Здесь дуют горячие ветра, старые порядки уже не в ходу, число разводов вдвое превышает средние показатели по стране, а каждый тридцать восьмой живет в трейлере. Это место конечный пункт для всех приезжих, всех, кому надоел холод, прошлое и старые порядки. Здесь ищут новой жизни, и поиски эти ведутся в привычных местах: в кино и на страницах газет. Дело Люсиль Мэри Максвелл Миллер таблоидный памятник этой новой жизни.
Сначала представьте себе Баньян-стрит, потому что именно здесь всё и случилось. Добраться до Баньян-стрит можно, если ехать из Сан-Бернардино на запад по бульвару Футхилл шоссе 66 мимо сортировочной станции железной дороги Санта-Фе и мотеля «Форти уинкс». Мимо еще одного мотеля девятнадцати оштукатуренных типи («Ночую в вигваме и очень рад нет применения лучше для ваших деньжат!»). Мимо гоночной трассы Фонтана и церкви Назарянина, мимо ресторана «Питстоп-э-гоу-гоу», сталелитейного завода корпорации «Кайзер стил», через городок Ранчо-Кукамонга до ресторана-бара и кофейни «Капу-каи» на пересечении шоссе 66 и Карнелиан-авеню. Если подняться по авеню от «Капу-каи» (что означает «запретное море»), вы увидите бьющиеся на ветру флаги, которые обозначают границу района.
«Полуакровые ранчо! Кафе! Травертиновые полы в прихожей! Первый взнос $95». Следы замысла, вышедшего из-под контроля, обломки Новой Калифорнии. Дальше по Карнелиан-авеню вывески редеют; на смену однотипным цветным домикам приходят выцветшие бунгало, то тут, то там мелькают худощавые заросли винограда, кое-где показываются курицы. Затем дорога резко идет вверх по крутому холму, вот уже и бунгало всё меньше, и здесь, пустынная и разбитая, под сенью эвкалиптов и лимонных рощ, лежит Баньян-стрит.
Как и от многого в этих краях, от Баньян-стрит веет чем-то чудны́м и неестественным. Лимонные деревья, посаженные у подножия подпорной стенки высотой в три-четыре фута, что поддерживает дорогу со стороны крутого откоса, открывают взгляду лишь густую, чрезмерно пышную, жутковато глянцевую листву будто из ночного кошмара. Опавшая эвкалиптовая кора покрыта толстым слоем пыли, подходящее прибежище для змей. Камни не похожи на обычный булыжник: кажется, что это последствия какого-то замолчанного тектонического события. Валяются жестяные садовые грелки и бачок унитаза. По одну сторону улицы раскинулась плоская долина, по другую прямо над лимонными рощами грозно нависает с высоты в девять, десять, одиннадцать тысяч футов горная гряда Сан-Бернардино. В полночь на Баньян-стрит не видно ни зги, а тишину нарушает лишь ветер в эвкалиптах и приглушенный собачий лай. Где-то неподалеку, наверное, псарня, а может, это не собаки, а койоты.
Именно по Баньян-стрит ночью 7 октября 1964 года Люсиль Миллер возвращалась домой из круглосуточного супермаркета «Мейфер». Светила тусклая луна, дул ветер, у Люсиль Миллер закончилось молоко. Именно на этой улице около половины первого ночи ее «фольксваген» 1964 года выпуска внезапно остановился, воспламенился и начал гореть. В течение часа и пятнадцати минут Люсиль Миллер металась взад-вперед по улице и звала на помощь, но машин не было, и на помощь никто не пришел. К трем часам ночи огонь наконец потушили, постовые Калифорнийского дорожного патруля дописывали отчет, а Люсиль Миллер всё еще всхлипывала и не могла связать двух слов: когда машина загорелась, внутри спал ее муж. «Что я скажу детям, когда в гробу в гробу ничего не будет? проревела она подруге, которую вызвали для оказания моральной поддержки. Как я им скажу, что от него ничего не осталось?»
На самом деле что-то всё же осталось, и неделей позже оно лежало в закрытом бронзовом гробу, усыпанном розовыми гвоздиками, в часовне похоронного дома Дрейпера. Около двухсот человек, пришедших проститься с усопшим, внимали старейшине Роберту Дентону, адвентисту седьмого дня церкви Онтарио, который вещал о «гневе бушующем, обрушившемся на нас». Для Гордона Миллера, уверял он, «не будет больше смерти, волнений души, недоразумений». Старейшина Ансель Бристоль поминал «этот скорбный час». Старейшина Фред Дженсен вопрошал: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» С неба капал мелкий дождь, благословляя иссушенную землю, женский голос затянул «Под сенью рук Христа». Для вдовы церемонию записали на пленку, поскольку сама она находилась в тюрьме округа Сан-Бернардино без права выйти под залог по обвинению в убийстве первой степени.
Люсиль Миллер, разумеется, была из приезжих. Она перебралась сюда из прерий в поисках чего-то, что увидела в кино или услышала по радио, типичная для Южной Калифорнии история. Миллер родилась 17 января 1930 года в Манитобе, в городе Виннипег. Она была единственным ребенком в семье преподавателей Гордона и Лили Максвелл, адвентистов седьмого дня. Члены этой церкви соблюдают субботу, верят в апокалипсис и второе пришествие, с жаром проповедуют и, если строго придерживаются правил, не курят, не пьют, не едят мяса, не красятся и не носят украшений, даже обручальных колец. Ко времени поступления в колледж Уолла-Уолла (адвентистское учебное заведение, где преподавали ее родители) в городе Колледж-Плейс, штат Вашингтон, эта восемнадцатилетняя девушка обладала непримечательной красотой и примечательно бойким характером. «Люсиль мечтала увидеть мир, говорил впоследствии ее отец. И ей-таки это удалось».
Бойкий характер девушки шел вразрез с обширной учебной программой Уолла-Уолла; весной 1949 года Люсиль Максвелл познакомилась с Гордоном Миллером по прозвищу Корк и вышла за него замуж. Ему было двадцать четыре, он окончил Уолла-Уолла и Стоматологическую школу Орегонского университета и поступил на службу медиком в Форт-Льюис. «Наверное, это можно назвать любовью с первого взгляда, вспоминает мистер Максвелл. Еще до официального знакомства он прислал Люсиль полторы дюжины роз и записку, в которой выражал надежду, что ей понравятся розы, даже если она не захочет пойти с ним на свидание». Супруги Максвелл вспоминают, что на свадьбе их дочь «так и сияла».
Несчастливые браки так похожи друг на друга, что вдаваться в подробности жизни этой конкретной пары нам ни к чему. Может быть, неурядицы начались уже на Гуаме, где чета жила, пока Корк дослуживал в армии, а может, и нет. Возможно, проблемы появились, когда семья поселилась в маленьком орегонском городке, где Корк открыл небольшую частную практику, а впрочем, может, и нет. Судя по всему, некоторое разочарование принес переезд в Калифорнию: Корк Миллер жаловался друзьям, что стоматология ему опостылела, говорил, что хочет выучиться на врача общего профиля и собирается поступать в Медицинский колледж адвентистов седьмого дня в Лома-Линде, городке в нескольких милях к югу от Сан-Бернардино. Вместо этого он купил стоматологический кабинет, и семья осела на западном краю округа Сан-Бернардино, в скромном домике на одной из тех улиц, где непременно увидишь трехколесный велосипед, где кредиты никогда не закрывают и где каждый мечтает о доме побольше на улице попрестижнее. Это было в 1957 году. К лету 1964-го Миллеры переехали в дом побольше на улицу попрестижнее и стали постепенно обрастать атрибутами благополучной семьи: доход 30 тысяч в год, трое детишек, как с рождественской открытки, панорамное окно с видом, семейная гостиная, фотографии в газетах с подписью «Миссис Гордон Миллер, председательница благотворительного фонда Сердце Онтарио». За такую жизнь они платили известную цену; приближался срок, когда распадаются многие браки.
Жара, мигрени, волнения и денежные проблемы то лето было бы непростым для кого угодно, но для Миллеров оно началось слишком рано и слишком дурно. Двадцать четвертого апреля внезапно скончалась давняя подруга Люсиль Элейн Хейтон; Люсиль Миллер виделась с ней буквально накануне. В мае Корк Миллер ненадолго угодил в больницу с кровоточащей язвой, и его привычная сдержанность переросла в депрессию. Он заявил своему бухгалтеру, что «смотреть уже не может в открытые рты», и грозился наложить на себя руки. К восьмому июля банальные трения в делах любовных и финансовых завели участников действа в новом доме на участке размером в один акр по адресу Белла-Виста, 8488 в банальный тупик, и Люсиль Миллер подала на развод. Но за последующий месяц Миллеры, похоже, успели помириться. Они сходили к семейному консультанту. Заговорили о четвертом ребенке. Казалось, брак их достиг той традиционной стадии перемирия, когда многие смиряются с необходимостью свести к минимуму не только потери, но и ожидания.
Но сезону неурядиц Миллеров не было суждено закончиться так легко. Седьмое октября начиналось как обычный день, один из тех, что навязают в зубах мелкими разочарованиями и скукой. Днем температура в Сан-Бернардино подскочила почти до 102 градусов по Фаренгейту, школьные учителя отправились на обязательное повышение квалификации, и дети остались дома. Нужно было отдать белье в глажку. Необходимо было взять рецепт на нембутал, заехать в химчистку. Ранним вечером произошел неприятный инцидент с «фольксвагеном»: Корк Миллер насмерть сбил немецкую овчарку, а позже сказал, что у него так болит голова, будто ее придавило грузовиком. Он вообще часто так говорил. На тот момент Корк Миллер должен был отдать в счет долгов 63 479 долларов, 29 637 из них за новый дом, и, похоже, груз долгов на него сильно давил. Ему было нелегко справляться со своими обязанностями, и он постоянно жаловался на мигрени.