Я попрощался с дедушкой и со всеми своими родственниками. Что касается прощания с братьями и сёстрами, это являлось лишь данью этикету, следованию обычаю, так как я не испытывал гнетущей тоски и боли от предстоящей разлуки. Затем я был усажен за семейный стол и досыта накормлен.
Китайская кухня по своей сути очень разнообразна, готовят, в основном, специально обученные повара, строго придерживаясь определённых правил. Правила существовали для того, чтобы пища сохраняла свои энергетические свойства и способствовала сохранению и поддержанию телесного здоровья. Поэтому кулинарная обработка была минимальной, и в рационе преобладали растения и продукты моря: рыба, крабы, водоросли. Из растений были распространены главным образом рис и бамбук.
На большом столе передо мной лежало огромное блюдо с рисом и жаренным бамбуком, рядом стояли тарелки с креветками, ламинарией и фукусом и пиала с ароматным зелёным чаем.
Мне было объяснено, что столь обильная трапеза устраивалась всегда перед дальнею дорогой, чтобы ученик мог насытиться и набраться сил, которые ему пригодятся в его испытаниях.
В некоторых китайский семьях к столу подают особо приготовленное мясо собак. Однако в нашей семье это не делалось, потому что, во-первых, в те времена был пост, и запрещалось употреблять в пищу мясо за исключением рыбы, во-вторых, наша семья относилась к ярым приверженцам религии буддизма. Буддизм не приветствовал убийство животных в любой его форме.
После трапезы я был введён в семейный храм Будды, чтобы сделать жертвоприношение в виде пряностей и большого блюда с рисом. Затем я выпил полную чашу воды, ночь простоявшую возле статуи Будды. Чаша была сделана из золота. По представлениям китайцев, если золотая чаша постоит возле статуи Будды в течение ночи, она считается наполненной особыми божественными эманациями. Выпивший эту священную воду приобретает покровительство богов, никакое зло не сможет коснуться его.
Перед тем, как сесть в повозку, отец сказал мне:
В последний раз посмотри, сынок, на окружающие тебя окрестности. Больше ты их уже не увидишь, а они так прекрасны в период весны.
Слова отца вызвали во мне такое отчаяние, что я едва смог сдержать слёзы.
Почему я никогда не увижу эти места? спросил я.
Отец ответил мудро (впоследствии я не раз улавливал мудрость в высказываниях вроде бы обыкновенных людей, на первый взгляд не отличающихся особыми познаниями в философии).
Отец произнёс:
Возможно, ты и вернёшься сюда, сынок, но вернёшься совсем другим человеком. Многие привычные вещи покажутся тебе иными, чем раньше. Ты будешь смотреть на мир и на эту голубую долину другими глазами глазами умудрённого опытом человека. Дорогой Ли, тебе только кажется, что ты останешься прежним, но ты сам не заметишь, как изменишься.
Я бросил последний взгляд на долину, она действительно казалась голубой индиго постепенно переходил в лиловый цвет неба, а горы вдалеке выглядели, словно молчаливые стражи. В центре долины красными и розовыми пятнами пестрели цветы. К югу раскинулись чайные плантации, кое-кто из крестьян уже вышел на работу. За холмами тянулись засеянные рисом поля на будущий год астрологи обещают богатый урожай, и тогда весельчак Хо-тэй возрадуется. Китайцы верят в то, что бог Хо-тэй приносит удачу. В последний момент перед отъездом я попросил позволения попрощаться с моим другом Кэнем. Кэнь привозил жёлтую глину с берегов реки Хуанхэ и лепил из неё фигурки божеств: бога огня, воды, богиню милосердия Гуань-Инь, бога смерти, имеющего грозный лик. Когда я вернусь, Кэнь пообещал мне, что свозит меня за жёлтой глиной и покажет скалу отшельника, который тоже лепил из глины, мечтая в своём занятии найти Истину.
У нас будет много времени, сказал Кэнь, я верю, ты сделаешь статую Будды.
Я не мог предположить, что слова Кэня окажутся пророческими, но тогда я просто почувствовал, что терял своего друга детства.
Мы ехали через горную местность. Северо-восточная часть провинции Гуаньси покрыта холмами, а далее к востоку от неё в районе Гуандуна, Чжэнцзян, Шаньси высятся покрытые шапками снегов горы.
Китайцы очень трудолюбивый народ. Если бы европеец, привыкший к серым унылым пейзажам, попал в Китай весной, он поразился бы развернувшемуся перед ним великолепию. Он увидел бы ухоженные рисовые поля, сады, полные яркими декоративными цветами, специально выращиваемыми для того, чтобы повсюду была гармония. Маленькие уютные домики крестьян и землевладельцев средней руки оставляли ощущение радости и восторга. Вообще китайцы очень привязаны к уюту и гармонии. Они обустраивают свои жилища в соответствии со знаниями древних о правилах взаимодействия человека с внешней средой. Например, дверь в доме должна обязательно выходить на север, над ней вешались специальные колокольчики, которые звенели при малейших порывах ветра, и от этого становилось спокойно на душе.
Гостиная обычно планировалась в центре дома, а вокруг неё размещались остальные комнаты. В них хозяева устанавливали различные символы для придания дому красочности и одновременно с целью снятия отрицательной энергетики. Символы представляли собой статуэтки божеств, предметы, такие как плетёные узлы. Они хранятся в специальных рамах и вешаются на стены наподобие картин. Любой китаец может вязать узлы из нитей: узлы богатства и денежного благополучия, узлы любви и счастья в семейной жизни. Считается, если хранить эти узлы у себя в доме, человек приобретает покровительство богов.
Европеец думает, счастье зависит лишь от него самого, однако на самом деле это далеко не так. Счастье зависит от благосклонности высших сил, поэтому по всему Китаю совершаются жертвоприношения: люди привозят каждый месяц в пагоды свой урожай, собранный с полей. Часть урожая складывается в большие корзины и ставится в храмах перед ликами Будды.
Когда на нашем пути попалось опустошённое засухой поле, отец рассказал мне такую историю. Когда-то лет пять тому назад здесь жил один крестьянин. У него был большой дом, и он выращивал пшеницу, каждый год собирая с полей богатые урожаи. Он продавал пшеницу и получал за это много золота. Его звали Чан-Хай-Си. Он был глубоко убеждён, что является хозяином своей судьбы, и никто не властен над ним. Он был очень горд собой и стал высокомерно относиться к людям. Он перестал молиться и ходить в храмы, как это делали его соседи. Однажды к нему пришёл старик, попросивший немного хлеба и риса. Старик был нищим, и у него не было ничего, чтобы расплатиться за еду. Чай-Хан-Си прогнал старика и попросил слуг, чтобы они не пускали нищих попрошаек в его дом. Ничего не сказав, старик ушёл.
Однако на следующий год случилась засуха, весь урожай был испепелён солнцем. Чан-Хай разорился, сам превратившись в нищего странника, друзья покинули его, и он остался совершенно один без гроша и поддержки. Говорили, что тем стариком в лохмотьях, который приходил к Чан-Хай-Си, был сам Будда. Он спустился с небес из своего сияющего царства, чтобы преподать этому возгордившемуся человеку хороший урок.
И потом он умер? спросил я у отца.
Нет, сынок, Чай-Хан-Си стал монахом, и сейчас служит в одном монастыре.
Откуда ты знаешь?
Эту историю он поведал мне сам.
На ночь мы останавливались в гостиницах, а утром снова продолжали путь. После ужина, когда отец ложился спать, я любил из окон наблюдать за тем, как мерцали звёзды высоко-высоко в небе. Мне казалось, что на них живут такие же люди, и они тоже, как и я, глядят в небо.
Я сжимал в руках подаренную дедушкой фигурку дракона. Она была дорога мне, как напоминание о родных краях, о старости, о НЕПОСТИЖИМОМ, которое способно заставить трепетать в груди страждущее сердце. Золотой дракон оживал в моих ладонях, являясь настоящим талисманом счастья и предвестником моей судьбы. Куда приведёт меня её водоворот на этот раз? Невольно я ощущал присутствие Мудреца, встретившегося дедушке в горах.
В течение четырёх дней мы шли через горные хребты, отец нанял двух проводников, которые показывали нам дорогу до храма «Золотой Дракон». Они не раз ходили туда, приносили монахам молоко, фрукты, рис и чай. Это была единственная возможность, соединяющая монастырь с внешним миром. Проводники были тибетцами, но они не принадлежали к клану монахов и занимались обычной торговлей.
Ночью в горах холодно, отец укрыл меня шкурами яков, которые купил за символическую сумму у проводников-торговцев. Через каждые два часа тибетцы пили чай, чтобы согреться. В чай они добавляют соль, немного масла и крупы.
Это поддерживает наши силы, иначе мы замёрзнем, сказал один из проводников.
В ту ночь в горах случился буран, благо мы не попали под снежную лавину, так как тибетцы знали все места, где можно укрыться. При звуках лавины я испытал такой страх, что мне казалось, будто моё бедное сердце превратилось в комок и застыло внутри груди. Тибетец улыбнулся и, чуть сощурившись, похлопал меня по плечу:
Не бойся, это только кажется, что горы агрессивны. На самом деле они мудры.
Говорил он по-китайски.
Неужели вы не боитесь лавин? спросил я.
Нет. Мы входим в контакт с горами и просим у них помощи. Мы просим у них защитить нас. Те, кто этого не делают, погибают в горах, потому что они не знают о взаимосвязи всего, что находится вокруг них.