Танька и Антонина из того же соседнего дома. Мы познакомились, гуляя собак. Антонина, Танькина мама, метрдотель в гостинице «Октябрьская», что у Московского вокзала. Она говорила на всех языках, на финском, польском, английском и пр. Она скупала у поляков и финнов шмотки, которые я потом распространял. Я спал с ее дочерью Танькой. Танька не догадывалась, что я сплю с ее мамой тоже, хотя это случилось много позже.
Я любил Антонину, и она любила меня. У нас была абсолютная, полная гармония в отношениях, как в постели, так и в жизни, мы были бы идеальной парой, если бы не разница в возрасте, как она говорила.
В ту осень мы у нее на даче. Она не догуляла в молодости и отдавалась любви со всей душой. У нее, конечно, были любовники. Был один офицер. Однажды, когда она привела его домой, Танька отказалась уходить.
Моя Антонина, тебя уже давно нет в живых. В ту последнюю ночь на ее даче в позднем октябре, когда мы просто вышли ночью и гуляли по вязкой дороге с первым снегом, я вдруг сказал себе это наша последняя встреча. Так и случилось. Бедная Таня, она любила маму. Мама была все для нее.
Балерина Алла Осипенко. Народная артистка, лауреат премии Анны Павловой. О ней написаны книги. В то время мы были относительно молодыми, но с разницей в 20 лет. Алла любила молоденьких мальчиков. Она жила с ее танцевальным партнером Джоном Марковским, который тоже был младше нее. Алла в ее квартире на Желябова часто устраивала выставки разного рода художников андеграунда, на которые приходило большое количество людей. Власти, конечно, об этом знали и терпели до поры до времени. Дверь в ее квартире никогда не запиралась. На столе всегда-всегда были водка, вино и коньяк. Все это иногда превращалось в попойки. Частым гостем на них была подруга Аллы, легендарная балерина 3040-х годов, Татьяна Вечеслова. Она появлялась всегда в середине веселья. Надо сказать, что эта женщина в свои 70 лет могла спокойно выпить бутылку водки не пьянея, при этом как будто это вода. Она была близкой подругой Анны Ахматовой. Они так и похоронены рядом на кладбище в Комарово. Мы слушали оригинальную запись «Реквиема» на старом магнитофоне в ее квартире.
Алла была с КГБ на широкой ноге. Те могли просто без звонка заявиться в ее квартиру и доверительно побеседовать. Один раз она устроила большую выставку художников у себя на квартире. Выставка просуществовала несколько дней. Но потом спустя некоторое время ей все же сказали это убрать, потому что об этом уже трезвонили по ВВС и Голосу Америки. И пригрозили немножко. Но это были уже восьмидесятые. Как можно посадить народную артистку?
Джон завел новую подругу и спал с ней в ее же, Аллиной, квартире. Алла и Марковский танцевали с сольным спектаклем на Желябовой в маленьком театре рядом с ДЛТ. «Алла Осипенко и Джон Марковский. Двухголосие.» афиши расклеены по всему городу. Кубинка Алисия Алонсо тоже танцевала до этого возраста, как и Плисецкая, с которой мой отец имел дружеские отношения. У меня сохранилась книга Плисецкой, подписанная ей моему отцу.
Евгений Петрович Мухин. Мой отец. Друг балета. О нем написано несколько книг. (Жизнь и творчество Е.П.Мухина. «Дайк Пресс»). Когда Плисецкая с театром приезжали на гастроли в Алмату, вся труппа после спектакля собирались в его доме на территории Института туберкулеза, где он имел клинику. Собственно говоря, как и все артисты, приезжающие туда на гастроли, в конечном счете после спектаклей оказывались в доме Евгения Петровича, где устраивались сабантуи как продолжение. Он в молодости был актером, играл героев-любовников, но потом стал врачом, как и его мать, тоже врач, отсидевшая и отслужившая врачом 25 лет в сибирских в лагерях как жена врага народа.
В его казенном доме на территории алматинского института туберкулеза туалета не было, но был нужник, сколоченный из досок и с дыркой посередине. Отцу посоветовали повесить мемориальную доску над ним типа «Здесь была Плисецкая». Потом ему все-таки выделили квартиру.
Когда он ушел, ему было всего 66 лет. Скорее всего, покончил с собой. Хотя это не так. Он не смог бы этого сделать с его жизнелюбием. Но никто не знает, потому что вскрытия не делали из уважения к нему. У меня с ним был разговор по этому поводу. Он говорил, что у него всегда под рукой цианистый кал (калий). Он был матерщинником и все переделывал на этот лад. И на его выступлениях и лекциях он использовал этот лексикон и при этом без всякой пошлости.
Маленькой тонкой, острой пилой вам распиливают грудь точно посредине. Потом с помощью приспособления кость груди раздвигают и появляются легкие, пораженные туберкулезом. Алла тоже была на его операциях, когда в молодости гастролировала в Алмате вместе с театром. Она была сильная женщина и никогда не теряла сознание, глядя на открытую грудную клетку с бьющимся сердцем. Я, надо сказать, почувствовал себя плохо после примерно двадцати минут. Кажется, что человек, лежащий на операционном столе, вытягивает из тебя всю энергию, чтобы выжить. Если одну половину легких, где все еще не так плохо, ее оставляют, другую половину, которая более поражена туберкулезом, всю или ее часть удаляют. Особенно если это легкие курящего человека. Они черные. И если все совсем плохо, грудную клетку закрывают, и человек просто потом постепенно умирает.
Алла и Марковский жили в одной и той же квартире, хотя уже не были больше парой. Когда пьяный Марковский с его новой подругой начинал храпеть, Алла по старой памяти свистела тихонько в дырочку в стене, которая разделяла квартиру пополам, и он успокаивался в постели с любовницей.
Вечеринки на даче в Сестрорецке. Алла занимала половину старого финского дома наверху. Другую половину внизу занимала Ирина Колпакова. Балерина и народная артистка. Это был большой финский дом с двумя разными входами и участками. Они не очень ладили между собой. Пьянство затягивалось иногда на несколько дней с большим количеством разного приходящего и уходящего народа. Когда наконец все это заканчивалось, мы с Аллой собирали бутылки (много) и сдавали их в магазине неподалеку, где ее очень хорошо знали. На эти деньги опять покупалось вино. Я помогал ей убирать дом после ледового побоища. Потом мы уже вдвоем так и продолжали.
Аллин сын занимался валютой и кончил плохо. Эта трагедия останется с Аллой навсегда.
Позже, уже в 2000-х она преподавала балет в Италии и Франции. Не помню в каком году я узнал, что она во Флориде, и удалось узнать телефон.
Сережа!
Алла, я приеду.
Не надо, я улетаю завтра домой, ведь у меня там две кошки, которые меня ждут.
ЛГПИ Герцена. Мой дед преподавал там тоже, в 30-х, на литературном факультете. Я учился на факультете физики. Это начало 80-х. Только с третьего курса нас начинали учить, что мы учителя. До этого сплошная высшая математика, физика, химия, психология, литература и прочее. Зачем все это, чтобы учить оболтусов? А преподаватели! Нищие, но какие! Я помню, как преподавательница математики, конечно еврейка, умница и неплоха собой, шла по направлению к троллейбусной остановке на Невском в тапочках, зимой, по ленинградскому снегу, перемешанному с солью, потому что у нее украли ботиночки в ЛГПИ Герцена. Я помню их всех. Мои учителя в университете, как и в детстве, в 141-й школе на Охте. Они все были настоящие, преданные своему делу. Не такие, как в Канаде, с которыми я столкнулся на собраниях, когда мои дети учились здесь в школе. Они те, на которых держалась Россия. Но их уже мало осталось.
Школа 187. Но это так, ничего серьезного. Мне просто надо было доказать себе, что я могу. Бабский персонал и бесконечные склоки. Надо сказать, что во всех школах, где мне довелось работать, у меня всегда были проблемы с администрацией за мое вольнодумие. Школы были в то время последний оплот консерватизма. Подруги как всегда заведутся. В одной из них было две литераторша и француженка. Они на переменах забегали на перекур ко мне в лабораторную комнату, где была вентиляция, иногда пили вино у меня на квартире. Директриса об этом знала, и это ей не очень нравилось. Мы с ней гуляли иногда после работы и обсуждали литературу и прочие вещи. У нас были абсолютно противоположные взгляды на все. Она не любила Булгакова и считала, что «Мастер и Маргарита» это тяжелая вещь. Худенькая, в очках с сильными линзами. Но при этом строгая коммунистка, не терпящая возражений. Было еще в этой школе несколько женщин с такими же убеждениями. И я их люблю и уважаю сейчас. Но не в то время. Она уволила меня позже по собственному желанию.
Эллочка была моей ученицей, когда я был руководителем 9 класса Б (были классы А, Б, В).
Я ставил ей четверки только за то, что она симпатичная и страдает искривлением позвоночника, что ей ни как не мешало. Но она этим пользуется, притворяясь иногда.
Прошло несколько лет. Она стояла на перекрестке, с поднятой рукой, в куртке, с нахлобученным на голову капюшоном, и немножко пьяная.