А о себе Э. Боброва сказала: «Я тайно подписала с жизнью пакт / и радуюсь цветам, / закату, / Маю». И в другом стихотворении: «Пусть тонут тени без возврата / Ни туч теперь, мой друг, / ни ночи нет».
Критика отмечала и мастерство поэтессы как пейзажного лирика.
Э.И. Боброва переводила на английский язык стихи Ирины Одоевцевой, Ивана Елагина, Татьяны Фесенко, Клавдии Пестрово и других, на русский эскимосские легенды.
Как критик-литературовед написала монографию «Ирина Одоевцева. Поэт. Прозаик и мемуарист» (1995), первую о творчестве этой писательницы; выступала со статьями об А. Радищеве, Д. Кленовском, В. Савине, Э. Золя, с рецензиями книг И. Сабуровой, И. Чиннова, Г. Свирского, Л. Чуковской и др.
С 1991 года печатается и на родине.
Живет в Торонто.
Сочинения
Сказка о том, как смелые снежинки помогли девочке Маринке Торонто, 1961.
Ирина Истомина. Повесть в стихах Торонто, 1967.
Я чуда жду Торонто, 1970.
Янтарный сок. Стихи, легенды, переводы. Торонто, 1977.
Autumnal Cadenza. Oakville, 1985.
Ирина Одоевцева: Поэт, прозаик, мемуарист: Литературный портрет. М.: Наследие, 1995.
Публикации
«Без оглядки бегут часы» // Совр. 1974. 26/27.
В лучах Северного сияния. // Совр. 1976. 30/31.
В разлуке. Сонет VI. // Совр. 1962. 5.
«Вдруг поворот»// Совр. 1966. 13.
Вулкан. // Совр. 1976. 32.
«Давно» // Совр. 1975. 28 / 29.
Другу. // Совр. 1960. 2.
«Зарождались стихи» // Совр. 1977. 33 / 34.
Ирина Истомина. // Совр. 1967. 16.
Лада Николенко. // Совр. 1974. 26 / 27.
«Лечу» // Совр. 1967. 14 / 15.
«На лужах лед» // Совр. 1968. 17 / 18.
«На острове необитаемом» // Совр. 1964. 10.
На смерть Анны Ахматовой. // Совр. 1966. 13.
Не верю. // Совр. 1960. 2.
О радости. // Совр. 1961. 4.
Один в толпе. // Совр. 1962. 5.
«Однажды в ночь дождливую, осеннюю» // Совр. 1964. 9.
«Осенний ветер, старый Казанова» // Совр. 1964. 10.
Оттепель. // Совр. 1960. 2.
Песнь старика-индейца. // Совр. 1977. 33 / 34.
Последний луч. // Совр. 1962. 6.
«Предо мной необычный портрет» // Совр. 1976. 30 / 31.
«С неба звездного быстрой кометой» //Возр. 1969. 214.
«Синеет небо. Розы на окне» // Совр. 1963. 8.
Стихи //Возр. 1971. 229.
Стихи //Встречи. 1983, 1985, 1997.
Стихотворения //Возр. 1969. 214.
Судьба наследия Золя. // Совр. 1976. 30/31.
«Считаю я часы» // Совр. 1961. 3.
«Тебя я не хоронила» // Совр. 1973. 25.
Три стихотворения. Нов. ж., 1966. 82.
«Ты болен» // Совр. 1963. 7.
«Ты никогда»//Возр. 1968. 204.
«Ты с каждым днем все дальше ускользаешь» // Совр. 1965. 12.
«Ушла»// Совр. 1965. 12.
«Шесть лет прошло. И вдруг по телефону» // Совр. 1964. 9.
Статьи
Александр Николаевич Радищев. К 225-ти летию со дня рождения. // Совр. 1974. 26 / 27.
Аркадий Викторович Белинков. // Совр. 1975. 28 / 29.
Д.И. Кленовский//НЖ 1980. 138.
«Здесь»
Татьяне Фесенко
Здесь
не печальная осень вдовица:
ветру, видавшему виды, пришлось
встретить не часто тщеславней девицу
как ведь умеет
и любит рядиться!
Редко заметны следы ее слез.
Там в волосах еще молодо пышных,
бант завязала ну, чистый кармин!
Здесь же подол свой пытается вышить
охрой умело посмотришь, и вышел
наилегкомысленный
кринолин!
Тучи, влюбленные в осень, ревниво
мстят от солнца красавицу скрыть.
Солнце сильнее: лучами игриво
вдруг рассмешит и поникшую иву!
Может ли осень его не любить?
Может ли
грустною быть?..
«В последний раз»
В последний раз
мы расставались вечером
отцвел внезапно почему-то май.
Вот год прошел
Вновь день встает навстречу нам
и первый утренний звенит трамвай;
шел ночью дождь
и смыл он с неба синего
все пятна туч
я знаю почему:
и улицы, и тротуары вымыл он
все, милый друг,
к приезду твоему.
С вокзала возвратимся
не в трамвае мы:
поток автомашин нас понесет
Шофер такси
улыбку, нескрываемо
лукавую, нам в зеркальце пошлет
И позади останется вокзал
ты словно
никогда
не уезжал
«Спокойной ночи!..»
«Спокойной ночи!..»
Спокойной ночи!
Слышу на прощанье.
И ночь пришла.
Но где мне взять покой?
Лишь дверь меж нами в темноте ночной,
А днем Китайская стена
молчанья.
Надеюсь.
Жду признания.
Страшусь
И за тобою тайно наблюдая,
То вдруг ревнивых мыслей я стыжусь,
То новым подозреньем загораюсь.
Спокойна ты.
Но вижу я не раз:
Рука с иглой застынет на коленях
Улыбка отсвет мысли на мгновенье
Мелькнет
и оживит взгляд темных глаз
Вновь вечер.
Ровное «Спокойной ночи».
Но знаю:
ночь
покоя
не пророчит.
Встреча
Кто вам сказал, что сказок не бывает,
что юности годам возврата нет
и что любовь в разлуке угасает?
Исчезли вдруг при встрече
двадцать лет!
В Крыму вдвоем И, с морем состязаясь,
твои глаза меняют цвет, живут
Разлуки нет, но как часы бегут!
И я комок тоски с трудом глотаю.
Стараясь обещание сдержать
о будущем ни слова мы шутили,
дразня друг друга; или фронта-тыла
события пытались вспоминать.
А помнишь?
с губ срывалось то и дело, налет!
Бежать в подвал я не хотела,
и мне ты делал «страшные» глаза:
«Ты не ребенок рисковать нельзя»
Потом в Тюрингии:
дочь на коленях
в убежище дремала у меня;
просил рассказов сын под вой сирены
(не испытали, к счастью, мы огня),
и «месть» была (неслись мы с ним в Диканьку,
и голос мой таинствен был и тих)
страшнее бомб, не все ль равно каких,
немецких, русских иль американских?
Отбой!
А сын все просит: «Расскажи,
колдун был в самом деле пан Данило?
Я не усну скажи, что дальше было?»
Убежище покинуть не спешим.
Был слушатель наш сын неугомонный;
скажу: Рассказов нет А он:
Ну, вспомни
о том, как папу в играх брал я в плен
Ты был одной из наших «вечных» тем.
А помнишь, как тебя я провожала?
На Дон!
Согнувшись, все вы шли пешком
с узлами: ведь машин не оказалось
в поникшем городе полупустом.
Всего три дня прошло. Еще дымились
пожарища: то патриотов рать,
приказу следуя «Уничтожать!»
в развалины заводы превратила.
Смотрели мы, глотая гнев и боль.
Окопы? Враг их просто не заметил.
В молчании врага наш город встретил,
посыпались стаккато
«Хальт!»,
«Яволь!»
Ждала. В плену? Ушел ли на погибель?
Я помню, как страдальческим изгибом
на лбу твоем морщина залегла.
Ее разгладить лишь теперь смогла:
Я, помнишь, арией всегда дразнила
тебя «Зачем вы посетили нас?..»
«Письмо Татьяны» потому любил я,
мне слышался твой голос каждый раз.
А помнишь, отпуск в мае в Ленинграде?
Смеялся ты над жадностью моей:
«По счастью, вечером закрыт музей,
в Александрийском Юрьев в Маскараде»
Спешим!
Вот Ласточкино ждет гнездо
Сюда мы собирались в Сорок Первом.
Ты говорил: «На этот раз наверно!»
Разрушен первой бомбой был наш дом.
И все разрушено.
А эти речи
и у изменчивого моря встречу
я в ночь тревожную изобрела
в Крыму с тобой, увы,
я не была.
В больнице
Синее небо.
Розы на окне.
Жизнь за окном. Я слышу шум трамвая.
Лечусь, хоть жить уже недолго мне
все думают, я ничего не знаю.
Нет! Не хочу из жизни я уйти
теперь теперь, когда я так богата,
когда со мною неразлучно ты
а пред тобою так я виновата!
Я тайно подписала с жизнью пакт
и радуюсь цветам,
закату,
Маю.
Коль жизнь игра, ее последний акт
я для тебя по-своему сыграю.
«Мне говорят: плакучей ивой, плаксой»
Юрию Терапиано
Мне говорят: плакучей ивой, плаксой
слыла я в детстве;
в школе же не раз
за взрывы смеха «выйдите из класса!»,
я помню, строгий слышала приказ
смеялась так, что весь смеялся класс.
Дразнили «хроматическою гаммой»
за неудержный звуковой каскад.
Как выстрел,
окрик оглушил нежданно.
Надолго всхлипом стал мой смехопад
в класс не вернулась больше я назад.
Покрыло зрячий лоб слепое темя;
куда-то вглубь ушли и плач, и смех
И я теперь с сутулым поколеньем,
неся слов гнева
нерожденных
бремя,
расплачиваюсь за молчанья грех.