В библейском восприятии гордость (которая является своего рода «обратной стороной» стыда) это движение от Бога к греховности, а потому гордость переживание, которого не должно быть у человека: «Гордость не сотворена для людей»[166]. Особенно вредна для человека гордость в форме «гордыни», а именно гордость человека не чем-то им обретенным или свершенным им самим, но своей богоподобностью, т. е. тем, что он стал, по словам самого Бога, одним из богов благодаря познанию добра и зла[167]. И именно эта разновидность гордости рождает главное напряжение во взаимоотношениях человека и Бога: «Начало гордости удаление человека от Господа и отступление сердца его от Творца его»[168]. Главный грех быть без Бога, быть независимым от него: грех гордыни корень всякого греха[169].
Именно с этой точки зрения следует рассматривать попытку строительства людьми вавилонской башни ее следует понимать как попытку людей подняться и возвыситься до Бога, прославиться, стать особенными от Бога, т. е. получить тем самым себе собственное имя: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли»[170]. И. Мардов отмечает, что важнейшее побуждение людей строить башню гордыня[171]. Но не стерпел гордыни от людей Бог, лишил он их важнейшего средства взаимопонимания единого языка.
С точки зрения Нового Завета один Господь у всех, и для христианина, в отличие от античного человека, весь мир «свой», поэтому стыд как отношение к «своим» распространяется и на язычников, и на врагов, что подтверждается текстами псалмов, входящих в Псалтирь например: «Да не постыдятся все, служащие истуканам»[172]; «Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся и постыдятся мгновенно»[173]; «Да постыдятся и посрамятся все радующиеся моему несчастью, да облекутся в стыд и позор величающиеся надо мною»[174]). Да и сам человек может испытать стыд и позор от врагов своих например, в одном из псалмов сказано: «Всякий день посрамление мое предо мною и стыд покрывает лицо мое от голоса поносителя и клеветника, от взоров врага и мстителя»[175].
Стыд в христианстве переосмысливается и определяется уже не как вид страха, а как переживание, связанное с совестью при ведущей ее роли. Стыд «нутряная исповедь перед совестью, самоосуждение»[176]. Стыд и совесть могут вступать в конфликт: например, фарисей Никодим согласно Евангелию от Иоанна пришел к Иисусу ночью[177], ибо начальники иудейские имеют за собой историю и престиж, и Никодим их опасается, а «внутренний человек» (совесть) не обладает еще достаточными силами, чтобы отринуть от себя все внешнее. Отсюда и стыдливость Никодима (он идет ночью, украдкой).
Тема подчинения стыда совести поднимается, например, в проповеди, архиепископа Амвросия (Ключарева), который говорит об этом в связи с ложным стыдом: «Нет надобности много объяснять, какую страшную силу получил в наше время стыд ложный, т. е. стыд перед людьми и их мнением, становящийся на место стыда истинного пред Богом и совестию (выделено мною. М. Б.). Возобладали в ученом мире враждебные христианству учения нельзя не следовать им, или, по крайней мере, неудобно бороться с ними: стыдно показаться врагом современного просвещения; Вводятся обычаи, разрушающие нравственный порядок церковной и семейной жизни, нельзя не следовать им, хотя совесть и восстает против них: стыдно идти против общего направления века Выходит мода в одежде, нередко безобразная и неудобная, и вредная для здоровья нельзя не следовать ей: стыдно перед людьми, когда все ей следуют»[178]
Совесть является органом моральной интуиции, по мнению религиозного мыслителя Ю. А. Шрейдера, а потому при всех прочих условиях послушаться голоса совести предпочтительнее: «Лучше ошибиться по совести, чем оказаться правым вопреки ей»[179]. Другое качество совести, учит Ю. А. Шрейдер, ее рефлективность, направленность на этический характер наших мыслей: «Совесть это последнее препятствие, которое нравственная природа человека ставит перед соблазняющими доводами разума»[180]. Как пишет Ю. А. Шрейдер, у совести, можно обнаружить две функции предупреждающую и ретроспективную. Внимательность связана с первой из них, а рефлективность с обеими. Стыд связан только с ретроспективной функцией: стыд в этом случае выступает как стыд за совершенное. Стыдливость заставляет человека не афишировать дурные поползновения, считаться с оценками своих поступков в глазах других. Таким образом, стыд своего рода лицемерие, но с положительным знаком: скрываемые за маской дурные помыслы и скрываемые от других дурные поступки не могут послужить соблазном допустимости для других, а потому это как
Совесть является органом моральной интуиции, по мнению религиозного мыслителя Ю. А. Шрейдера, а потому при всех прочих условиях послушаться голоса совести предпочтительнее: «Лучше ошибиться по совести, чем оказаться правым вопреки ей»[179]. Другое качество совести, учит Ю. А. Шрейдер, ее рефлективность, направленность на этический характер наших мыслей: «Совесть это последнее препятствие, которое нравственная природа человека ставит перед соблазняющими доводами разума»[180]. Как пишет Ю. А. Шрейдер, у совести, можно обнаружить две функции предупреждающую и ретроспективную. Внимательность связана с первой из них, а рефлективность с обеими. Стыд связан только с ретроспективной функцией: стыд в этом случае выступает как стыд за совершенное. Стыдливость заставляет человека не афишировать дурные поползновения, считаться с оценками своих поступков в глазах других. Таким образом, стыд своего рода лицемерие, но с положительным знаком: скрываемые за маской дурные помыслы и скрываемые от других дурные поступки не могут послужить соблазном допустимости для других, а потому это как
бы «ложь во спасение». Совесть не подконтрольна разуму, но она и не относится к сфере эмоций, а скорее, все же, действует как «орган» познания, а не переживания. Она разумна интуитивно, хотя и не рассудочна. По отношению к эмоциям (в том числе и к стыду, к «угрызениям совести») совесть выступает как часть разума или, по меньшей мере, как его «лояльный партнер»[181].
Архиепископ Амвросий (Ключарев) также отмечает эти две функции, но только не у совести, а у самого стыда: «Стыд истинный, как прирожденное свойство души человеческой, проявляется в двух видах. Первое, наиболее для нас понятное, движение стыда это страдание души (выделено мною. М. Б.) по совершении нравственно неприличного поступка или преступления. <> Здесь стыд есть болезненное ощущение души, входящее в состав целого ряда нравственных страданий, называемых угрызениями совести, и относится как к внутреннему сознанию нашего унижения, так и к внешнему обнаружению греха, когда грешнику кажется, что все знают о его преступлении и все видят на лице его следы его позора. <> Другой вид стыда, менее нами понимаемый и наблюдаемый, есть стыд предварительный, предупреждающий грехи и преступления. Он есть смущение души при виде нравственного неприличия, при появлении соблазна и приближении греха (выделено мною. М. Б.). <> Стыд в этом смысле можно назвать обонянием души, которое дает ей возможность издали чувствовать смрад греха и отвращаться от него. Как телесное чувство обоняния предохраняет нас от вредной пищи, питья и от зараженного воздуха, так чувство стыда предохраняет нас от греха»[182].
В работе протоиерея Г. Нефёдова находим продолжение этой темы: «Стыд это свойство согрешившей человеческой природы. Чувство стыда врождено нравственному самосознанию человека и принадлежит к первичным задаткам нравственного чувства Стыд ложный это стыд не перед совестью и Богом, а перед людьми. Вспомним обстоятельства мученической кончины святого Иоанна Крестителя. Стыд Ирода перед своими придворными по поводу своей безрассудной клятвы довел его до преступления. Он против собственного убеждения предает смерти величайшего пророка. Внутреннее убеждение в невиновности пророка Иоанна и благотворном влиянии на его преступную душу пробудило в нем смущение и стыд перед самим собой. Но в порочном его сердце проблеск истинного стыда перед своей совестью был подавлен стыдом ложным перед людьми. Такой стыд ведет ко греху. Стыд истинный ведет человека к честности и мужеству, открывает ему лучшее в противовес худшему, пробуждает созерцание идеала, влечет усмотрение подлинного совершенства, взыскует божественного. Это стыд благодатный»[183].
Стыд как благодать в христианстве ярче всего проявляет себя в исповеди. Иеромонах Савватий (Баштовой) поясняет роль стыда в деле покаяния: «Подлинная христианская жизнь начинается с простого дела понять, что мы не всегда можем исполнять советы святых отцов и даже Самого Спасителя. У нас не всегда есть необходимая для этого сила, мужество, да и просто воля. <> Так что, по моему мнению, стыд, который мы испытываем, когда приходит пора исповедать какой-то грех, может зависеть не столько от тяжести совершенного греха, сколько от интенсивности нашего покаяния. Чтобы не допустить, чтобы покаяние, столь мужественное и столь угодное Богу, увенчалось победным венцом, диавол вооружается против нас и еще больше усиливает наше замешательство, нагнетая не только стыд, но и, вместе с ним, отчаяние