Не принес счастья и второй брак (1951) с прозаиком, поэтом и литературоведом Борисом Филипповым. Расставанию через год после бракосочетания способствовало и то, что Анстей любила Нью-Йорк, где у нее была интересная работа переводчицей в ООН, а Филиппов должен был жить Вашингтоне.
Правда, не прекращались дружеские отношения с Елагиным. Этому способствовало и общее горе потери первой дочери (глубоко верующая поэтесса посвятила девочке стихотворение «На юру»), и забота о талантливой, но очень непростой второй дочери Елене, родившейся в берлинском бомбоубежище в 1945 году. Более того, О. Анстей сблизилась с новой семьей Елагина, подружилась с его женой Ириной Даннгейзер. «Неизжитая материнская сила» воплотилась в ее любви к их сыну Сергею, которому посвящено стихотворение «Сыну названному». Тесная дружба связывала поэтессу с другой одинокой женщиной тонким лириком и прозаиком Лидией Алексеевой, хотя и относившейся к первой эмиграции, но прошедшей все испытания, выпавшие на долю ди-пийцев.
Критика дружно отмечала, что переносить тяжести жизни, гармонизировать, «переплавлять», подобно тому, как это делал ее любимый персонаж Б. Пастернака доктор Живаго, в прекрасное и вечное поэтессе помогала глубокая религиозность. Анстей была не только верующим человеком, но и воцерковленным: псаломщицей Свято-Серафимовского храма в Си-Клиффе (штат Нью-Йорк). «Безбольной радости на этом свете нет». «Этот мир, как трудные роды / Убивает и жить велит». И все «мы в руках Живого Бога», писала она в стихотворении «Ночью». Целый цикл ее стихов назывался «Паперть». Ряд произведений посвящен церковным праздникам. Особенно любит она Пасху. При этом библейские образы поэтесса связывала с родным ей Киевом. Днепр у нее святой, река Вавилонская; а столица Украины «многохолмный наш Сион». Говоря о Риме или Афинах, писательница неожиданно завершает стихотворение словами о «печальном русском снеге». Анстей любит фольклорные образы, примером чему являются стихотворения «Обет», «Полынок (заклинание)». Впрочем, целый ряд ее поизведений включает в себя персонажи античной мифологии.
В последние годы жизни Ольга Николаевна дважды (в 1965 и 1971) посетила Киев и с радостью отметила, что «открывает уста страна моя». И тут же очередной евангельский образ: «поднялась гробовая плита».
Нет, наверное, ни одного поэта, который бы не задумался о своем отношении к литературе, к слову. Анстей не исключение. Целый цикл ее стихов близок своим названием к циклу М. Цветаевой: у Цветаевой «Стихи о столе», у Анстей «Стол у окна». Автор говорит о «Божьих дарах» поэта, о «сердце, хлопающем веселым сквозняком», когда создаются стихи. Поэзию она считает и искусством, и мастерством, требующим полной самоотдачи:
Пока не свалят на покой,
Пока рукой к перу тянуся,
В высокой верности клянуся
И ремеслу и мастерской.
Поэт, по Анстей, бог на «празднике, на званом пиру», ему «никто не страшен», но вечен только русский язык, который и после ухода поэта с пира, «бушует дале».
Высшим образцом мастерства и искренности Анстей считала Б. Пастернака. Еще в 1951 году она написала статью «Мысли о Пастернаке». В 1960 «Новый Пастернак». Пастернаку посвящены стихотворения «Выходной день», «Именины», «Твои похороны». Анстей принадлежат статьи-эссе «Златоустая Анна всея Руси», «Сама по себе: О поэте Лидии Алексеевой», «Мастер и Они: О стихах Бориса Нарциссова» Новый Журнал. 1983.? 151
В 1976 году в Питтсбурге вышел второй и последний сборник поэтессы «На юру», включивший в себя 66 стихотворений, в том числе несколько старых, из предыдущего сборника.
В дальнейшем стихи Анстей продолжали печататься в «Новом Журнале» и в альманахе «Встречи» (Филадельфия). Два рассказа О. Анстей «Фонарик» и «Утром» опубликованы в 126 номере «Нового журнала» (1977).
Перу Анстей принадлежит несколько стихотворений на украинском языке, в том числе переводы ее русских стихов. Блестящий знаток английского языка, она перевела повесть Стефана Винсента Бенэ «Дьявол и Даниэль Вебстер» (Нью-Йорк, 1960). Известны ее переводы прозы и поэзии А. Теннисона (18091892), P. М. Рильке (18751926), Г.К. Честертона (18741936), Д. Уолтера Де Ла Мара (18731956) драматурга Д. Хаусмана (19021988). Это свидетельствует о широком круге интересов писательницы.
Умерла Ольга Николаевна Анстей 30 мая 1985 г. в Нью-Йорке.
Архив писательницы погиб.
Архив писательницы погиб.
Сочинения
Дверь в стене: Стихи. Мюнхен, 1949.
На юру: Стихи. Питтсбург, 1976.
Алексеева Л., Анстей О., Синкевич В. Поэтессы русского зарубежья. М.:
Сов. Спорт, 1998
Публикации
Бабье лето //Грани. 1946. 2.
«Было утро первозданных теней» //НЖ. 1952. 28.
Душная ночь в Манхеттене //НЖ. 1970. 101.
Златоустам Анна всея Руси //НЖ. 1977. 127.
Карнавал //Возр. 1951. 17.
Колодец Дианы в Мюнхене //НЖ. 1949. 22.
Лесные глаза //Грани. 1954, 23.
Моей девочке //НЖ. 1970. 101.
Мысли о Пастернаке //Лит. совр. 1951. 2.
На юру //Конт. 1977. И.
Новый Пастернак //Грани. 1960. 45.
Оно//НЖ. 1952. 28.
«Открывает уста моя страна» //НЖ. 1981. 142.
Отрывок //Грани. 1959. 41.
Песня о песне //Лит. совр. 1954.
Полынок //НЖ. 1970. 101.
Пушкин и общемировая культура //Лит. совр. 1954.
Рассказы //НЖ. 1977. 126.
Сама по себе. О поэте Л. Алексеевой //НЖ. 1980. 141.
Сказки. (Посвящается А.М. Ремизову) //Возр. 1957. 66.
Стихи //НЖ. 1957. 48; 1971. 103; 1974. 117; 1975. 119; 1977. 126, 128; 1979. 137.
Стихи // Встречи. 1977, 1979, 1983, 1986, 1990,2000.
Стихи //Мосты. 1959. 2.
Стихи //Грани. 1951. 14; 1954. 21; 1958. 37; 1959. 44; 1976. 100.
Стихотворение//Опыты, 1953. 2.
Три стихотворения //НЖ. 1962. 70.
Три стихотворения //Мосты. 1958. 1.
Четыре стихотворения //НЖ. 1960. 62.
Это //Лит. совр. 1951. 1.
Кирилловские яры
IБыли дождинки в безветренный день.
Юностью терпкой колол терновник.
Сумерки и ковыляющий пень,
Сбитые памятники, часовни
Влажной тропинкой в вечерний лог!
Тоненькой девочкой, смуглой дриадой
В теплые заросли дикого сада,
Где нелюбимый и верный у ног!..
В глушь, по откосам до первых звезд!
В привольное из привольных мест!
Ближе к полудню. Он ясен был.
Юная терпкость в мерном разливе
Стала плавнее, стала счастливей.
Умной головкою стриж водил
На меловом горячем обрыве.
Вянула между ладоней полынь.
Чебрик дрожал на уступе горбатом.
Шмель был желанным крохотным братом!
Синяя в яр наплывала теплынь
Пригоршнями стекала окрест
В душистое из душистых мест.
Дальше. Покорствуя зову глухому,
На перекресток меж давних могил
Прочь из притихшего милого дома,
Где у порога стоит Азраил
Крест уношу, слезами не сытый,
Смертные три возносивший свечи,
Заупокойным воском облитый,
Саван и венчик видавший в ночи
Будет он врыт, подарок постылый,
Там, в головах безымянной могилы
Страшное место из страшных мест!
Страшный коричневый скорченный крест!
Чаша последняя. Те же места,
Где ликовала дремотно природа
Странному и роковому народу
Стали Голгофой, подножьем креста.
Слушайте! Их поставили в строй,
В кучках пожитки сложили на плитах,
Полузадохшихся, полудобитых
Полузаваливали землей
Видите этих старух в платках,
Старцев, как Авраам, величавых,
И вифлеемских младенцев курчавых
У матерей на руках?
Я не найду для этого слов:
Видите вот на дороге посуда,
Продранный талес, обрывки Талмуда,
Клочья размытых дождем паспортов!
Черный лобный запекшийся крест!
Страшное место из страшных мест!
«От Рима, от Афин, где не была»
От Рима, от Афин, где не была,
На памяти остался взмах любовный
За пазухой, под радугой крыла
Комочек, птенчик, шарик теплокровный
Ладони дно едва обнажено
Прошли сады, а в них купалось солнце
Здесь нежности льняное полотно
Под нами до рассвета развернется
Средь душных апельсиновых цветов
Сольются наши голоса и лица
У моря жар, бронхит у городов
И мчит Афина к ним на колеснице
И бледная после июльских нег
Встает Европа, здравствуй, привиденье
И все идет печальный русский снег
И голуби пасутся в отдаленьи
Русский язык
Он снился мне титаном-кораблем
Под вздутыми седыми парусами,
И чудилось: пока мы с ним, на нем
Мы даже, может быть, титаны сами.
На малый час но счастливы сполна,
Хоть за корму крутую подержаться,
Пока за борт не смоет нас волна
А он титан он будет дальше мчаться.
Иль так еще: он праздник, званый пир.
И мы званы! И мы вкушаем брашен
И пьем живую воду из кратир,
И боги мы, и нам никто не страшен.
Но знаем: ненадолго мы в гостях,
И на глоточек лишний жадно метим,
Сжимаем хлеб преломленный в горстях
И прячем от стола объедки детям.
Для новых бражников нужны места
И смена яств идет в высокой зале,
И нас, еще не вытерших уста,
Уводят спать. А пир бушует дале.