Все расселись как им удобно. А может быть, по неведомой мне иерархической структуре. Я, ничего об этом не подозревая, сел поближе к начальнику, надеясь порасспрашивать его о чём-нибудь касающемся сельского хозяйства. Особо разговаривать мне не хотелось, да и не был я таким прожжённым журналистом, который из любого болотного пенька может выудить рыбу-информацию.
Но понимал, что представляю здесь прессу и по статусу мне было необходимо любопытствовать.
В дороге разговор вначале вели между собой начальник и женщина. Касались в основном продовольственных тем. В ходу ещё были карточки, то есть талоны, и лично я к этому времени уже истратил на водку свой месячный лимит.
Я вступил в разговор, как мне казалось, ненавязчиво. Спросил Петра Васильевича может быть, получим в этом году нормальный урожай, чтобы перестать жить по карточкам.
Замминистра, чувствовалось, не очень понравился мой вопрос. Сведущие люди говорили, что он серьёзный практик, в прошлом возглавлял большие колхозы. И мне казалось, на его лице отразились все трудности борьбы за передовые успехи. Сколько ему было лет, сложно сказать. Но морщинистое лицо лучше слов говорило об опыте жизни. И седые редкие волосы он зачёсывал назад, придавая некую бодрость стареющей физиономии.
Отвечая на мой вопрос, он понёс какую-то привычную чепуху о планах и мероприятиях.
Я, поддерживая беседу, сказал, что на самом деле надо передавать землю тем, кто на ней работает.
И тут встряла женщина. Она как-то резко начала, будто продолжая уже какую-то беседу, в которой я-то не участвовал, но дама из министерства будто бы предполагала такую возможность или просто спутала меня с кем-то.
А что, думаете, если отдадим всё в частные руки, вы будете жить лучше? Капитализм хотите?
А капитализм начал философствовать уже не по-писаному Пётр Васильевич. Знаешь, как они там живут? Захочешь что-нибудь иметь из имущества почку продашь. Вот так и вы будете жить
Я подумал, что они, наверное, с кем-то спорили на эту тему до меня, а я для них теперь заведомо стал как бы тем отсутствующим оппонентом, хотя моего мнения они и не знали. Однако я немного ошибся. Женщина сказала:
Вы ведь Сергей Арсеньев? Читала я ваш материал про семейный подряд.
«О, подумал я с иронией, страна знает своих героев». Да и я её вспомнил: это же была Валентина Львовна, глава планового отдела. Но когда я приходил к ней в прошлом году спрашивать какие-то цифры статистики для своей статьи, она выглядела поистине недосягаемой, не такой, как сейчас. А тут по-домашнему сидела, трепалась о жизни, спорила. Поэтому я сразу её не признал.
Ваш семейный подряд не приживётся
Да, зря я решил, что меня читают. Как раз в этой, сто лет назад написанной статье я рассказывал, как ослепла женщина от непосильной работы на откорме телят. Но чиновница решила (ведь этот подряд уже стал какой-то не оправдавшей надежды иллюзией), что в статье я ратовал за новые методы работы.
Заключения её после продолжительного изъяснения были вообще странны:
У вас никогда не будет хорошо. А мы всегда будем благополучны
Говоря это, она явно спорила с кем-то другим, а не со мной, но, может быть, в моём лице видела, представляла всех тех популярных журналистов-«передовиков» всяческих перестроечных статей. И выливала из ушата своего гнева всю ненависть к ним на меня. Я к ним себя, наверное, из-за природной застенчивости, не причислял. Скромно пописывал ведомственные статейки. Но в начальственном говорении, мимике, интонации меня поразила её уверенность в своём некоем клане, который всегда будет наверху, над простым людом. Будто бы она знала наперед всё, что произойдёт потом, владела какой-то тайной, о которой простые смертные, посматривая телемуру о всяческих разоблачениях, просто не догадываются.
Я не стал спорить. Сытый голодного не разумеет.
И на самом деле желудок мой, поуркивая, просил прислать ему какую-нибудь пищу. Растущим мышцам молодого организма необходимы были белки и углеводы, на худой конец жиры, мозговым клеткам не хватало топлива для быстрого соображения. Но никакой еды в ближайшее время не предвиделось, потому что предстояла езда в автобусе около часа по времени. А потом последует пора протирания штанов не менее двух делений циферблата, которые должна преодолеть большая стрелка на заседании в набитом народом зале под монотонное говорение докладчиков.
Я сегодня планировал пойти после работы на тренировку. Свой мышечный тонус я постоянно поддерживал упражнениями. И нарушать режим просто так не собирался. К тому же после тренировки у меня намечалось продолжение вчерашнего свидания с приятной дамой, с которой я намерен был развивать отношения. А для этого моему организму требовалась хорошая подпитка в виде еды. И я прикидывал, успеваю ли выполнить все свои планы.
Я сегодня планировал пойти после работы на тренировку. Свой мышечный тонус я постоянно поддерживал упражнениями. И нарушать режим просто так не собирался. К тому же после тренировки у меня намечалось продолжение вчерашнего свидания с приятной дамой, с которой я намерен был развивать отношения. А для этого моему организму требовалась хорошая подпитка в виде еды. И я прикидывал, успеваю ли выполнить все свои планы.
По всем приметам, мы должны вернуться к началу моих мероприятий. И это немного бодрило моё начинающее унывать настроение.
Было отчего приуныть. Как мне показалось, мои могущественные попутчики обиделись, не стали больше со мной разговаривать и демонстративно начали общаться только между собой.
«Плохая примета», подумал я и занялся своими мыслями, размышлениями о том, где я могу перекусить.
После совещания, как всегда, планировался банкет.
(Недаром же, чаще всего, на таких мероприятиях редакторша присутствовала сама. И перед поездкой она мне сказала, что обед у меня будет, голодным не останусь.)
Но ввиду охладившегося ко мне отношения руководства я мог и не быть приглашённым. Да и сам я почувствовал некую антипатию к этому клану вечно процветающего управленческого аппарата, ни при каких условиях не теряющего своего благополучия.
Я вспомнил, как на одном заседании (мне случилось присутствовать), не замечая посторонних, Пётр Васильевич, будто бы находясь в своём узком кругу, говорил: «Вы что, решили, я заелся? Не делюсь ни с кем. Я беру только то, что мне положено. И не забываю своих» Тогда этот его монолог мне был не совсем ясен. Выглядели его слова какой-то тайнописью. Я только смутно догадывался о каких-то ещё скрытых «течениях» в сельском хозяйстве, происходящих на фоне выращивания зерновых культур, в череде отчётов по привесам и надоям.
И здесь, в этой поездке, мне становилась более понятной система хозяйственной деятельности. Но с высоты своего двадцатисемилетнего возраста я смотрел на все эти скрытые «течения» с усмешкой. Мне хотелось просто жрать, и это было важнее всяких революционных настроений в обществе. Я решил, я сделал выбор, что не буду присутствовать с ними на банкете если меня не пригласят.
И вот Ничего примечательного на совещании не было.
Заседание закончилось. Я спустился на первый этаж, где была столовая, где суетились, организовывая банкет, повара и люди, ответственные за подготовку к встрече высоких представителей из областного центра.
Я немножко постоял у дверей в банкетный зал. Собирались люди. Прошли в дверь близко к друг другу, как Тяпкин и Ляпкин, молодцы-специалисты по внедрению новых технологий; щебеча о своём, о женском, прошла группа дам из министерства. Вот уже прошествовала Валентина Львовна, искоса взглянув на меня, но предложения посетить банкет мне не сделала.
Тогда я решил, что с этой буржуазией есть не буду, и пошёл к выходу из здания, надеясь перекусить в каком-нибудь районном общепите. Выбор мой между пресмыканием перед властями предержащими и свободой мнения был, казалось мне, однозначен. И он, выбор, даже потешил и возвысил в собственных глазах тщеславную сущность моего эго.
Я вышел на улицу и огляделся. Подтаявшие весенние дороги районного центра не располагали к пешему передвижению. Одноэтажные дома, находящиеся вокруг здания районных заседаний, ничем не напоминали какие-либо продуктовые точки. Да и людей-то на улице было мало, если не сказать, что не было вообще. И я очень обрадовался, когда увидел приближающуюся ко мне, идущую мимо здания местных советов, даму ну точно! средней окружности.
Скажите, пожалуйста, где у вас здесь находится столовая или, на худой конец, магазин продуктовый.
Магазин у нас есть, здесь недалеко, через дорогу. Но сегодня, я смотрю, он не работает. Может, Нинка-продавщица заболела. И столовая есть, рядом с молочным комбинатом.
Это далеко?
Да нет, километра четыре-пять отсюда. Кто их считает, эти километры, мы ходим туда на работу.
А на каком автобусе туда доехать?
Какие автобусы? У нас тут нет маршрутных автобусов Пешком
Я так расстроился, что даже забыл поблагодарить случайную прохожую, постаравшуюся помочь мне своим участием
У меня не оставалось никаких вариантов. Ещё немного, и еда начала бы мне мерещиться, как миражи. Не хватало ещё, чтобы приснились колбасы и котлеты, подливы, макароны и картофельное пюре, которые вдруг на вершине галлюцинаций я почувствовал бы, как виртуально поглощаю с огромной скоростью и аппетитом.