ароматными, постными. У бабушки Дарьи они не такими получались.
Нравится? причмокивает Ефимовна, ожидая получить от меня положительный ответ.
Я киваю головой.
То-то! Две радости только у человека и остались на свете: сладкий сон и душе угодная еда, всё остальное в скорбях да в грехах тяжких потонуло. И у тебя, Таня, наверное тоже две радости.
У меня всего одна.
Небось, еда. От неё никто не в состоянии отказаться, хоть в Библии и сказано про десять заповедей, а про чревоугодие особое упоминание имеется.
Нет, иная у меня слабость, признаюсь я, слегка смутившись от волнения.
Небось, давно мечтаешь увидеть людей и всё, что окружает тебя.
Это моя мечта, которая никогда не осуществится, но слабость в другом.
В чём? Скажи, если не секрет.
Петь я люблю. Как запою, так словно бы душа от тела отрывается и в поднебесье летит к светлым мирам. Тогда и людские обиды, и скорби, и беды уходят далеко-далеко, словно не было их никогда, словно пришла я сюда чистая, как родниковая вода без боли, без уныния, ибо растаяли они, как снег на полуденном Солнце. Бабушка Дарья моим пением восхищалась, говорила, что дар у меня особый есть.
Ефимовна с Анфисой молчат, задумались над чем-то.
Это хорошо, вдруг произносит Ефимовна, батюшка наш любит, когда голосами ангельскими поют. И ты спой что-нибудь, хотелось бы тебя послушать, моя ласточка.
Что же Вам спеть?
Из Писаний что-нибудь. Знаешь Писания?
Бабушка Дарья учила. Посадит меня перед собою, откроет Библию и чтению предаётся, так узнала я об угодниках, о страдальцах божьих, о Николае Чудотворце, что прокажённых целил.
Тогда спой, поддерживает Ефимовна Анфису-прачку.
Анфиса удобно усаживается, кладёт руки на стол, готовясь к маленькому представлению. Меня поставили на грубо выструганный стул, я запела слова старой молитвы, которой обучила меня бабушка Дарья:
«Тебе Бога хвалим, Тебе Господа исповедуем.
Тебе Предвечнаго Отца вся земля величает.
Тебе вси Ангели,
Тебе небеса и вся Силы,
Тебе Херувими
И Серафими непрестанными гласы взывают:
Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф,
Полны суть небеса и земля величества славы Твоея!
Тебе преславный Апостольский лик,
Тебе пророческое хвалебное число.
Тебе хвалит пресветлое мученическое воинство,
Тебе по всей вселенной исповедует Святая Церковь,
Отца Непостижимаго величества,
Поклоняемаго Твоего истиннаго и Единароднаго
Сына и Святого Утешителя Духа.
Ты Царю славы, Христе,
Ты Отца Присносущий сын еси.
Ты ко избавлению приемля человека,
Не возгнушался еси Девического чрева.
Ты, одолев смерти жало,
Отверзл еси верующим Царство небесное.
Ты одесную Бога седиши во славе Отчей,
Судия приити веришися.
Тебе убо просим:
Помози рабам Твоим,
Ихже Честною Кровию искупил еси.
Сподоби со святыми Твоими
В вечной славе Твоей царственности».
Голос мой умолк, некоторое время я стояла в нерешительности, прислушиваясь к полной тишине.
Божественный голос, говорит кто-то.
Слышу чьё-то всхлипывание, мне кажется, народу в кухне много собралось, стало жарко.
Ещё пой, ещё!
Мне неловко делается, в кухню входят незнакомые люди, раздаётся шёпот, дыхание.
Пой!
Представляю, будто за спиной у меня крылья вырастают, медленно отрываюсь от земли, ибо ступни мои уже не касаются пола, воспаряю ввысь в просторные лазурные небеса с бирюзовым оттенком. Небеса колышутся, чтобы голубь моего духа утонул в голосе рая.
«Господи! Не знаю, чего мне просить у Тебя!
Ты один ведаешь, что мне потребно.
Ты любишь меня паче,
Нежели я умею любить себя. Отче!
Даждь рабу Твоему
Чего я и сам просить не умею.
Не дерзаю просить ни креста, ни утешения.
Только предстою пред Тобою,
Сердце моё отверсто.
Ты зриши нужды, которых я не зрю. Зри!
И сотвори со мною по милости Твоей!
Порази и исцели, низложи и подыми меня.
Благоговею и безмолвствую пред Святою Твоею Волею
Благоговею и безмолвствую пред Святою Твоею Волею
И непостижимыми для меня Твоими судьбами.
Приношу себя в жертву Тебе.
Предаюсь Тебе.
Нет у меня желания кроме желания исполнять Волю Твою.
Научи меня молиться.
Сам во мне молись. Аминь!»
Утром просыпаюсь от шёпота сестры Марии и треска свечей. Прислушиваюсь. Она молится. За окнами воет метель, её отголоски доходят до моих ушей.
Студёно нонеча, причитает сестра Мария, февраль уж на носу, а там и март не за горами, и Масленница. Блины печь будем, юродивым, да нищим, да сирым раздавать.
Я её за руку легонько тяну.
Скажите, а Вы видели «Святую Троицу»?
Ту, что иконописец Андрей Рублёв писал?
Да. О ней часто дед Феофан из нашей деревни упоминал. Рассказывал, будто приложил он икону ту к больной ноге, и она зажила.
Была я как-то в Троице-Сергиевой Лавре, видела там «Троицу».
Расскажите, сестра Мария, упрашиваю я, очень мне хотелось на эту икону-то поглядеть ну хотя бы одним глазком.
А там, на иконе три ангела божьих нарисовано. Первый ангел самый главный, он в центре изображён в белых сияющих одеждах и плащанице цвета алой зари. Другой ангел по правую сторону от него. Он в красной рубашке и длинной синей плащанице, третий по левую сторону в розовых одеждах и зелёной плащанице. У каждого в левой руке по кресту Господню.
Почему они сидят?
Сидят те ангелы за столом, накрытым белой скатертью, вроде нашего стола в трапезной, когда отец Владимир нас откушать после праздничного молебна зовёт. На столе же всего одно блюдо, на котором лежит виноград. Позади дерево с листвою, а дальше райские горы и небо. Но самое важное лики у ангелов задумчивые, будто размышляют они об наших грехах бренных, а над головами нимбы сияющие, выложенные позолотою. От нимбов этих светло вокруг становится.
И крылья у них есть?
И крылья есть. Только, думается мне, в раю ангелы не летают, они лишь к нам на землю на крыльях своих ангельских спускаются.
Отчего их три?
Бог, Таня, троицу любит.
Я отворачиваюсь, пытаюсь слезу быстро смахнуть, чтоб сестра Мария не заметила, но она замечает.
Что ты, дитя? Неужто дурное говорю?
Я мотаю головой.
Нет. Просто никогда не увидеть мне икон и всей красы этой не узреть.
Сестра Мария осторожно гладит меня по плечу. Не по себе ей становится.
Разве важно видеть и сути при этом не понимать? Гораздо важнее прочувствовать смысл, тогда всё само по себе откроется. Разве преступление это иметь недостаток физический, но чистую душу, не загрязнённую людскими страстями и корыстолюбием? Не плачь, я ещё много икон видала, и ты через меня на них посмотришь. Всё у нас заграничное ценится, а в России-то-матушке сколько сокровищ запрятано, но сокровища же эти намного ценнее заморских диковинок.
ГЛАВА 3
«РАДОСТЬ МОЯ»
«Кто тебя выдумал,
Звёздная страна?
Сколько лет издавна
Снится мне она.
Выйду я из дома,
Выйду я из дома,
Прямо на пристани
Бьётся волна.»
(Слова из песни).
Ангел влетел в келью, и вокруг вновь стало светло. Приблизившись ко мне, некоторое время он постоял рядом со мною, дотронулся до моих волос.
Здравствуй.
Здравствуй.
Я знаю, ты ждала меня. Ты очень скучала, когда меня не было с тобой, и вот я здесь.
Я быстро смахнула слезу.
Я думала, ты забыл про меня, и никогда больше не придёшь.
Ангелы не забывают своих друзей и подопечных, они приходят в трудный момент.
Тогда почему тебя так долго не было?
Много забот, ибо множество людей нуждаются в помощи, они зовут меня, и я прихожу к ним. Ты не звала, я не могу понять почему, ведь ты нуждалась в поддержке.
Ты был слишком занят, я просто не хотела беспокоить тебя, ведь и ангелам нужны отдых и восстановление сил.
Вряд ли обычные люди понимают это, им всегда кажется, что их проблемы главнее общего порядка в мироздании, и мы бросаемся к ним, чтобы помочь, ибо таков закон, мы никогда не отказываем тем, кто кричит о спасении, кто ждёт помощи от неба.
Почему так?
Есть непреложный закон истины, в соответствие с которым люди должны сохранить веру. Если ангелы не станут помогать людям, они разочаруются в справедливости, они перестанут надеяться на лучшее, тогда Земля упадёт в хаос, ибо людские предрассудки погубят доброту, отзывчивость и сострадание.