Всегда пожалуйста, бэби. Обращайся. Бранко Джурич всегда рад спасти беспомощную красавицу.
Как? Я даже приподнялась от любопытства. Твоя фамилия Джурич?
Будешь ржать получишь картошкой в лоб, ровно сообщил Бранко.
Не буду, заверила его я, подбираясь ближе. Правда Джурич? А чья это фамилия откуда?
Сербская, неохотно отозвался Бранко. Только давай обойдёмся без изучения моего генеалогического древа?
Давай, согласилась я и тут же спросила: Так ты серб? А так хорошо говоришь по-русски! Я имею в виду, что никакого акцента, совсем как у Ральфа, идеальное произношение.
Бранко что-то буркнул, явно давая понять, что не хочет говорить на эту тему, но я слишком долго не давала воли своему любопытству.
Слушай, ты можешь не рассказывать про своё гине генеа в общем, про древо, но скажи мне, кто такой Ральф? Откуда? Он никогда ничего про себя не рассказывал.
Теперь Бранко тоже приподнялся. Внимательно посмотрел на меня поверх чадящего кострища, выразительно вздохнул:
Бэби Дайка, если тебе чего-то не говорят, значит, так и задумано. И я не стану ничего рассказывать про Ральфа у него за спиной. Поэтому даже не начинай.
Я надулась, снова откинулась на спальник, глядя в совсем уже стемневшее небо. Тучи никуда не делись, и звёзд не было, что опечалило меня ещё больше. Нет, я не надеялась, что мы с Бранко стали друзьями, но мне казалось, что некая тонкая нить взаимопонимания связала нас ещё с того дня, когда он благодаря своему таланту сделал из покрытой шрамами замухрышки загадочную лесную нимфу. И разве не Бранко помог мне избежать унижения во время фотосессии, придуманной Ирэн? И, в конце концов, разве не Бранко сегодня примчался спасти меня от верной гибели, пожертвовав ради этого своим разноцветным ирокезом? Для такого поступка должны быть веские причины. Вот только какие?
Почему ты решил помочь мне? Голос звучал обиженно и жалобно, как у маленькой девочки, чьи ожидания на подарок не оправдались, и я разозлилась на себя. Повторила громче: Зачем ты спас меня от Ирэн и Карла?
Бранко молчал, и я уже подумала, что он не ответит, но через минуту парень заговорил усталым голосом:
Боюсь, тебе просто повезло. Видишь ли, я давно приезжаю работать в Оазис, ещё с тех пор, как там появилась Ирэн, а это уже семь лет.
Но тебе начала я, но Бранко опередил мой вопрос:
Мне двадцать восемь лет. Да, выгляжу моложе, хвала здоровому образу жизни и хорошей генетике, но это так. И семь лет из этих двадцати восьми я делал татуировки, пирсинг и интимные стрижки девушкам, которых продавала Ирэн. Обычно я приплывал в Оазис раз в полгода и жил там от месяца до двух, пока требовалось моё мастерство. Потом возвращался в благословенные Европы и пытался забыть всё, что видел здесь. А видел я, Дайка, многое. И даже могу с уверенностью сказать, что многих из тех девушек, которые прошли через мои умелые руки, уже нет в живых. Ты бы стала просто одной из них, но
Он замолчал, а я боялась дышать. В лесу жалобно запела какая-то птичка, которой вроде бы полагалось давно спать, и Бранко чуть повернул голову на звук.
Соловей, что ли? Да нет, не он А сколько под Белградом соловьев! Всё хотел дом там купить, деньги откладывал. И ведь давно уже хватило бы денег, но нет, старался побольше урвать, потому и из Оазиса не уходил. А потом уже поздно стало
Почему поздно? спросила я, когда пауза затянулась. Ты же там не, как мы Ты мог уволиться, когда захочешь.
Не всё так просто, бэби, грустно ответил Бранко и снова замолчал.
Подождав, я осторожно попробовала продолжить разговор:
Ты не мог отказаться? Чем-то был обязан Ирэн? У тебя не было другого способа заработать деньги? Это потому, что ты ты потому, что тебе не нравятся девочки?
В наступившей темноте я не увидела, а скорее почувствовала, что Бранко улыбается.
Добрая ты душа, Дайника. Хочешь найти оправдание моему сотрудничеству с работорговцами? Ведь если называть вещи своими именами, то владельцы Оазиса и есть самые настоящие работорговцы, а я их пособник. Добровольный пособник.
Я промолчала. Очень не хотелось разочаровываться в своём нежданном спасителе, но и просить его не продолжать было выше моих сил. Как говорил батюшка Афанасий горькая правда лучше сладкой лжи.
Бранко тяжело вздохнул, словно тоже вёл внутреннюю борьбу.
Ох, бэби, как мне хотелось бы рассказать тебе сейчас о своей нелёгкой доле, толкнувшей меня на кривую дорожку Что-то о несчастном мальчике нетрадиционной ориентации, которого все шпыняли и презирали, которого не принимали ни в одном обществе, ни в одном коллективе, который просто вынужден был пойти на сделку с совестью, чтобы выжить в этом жестоком мире. Но всё было не так. На самом деле я с детства как сыр в масле катался. Мои родители российские мигранты, отец был очень высокопоставленным человеком, поэтому и смог без проблем вывезти семью за железный занавес, сменить гражданство, взять другую фамилию. Это на самом деле легко, когда есть деньги. Что касается моей нетрадиционной ориентации, то в Европах никому не придёт в голову даже косо взглянуть на такого человека. Так что я был избавлен от насмешек и одиночества. Как видишь, оправдываться мне нечем.
Ох, бэби, как мне хотелось бы рассказать тебе сейчас о своей нелёгкой доле, толкнувшей меня на кривую дорожку Что-то о несчастном мальчике нетрадиционной ориентации, которого все шпыняли и презирали, которого не принимали ни в одном обществе, ни в одном коллективе, который просто вынужден был пойти на сделку с совестью, чтобы выжить в этом жестоком мире. Но всё было не так. На самом деле я с детства как сыр в масле катался. Мои родители российские мигранты, отец был очень высокопоставленным человеком, поэтому и смог без проблем вывезти семью за железный занавес, сменить гражданство, взять другую фамилию. Это на самом деле легко, когда есть деньги. Что касается моей нетрадиционной ориентации, то в Европах никому не придёт в голову даже косо взглянуть на такого человека. Так что я был избавлен от насмешек и одиночества. Как видишь, оправдываться мне нечем.
Но как тогда ты попал в Оазис? Если твой отец крутой, неужели он не мог найти тебе какую-нибудь законную работу?
Отец умер, с нескрываемой ему грустью ответил Бранко, но тут же торопливо добавил: Нет, его смерть не повергла нас в пучину проблем и нищеты, как ты, наверное, уже подумала. Но я был молод и амбициозен, урезонивать меня стало некому, а тут подвернулся случай В подробности вдаваться не стану, но в моей жизни появилась Ирэн со своим заманчивым предложением. Я ведь очень талантлив, Дайка, не сочти за хвастовство.
Я не сочла. Доказательства того, что Бранко очень талантлив, красовались у меня по всему телу.
Я бы и так мог зарабатывать неплохие деньги в лучших европейских салонах но не такие, как в Оазисе. Кроме того, мне хотелось посмотреть Русь: когда мы уехали, я был совсем маленьким и ничего не запомнил. А ещё, чего уж греха таить, тянуло почувствовать себя крутым парнем, поучаствовать в чём-то незаконном, запретном, может быть, даже опасном. Молодость В своё оправдание могу сказать разве что одно. Когда я принимал решение работать в Оазисе, я не думал о тамошних девушках как о жертвах, как о пленницах. В Евросоюзе проституция давно узаконена и женщины идут на это сознательно, без каких-либо негативных последствий для себя.
Снова над погасшим костром повисла пауза. Неизвестная одинокая птичка продолжала пиликать в чаще леса, и теперь её голосок казался мне ещё более жалобным, словно она, как и я, заблудилась в мире, не зная, куда лететь дальше.
Но потом, продолжал Бранко ровным голосом человека, с головой погрузившегося в воспоминания, потом пришло понимание. Я приезжал в Оазис, видел всех этих девушек и девочек, они появлялись, они исчезали, были все разными, но в то же время одинаковыми. Их роднило одно Знаешь, у человека в неволе появляется такое выражение глаз, что ли? Как печать на лице. Со временем их сразу видишь. Я был то в Белграде и Бресте, то в Лондоне и Париже, смотрел на людей, на женщин, но возвращался в Оазис, видел всех этих девушек, их глаза. В общем, быстро научился отличать свободного человека от невольника. И с каждым разом это было всё больнее. У вас ведь украли не только свободу, у вас украли вашу судьбу. А может быть, и душу
Похоже, Бранко искренне винил себя. Его настроение передалось мне, и я неожиданно тоже захотела присоединиться к обвинениям.
Так что тебя тогда держало? Всё-таки деньги? Решил до кучи прикупить сразу два дома под Белградом?
Бранко не обиделся на резкий тон. Кивнул:
И деньги, конечно. Когда привыкаешь к определённому доходу, очень трудно согласиться на меньшее. Но также тщеславие. Мне нравилось, что заведение держится за меня. Пару раз я заикался о том, что хочу уйти, и мне сразу повышали ставку. Наверное, я так и продолжал бы закрывать на всё глаза и быть ещё одним хорошо прикормленным «своим человечком», но мне подал пример
Бранко вдруг резко замолчал, словно спохватившись. Сел. Разворошил палкой почти погасшие угли, и в их красном свете я увидела испуг на его лице.
Кто подал тебе пример? по-прежнему резко спросила я, всегда считавшая, что если уж ты завёл о чём-то речь, то нужно договаривать.
Но Бранко так не думал.
Это к делу уже не относится. В общем, в какой-то момент я твёрдо решил уйти. И последней каплей в чаше моего терпения стало то, как Ирэн решила поступить с Ральфом и с тобой. Я до последнего надеялся, что, после того как ты вышибла глаз Ховрину, она оставит тебя в покое. Но то ли ей тоже деньги совсем разум затмили, то ли Ховрин так напугал Я узнал, что тебя отдали ему, собрал вещи и поплыл следом.