Какое горчайшее счастье - Светлана Юрьевна Гершанова 3 стр.

От мокрых курток пару подниматься,
Взлетать под звёзды звёздочкам огня
В ущелье у костра притихли двадцать
В конце большого трудового дня.

И знаете  совсем по-человечьи,
Как будто камень тоже устаёт,
Притихли горы,
Опустили плечи,
Задумались о чём-то о своём.

И песня
Эту песню начал кто-то
И вдруг замолк.
И показалось мне 
Напев, добравшись до высокой ноты,
Беспомощно забился в вышине.

Могла бы песня просто оборваться,
Могла бы песня кончиться  и всё!
Когда б её не подхватили двадцать
Негромких, задушевных голосов.

И песня покатилась по ущелью,
По склонам. Неприступны и горды,
Задумчиво прислушивались ели,
Привыкшие лишь к рокоту воды.

И пело эхо, этой песне вторя, 
Послушай эхо ты по вечерам,
Послушай  и тебя потянет в горы,
К тропинкам, перевалам и кострам.

Мы уходили от моря
Узкой тропинкой горной.
От Чёрного моря, которое
Было совсем не чёрным,

От Чёрного моря, которое
Было ярким, как радуга,
От Чёрного моря, которое
Светлым было и радостным!

А море, Чёрное море
Глазами серо-зелёными
Нас провожало в горы,
Смотрело нам вслед удивлённо,

Было понять не в силах 
Кто объяснить решится?
Зачем от него уходили
Какие-то брать вершины,

Если у моря  галька,
Ласковый тёплый ветер,
Если прекрасней моря
Нет ничего на свете

А мы уходили от моря

Мне казалось, что палящим зноем
Смогут горы удержать грозу.
Неужели, гордые, заноют,
Слёзы по морщинам развезут?

Если мне особенно несладко 
Не позволю я себя жалеть!
Я смеюсь, как будто всё в порядке,
Будто всё отлично на земле.

Можно человечьими руками
Удержать потоки слёз и рек.
Ну а горы  это только камень,
Только камень, а не человек!

Ну конечно!
Задрожали ели,
Где-то охнул камень, бел-горюч,
И навзрыд расплакалось ущелье,
Спрятавшись в подушки серых туч.

Были горы,
Были просто горы!
На дороге пыльной и пустой
Мой попутчик попросил шофёра:
 Здесь родник.
Пожалуйста, постой!

Есть легенда
Он ушёл в долину.
И осталась девушка одна.
И весною
И зимою длинной
Плакала, ждала его она.

Только не вернёшь его слезами,
Не воротишь,
Сколько ни зови
Слёз её не вынес этот камень 
Плачут горы,
Плачут родниками,
Родниками девичьей любви.

Ты меня легендою не мучай 
Думаешь, легко мне делать вид,
Что такой беды,
Беды горючей
Не случилось и в моей любви?

Как я руки прятала за спину:
 Что же ты?
Иди, тебе пора! 
Он ушёл по лестнице в долину 
В глубину уснувшего двора.

И со мной на лестничной площадке
Ночь осталась 
Холодна, нема.
А вокруг, как горы, в беспорядке,
Громоздились тёмные дома.

Город занят,
В городе иначе,
Что ему до малости такой!
Ни один кирпичик не заплачет
Водопадом, родником, рекой

И легенды в городе не сложат,
Не споют среди панельных гор.
Бей, родник!
Будь вечным, если сможешь!
Нам пора,
Поехали, шофёр.

Полная от стаявшего снега,
От весны, стремительной в горах,
Нагоняла пенистую Гегу
Речка голубая  Юпшара.

Мне казалось,
Им никак не слиться,
Не звенеть мелодией одной.
Мне казалось,
Не стереть границы
Между пеной и голубизной!

Вниз пошла дорога постепенно,
А у рек  сплошная крутизна!
Где же стала голубою пена,
Стала пенистой голубизна?

Водопадом у крутого склона
Бьются, словно жилка у виска,
И несёт ущелье их в ладонях
Осторожно, чтоб не расплескать.

В море окунаются с разбега,
И не знает море,
Что в горах
Есть две речки  пенистая Гега,
Речка голубая  Юпшара.

Стояли двое в тамбуре,
И женщина рыдала.
Был шум вокруг, как в таборе,
Сновали чемоданы.

Но проводница строгая,
Седая проводница
Их двоих не трогала
Просьбой потесниться.

А он ей гладил волосы,
Молчал он почему-то,
А время отбивало
Последние минуты.

Когда же шум уменьшился,
Стал мерным стук колёс,
В вагон вернулась женщина,
Застывшая от слёз.

Мы будем петь, наверно,
Всю ночь, до хрипоты,
А за окном деревья
Встают из темноты,

Встают лишь на мгновенье,
Сверкают на лету,
Встают, как в озаренье,
И снова в темноту.

И может быть, и может,
Хоть им сто лет расти,
Они там плачут тоже,
Иголки опустив

А может быть, колёса
Совсем не песне вторят?
А может  мы, ребята,
Не доросли до горя?

Нет, нет!
Нам просто верится:
Дорогами пыля,
Для встреч хороших вертится
Зелёная Земля!

С тропинками,
Перронами,
Охапками цветов,
С жёсткими вагонами
Скорых поездов

Нет, нет!
Нам просто верится
В большущую любовь,
Которая не делится,
Которая не мерится
На сроки отпусков,

Которая, случается,
Бывает со слезами
И всё же не кончается
У моря на вокзале

И мы всё пели, пели,
Вагон стучал на стрелках,
А женщина смотрела,
Смотрела на деревья.

Стояли двое в тамбуре,
И женщина рыдала.
Был шум вокруг, как в таборе,
Сновали чемоданы.

Но проводница строгая,
Седая проводница
Их двоих не трогала
Просьбой потесниться.

А он ей гладил волосы,
Молчал он почему-то,
А время отбивало
Последние минуты.

Когда же шум уменьшился,
Стал мерным стук колёс,
В вагон вернулась женщина,
Застывшая от слёз.

Мы будем петь, наверно,
Всю ночь, до хрипоты,
А за окном деревья
Встают из темноты,

Встают лишь на мгновенье,
Сверкают на лету,
Встают, как в озаренье,
И снова в темноту.

И может быть, и может,
Хоть им сто лет расти,
Они там плачут тоже,
Иголки опустив

А может быть, колёса
Совсем не песне вторят?
А может  мы, ребята,
Не доросли до горя?

Нет, нет!
Нам просто верится:
Дорогами пыля,
Для встреч хороших вертится
Зелёная Земля!

С тропинками,
Перронами,
Охапками цветов,
С жёсткими вагонами
Скорых поездов

Нет, нет!
Нам просто верится
В большущую любовь,
Которая не делится,
Которая не мерится
На сроки отпусков,

Которая, случается,
Бывает со слезами
И всё же не кончается
У моря на вокзале

И мы всё пели, пели,
Вагон стучал на стрелках,
А женщина смотрела,
Смотрела на деревья.

Почти не помню я войны,
Бомбёжек видела я мало,
Лишь зимы были холодны,
И очень хлеба не хватало.
На папиросный огонёк
Смотрю  и вижу через годы:
В строю идущий паренёк
Совсем замучился в походе.
Уже ему приснился сон,
Конечно, дом, конечно  мама
Все повернули, только он
Шагает по дороге прямо.
Рассказывают о войне
Ребята до того похоже 
Они не хвастаются, нет,
Они не жалуются, нет
Был. Видел. Пережил и дожил.
Пусть больно, больно слушать мне,
Всё говорите, не жалея, 
Как вы взрослели на войне,
Так рядом с вами я взрослею.
Учусь я счастьем дорожить,
Молчать у памятников свято
И это слово, слово  Жить
Ценить, как ценят лишь солдаты.

Поезд, видно, весёлый 
Всё бы петь да гудеть!
Поезд словно посёлок
Из хороших людей!
Едут, едут и едут,
Путь далёк,
Ну и что ж!
В основном  непоседы,
В основном  молодёжь.
Перестукнет на стыке 
Вот, гляди, я каков!
И девчонка в косынке
Вслед помашет флажком.
Громыхнул и проехал,
Только слышны едва
Лишь обрывки от смеха
Да от песен слова.
Дым рассеется в сини,
Белым облачком став,
А девчонка в косынке
Вновь встречает состав
И вздохнёт, провожая
В дальний путь, как мечту!
Так бы вслед побежала!
Но нельзя  на посту

Все универмаги 
Это много слишком,
Я и без подарков
Счастлива, поверь
Хочешь, подари мне
Плюшевого мишку,
В детстве не купили 
Подари теперь!

С чёрным-чёрным носом,
С мягкими ушами,
С капельками солнца
В бусинках-глазах
Что же ты смеёшься 
Я уже большая,
О других подарках
Ты хотел сказать?

Видно, повзрослели
Мы внезапно слишком.
Что ж, война прошедшая
Этому виной
Подари мне мишку,
Плюшевого мишку,
Как кусочек детства,
Взятого войной.

Вот и отшумело время летнее
В парках, и на улицах, и в сквере
Жёлтый цвет день ото дня заметнее.
В осень лишь акация не верит.

Молодая, свежая, зелёная,
В самом красоты своей расцвете
Странно её видеть между клёнами,
У которых листья сносит ветер.

Клёны, словно женщины, старея,
Начинают ярче одеваться,
Пламенеют, жарко пламенеют
Среди скромной зелени акаций.

Позже всех она зазеленела,
Одарила всех цветеньем поздним,
И её не трогает, жалеет
К остальным
Безжалостная осень.

Твои берёзы белые
Во мне как белый сон!
Но как до звёзд, Карелия,
Мне до твоих лесов
Берёзы в лёгком инее,
И словно для меня
В две тоненькие линии
Проложена лыжня!
Там ели островерхие
Врываются в зенит
И в каждой-каждой веточке
Кантеле звенит.
Поют озёра синие,
И будто для меня
В две тоненькие линии
Проложена лыжня!
А в нашем южном городе
Высокие дома,
А в нашем южном городе
Особая зима 
Не снежная,
Не длинная,
Но где-то для меня
В две тоненькие линии
Проложена лыжня!