Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения - Коллектив авторов 7 стр.

Гром разбил бокал небесный
Голубого хрусталя,
Осчастливил мир окрестный,
Где леса, луга, поля.
Этого мгновенья ждали 
Бьют на счастие бокал
Для двоих в венчальном зале.
Вся природа  это зал.

Мир прекрасный, мир чудесный
Дождь божественным вином
Окропил  сюрприз известный,
Все мы думали о нем.
Мы его как гостя ждали,
Приглашали, чтоб пришел.
Умоляли, зазывали
И дождались: он пошел!

Соседа хоронили мы Степана,
И сердце мне щемило от вины.
В каком же мы долгу у ветеранов
Той самой необъявленной войны.
На пиджаке немодного покроя,
В котором дырочку проделывать не жаль,
Не орден, не звезда Героя 
Одна медаль, всего одна медаль,
Одна медаль

Медаль он надевал не для парада,
Так каждый день носил ее с войны.
А нам казалось: что там за награда
Не понимали мы ее цены.
Работал, жил и не просил покоя.
Знал по себе, как закалялась сталь
Не орден, не звезда Героя 
Одна медаль. Всего одна медаль,
Одна медаль

И если даже время лечит раны,
Оно не избавляет от вины.
Поклон вам низкий, наши ветераны
Той самой необъявленной войны.
Пусть общей памятью святою 
В музее места лучшего не жаль, 
Как орден, как звезда Героя, 
Одна медаль, всего одна медаль,
Одна медаль

В окно вползает утро.
Пять часов. Но петухов
Не слышно голосистых.
Ворон охрипших рой готов
Руладой вас будить басистой.
А вслед десятки голосов
Пернатых с трелями и свистом
Каков он будет  день? Каков?
Пусть будет радостным и чистым.

У речистых ручьев ракиты
Со времен еще наших дедушек
Не водой дождевой омыты,
А слезами брошенных девушек.

Листьев их резные ланцеты
Попривыкли десятилетьями
Всхлипы девичьи и фальцеты
Приглушать своими соцветьями.

Те приходят к ручьям, где ракита,
Не за грибом лесным, за ягодой.
Когда горе слезой омыто,
В тучах виден краюшек радуги.

Сегодня любишь, завтра ненавидишь.
Весы, качели, парадокс.
В чугунный колокол любви случайно затесался
ненужный серый грязный кокс.
Что, музыка любви? Даешь ты сбои?
Подводишь нас, скрипичный ключ?
Был Мендельсон. И в танце было двое.
И пенился в бокале солнца луч.
А кокс уже не серый, белый,
звон свадебных колоколов угас,
И до друг друга никакого дела,
и повести печальнее рассказ.
Без яда, без рапир  другие сроки, другое время на дворе.
Но крики, причитанья, склоки 
так каждый день в твоем календаре.
Кто виноват в том? Женщина? Мужчина? Черт? Дьявол?
Или божество?
В природе есть на все свои причины,
но кто познает человека естество?
И если далеко нам до погоста, ты думаешь,
как дальше будешь жить.
А это, в общем, очень просто,
когда ты ненавидишь, уходить.
Да, не вернуть уж больше чувства,
себя ты не заставишь полюбить.
Но нет, наверное, трудней искусства:
любить, любить, но уходить.

Шел человек по жизни, шел, насвистывал,
Шептал стихи, но не записывал.
Хоть смелым был, но не геройствовал
И жизнь любил со всеми свойствами.
Ее как книгу перелистывал,
Был вежливым, но не заискивал.
В любви любил любые вольности,
Опустим, впрочем, здесь подробности.
Хоть много знал, отнюдь не важничал,
По вечерам с друзьями бражничал,
А летом жил он жизнью дачною,
Казалась жизнь его удачною.
И вдруг сомненья мяч в одно касание
В момент перевернул его сознание.
Какой он в колесе по счету спицею?
А жизнь в руке задохшейся синицею?
Зачем живешь, скажи по честности,
Ты на Земле? Но без небесности.
Погряз в заботах повседневности
И стал рабом душевной лености.
Живешь ты по канонам племени,
Впустую тратишь кучу времени.
Лишь размышленья в одиночестве
Основа истинного творчества.
И человек себя искать отправился.
Надежда есть, узнаем мы: он справился.
Стихи он пишет. Если получается,
Душою к Вечности он прикасается.
Все меньше думает он о насущном хлебе,
Все чаще вместе с журавлями в небе.

Эдуарду Касперовичу

Мой товарищ живет в антимире.
Антиводку он пьет по утрам,
Просыпается в антиквартире,
С антипатией к антистихам.
Антимоний он не разводит,
И, античностью поражен,
Он в одежде своей антимоден,
По характеру  антипижон.
Он в общении антиважен,
По натуре он  антиплут.
Подытожив, давайте скажем:
Критик, будь к нему антикрут!

Кого чужая жизнь интересует?
Тут как бы разобраться со своей.
Но Бог колоду вдруг перетасует,
И жизнь твоя окажется моей.

И станут близки мне твои страданья,
И я пойму, что дорого тебе.
Что изменилось? Только лишь названье,
Ярлык, где имя  бирка на судьбе.

Ты так бы жил, являл старанье,
Все делал в точности как я.
Являйте, люди, состраданье,
Поймите, мы  одна семья.

То голубою, то зеленою 
Меняет цвет волна морская.
Живу сегодня пляжной зоною,
В песке горячем утопая.

Под солнцем сладким тело греется,
Но есть во мне и жизнь иная,
Я в ней всегда, в ней гордо реет стяг
И за кормой волна крутая.

Она невидима, но значима
И с юности меня питала,
Хотя и сам себя подначивал:
«Что, атрибутов внешних мало?»

Забыть о показушной внешности,
Когда внутри кипит работа.
Она  одна ступенька к Вечности,
Пусть до кровавого до пота 

Корабликом бумажным брошенным,
Смешным солдатиком из воска,
Травой пробившейся и скошенной,
Мятущейся душой подростка.

Беседы бесконечны с книгами,
И спор до одури с друзьями,
Честь  добровольною веригою,
И творчества сизифов камень.

Эй, флибустьерство ранней юности,
На полусогнутых, но ходишь,
Лекарство от тупой бездумности
В самом себе пока находишь.

Не наслажденье жизнью сытою,
Не быстро вянущие лавры.
Так почему ж  слеза пролитая
Не сделавшего дела мавра?

На кладбище тихо. Лишь ветер и птицы.
Здесь душам приволье  могли б притулиться.
Надгробьев купе и людские останки 
Нет душ на кладбищенском полустанке.
Умчались в курьерских, а может, в почтовых,
Кто к станции  Небо, кто к станции  Слово.
По кладбищу ходит обходчиком память,
Звенит над камнями слезой и ключами.
Но не возродиться ни людям, ни душам 
Ни правильно жившим, ни в жизни заблудшим.

В лесу кукушкин голосок
Порой стреляет вам в висок.
Вы спросите: «Что на веку?»
Услышите лишь раз «ку-ку»,
Потом молчанье, нет ответа.
Вы сплюнете: пустяк, примета.
Но на душе скребут так кошки!
Ужель остались жизни крошки?
Вдруг песню запоют дрозды,
И нет следа от той беды.
Взметнется шустрая сорока.
Нет, рано отпевать до срока.

Какао пляжного песка
Согрело мне босые ноги.
Взываю к вам, морские боги:
Пускай быстрей уйдет тоска!

Воды лазоревая гладь
Обманчива, как все живое.
Прости, но я к тебе опять
Глушить тоску в густом прибое.

Так повелось, порой моря
Собой врачуют наши души.
Когда ржавеют якоря?
Когда они лежат на суше.

Ты вроде знаешь что почем,
Сильна инерции рутина,
И за собой тебя влечет
Однообразных дней дрезина.

Спасение, быть может, тут,
В песке у берега морского,
Освобождение от пут
Обыденного и мирского.

Какао пляжного песка
Босые ноги обжигало,
Бумажным парусом тоска
Все дальше в море уплывала.

Под солнцем Пастернак полол
На даче грядки,
Чтоб лук и пастернак взошел
После посадки.
Как сорный мусор из стихов 
Враз и мгновенно, 
Разил соцветья сорняков
Он вдохновенно.
Язычник языка Руси
По пояс голый,
Размах вселенский  гой еси 
В солнцерассоле.
Коль на земле и в небесах 
Не инородный,
На огороде и в стихах 
Год плодородный.

Любовь  беспечная пушинка,
Ее подхватит ветерок,
Она девчонке на косынку
И парню на воротничок
Опустится легко, неслышно
И поменяет ход вещей.
Как будто это тот, кто выше,
Не довершил своих затей.
И подтвердит узор небесный
Сплетенье душ, сплетенье тел,
И каждый миг, он миг чудесный,
И злые силы не у дел.