Денис Игумнов
Стальной Кваки
Мрак
Раскалённый металл влип в локтевую ложбинку, кожа недовольно фыркнула, откликнулась жгучей болью. Закопчённая на газу огненная ложка на секунду прижалась, чтобы обжечь, заставить Игоря Маркова проснуться. Последний год с ним творилось что-то непонятное. По утрам он никак не мог освободиться от сетей Морфея, чтобы встать приходилось собирать волю в кулак, и всё равно ему никак не удавалось разлепить глаза. Все его сто шестьдесят килограммов (в последнее время он заметно похудел) отборного филе качались по комнате, грозя завалиться на бок, в любую неподходящую секунду погребая под собой предметы нехитрой мебели и дешёвой китайской бытовой техники.
Чёрт с ними с потерями вещей, отвечающих за бытовой комфорт, не это беспокоило Игоря, упав, он вполне мог не подняться, а так и остаться лежать, покоясь в острых угловатых обломках на полу, отключившись в сон. Забытьё обыкновенно длилось недолго всего каких-нибудь четверть часа, совсем не принося облегчения. Игорь не отдыхал, а мучился. Из него вытекали силы, просачиваясь сквозь сосуд тела в тлен оборотной стороны мироздания.
Единственным способом проснуться после ночи кошмаров, в которых к нему являлись мёртвые маньяки, отправленные им собственноручно в ад, оставался болевой шок. Как правило, Марков брёл на кухню, брал стальную ложку, раскалял её в синем пламени конфорки газовой плиты и жёг себя. Боль пробивала панцирь сонливости, доставая до сути душевного ливера. Игорь возвращался в реальность, вырывая себя из зыбучего песка сонливости за шкирку. Заряда бодрости, полученного от ожога предплечья, хватало до вечера: следующим утром всё повторялось заново. Так замыкался круг.
Попал в зависимость от ежедневных мазохистских процедур Марков в начале прошлой осени, когда ему Илья Гришин предложил принять участие в секретном проекте, реализуемым странным триумвиратом государственных структур министерством юстиции, МВД, и отдельным, независимым ни от кого подразделением боевых исследований РХБЗ. Причём первую скрипку в этой компании играл руководитель отдельного батальона боевых исследований некий доктор Королёв. Доктора мало кто имел честь видеть воочию, зато слухи об этой полумифической личности расцветали буйным цветом болезнетворной плесени, поселившейся в извилинах головного мозга закрытой части общества, непосредственно имеющей отношение к государственному управлению.
Илья Гришин, сделав головокружительный карьерный рывок по лестнице чиновничьих должностей в последние два года, приложил руку к созданию всероссийской службы по борьбе с серийными убийцами, став первым её главой. Оказавшись причастным к расследованию большинства преступлений на почве мании смерти, он попал в поле зрения тех, кто задумал прорыв в понимании происхождения людей, одержимых убийствами ради собственного удовольствия. Илья подозревал, что в команду доктора его мобилизовали по желанию самого Королёва. Доктор дал Гришину широкие полномочия по набору линейных сотрудников, подчинённых напрямую ему. Таких высших командиров, как Гришин, в проекте «Держатель» ещё принимало участие пять человек и у каждого в подчинении находилось по семь офицеров, под которыми ходили сорок солдат-сотрудников-лаборантов.
Проект по изучению серийных душегубов имел конечные цели, неизвестные никому, кроме Королёва. Только доктор владел исчерпывающей информации, остальные же участники проекта, в том числе и Гришин, довольствовались приказами и алгоритмами действий. Тем не менее, Илья, смекнув, что возможен прорыв (правда, не известно куда) в понимании природы зла, предложил должность своего заместителя охотнику на маньяков, в прошлом известному одному Илье убийце, партнёру по уничтожению нечисти Игорю Маркову. Из МЧС Игорь перевёлся в МВД, отслужил несколько месяцев в районном отделении полиции. По протекции Гришина его взяли в угрозыск, а оттуда выдернули прямо в проект «Держатель».
Вот с той поры у Маркова начались проблемы с психикой. Ещё до того, как он очутился на объекте, он заболел. Имея дар провидца, его подсознание само настроилось на ритмы излучения, исходящие от объекта, заработав синдром, предшествующий душевному заболеванию, перегрев нервной системы. Нарколепсия стала побочным эффектом щита, выставленного против повреждающего воздействия возможно летального характера для человека способного чувствовать тонкие миры.
Игорь никогда не думал, что его дар может когда-то сыграть против него. Однако это случилось. Приехав на объект, он понял причину своего плохого самочувствия. Единственный корпус объекта куб серого цвета с двойной оранжевой полосой, с гранями по двадцать метров каждая, спрятали от любопытных граждан в пустынной области восточносибирского плато. Вокруг куба на десятки, если не на сотни километров простирался тоскливый пейзаж в блеклых серо-зелёных тонах, накрытый, как москитной сеткой, пепельным, будто пыльным небом.
Добраться до объекта можно было единственным способом используя вертолёт, для этого в ста метрах от здания построили вертолётную площадку. Проживая на объекте двенадцатый месяц, Марков так и не забыл того нарастающего гула, заглушившего шум винтов вертолёта, ворвавшегося к нему в голову при подлёте к кубу. Гул образовывали сотни разрозненных голосов, вопящих от ужаса, ярости и боли. Некоторые из них принадлежали жертвам, а остальные душегубам. Игоря словно втянуло в себя липкое ядовитое облако материализовавшегося психоза, ему стоило титанических усилий справиться с состоянием близким к помешательству. Поставив блок, он заглушил до навязчивого шёпота крики, но лишь по прошествии нескольких недель он смог от них избавиться окончательно. К сожалению, справившись с голосами, он потерпел поражение в битве за глубинные изменения психики. Боль, превращая руки в сплошной не проходящий розовый ожог, хоть как-то купировала приступы, но не лечила. Оставалось терпеть, ожидая конца логического завершения программы удивительных опытов страшного доктора Королёва.
После года карантина в единственной общей камере на объекте содержались девяносто восемь маньяков убийц. Сегодня к ним привезли пополнение в количестве двух особей не совсем их вида. Два заслуженных авторитета, приговорённые к пожизненному заключению за убийства, совершённые ими уже в тюрьме. Первый Кривов Сергей Степанович, восьмидесятого года рождения, по кличке Гроб. В последней ходке он не поладил с таким же, как он, вором в законе: в результате не понравившегося ему авторитета посадил на нож, а вместе с ним под раздачу попали двое подручных его врага. Не типичное преступление для вора, совершённое им импульсивно, на острие момента, а не продуманное, и значит, отданное на исполнение в чужие руки, стало для Гроба фатальным. На воле за ним, за его группой, числились многочисленные преступления, в том числе с десяток убийств, но ему удавалось выходить сухим из воды, потому что он предпочитал чужой кровью руки не марать, а на зоне не подфартило. Мало того, что ему дали пожизненное, переведя в особую тюрьму, можно сказать, для смертников, так его ещё и через два с половиной года притащили сюда, официально объявив о его смерти в результате продолжительной тяжёлой болезни. Амба.
Второй авторитет рангом пониже, Григорий Шубин, известный в криминальных кругах Ростова, как Шуба, оказался замешан в похищении людей с последующей безжалостной расправой над заложниками. С непосредственным участием Шубы в убийствах доказали три эпизода. Трёх смертей хватило, чтобы суд ему вынес приговор в виде пожизненного лишения свободы. Дальше история Шубы, как две капли воды, походила на историю Гроба: та же болезнь, фиктивная смерть и, как апофеоз карьеры уголовника, куб в Сибири.
Везли двух матёрых криминальных волков по отдельности, двумя рейсами, и, хотя они прибыли на объект в один и тот же день, их развели. Гроб сразу же отправился в общую камеру, а Шубу на сутки поместили в бронированный закуток отстойника. С появлением эти двоих на объекте стартовала активная фаза эксперимента.
Игорь Марков, закончив ритуал ежедневной встряски, обработав свежий ожог мазью, основательно подкрепился яичницей из шести яиц с беконом, сыром и луком, запив её большой чашкой чёрного кофе без сахара. После яичницы он доел вчерашние сырники, выпил стакан свежевыжатого гранатового сока. Продукты на завтрак выдавались персоналу в столовой вечером. Обед же вместе с ужином службисты принимали совместно в обеденном зале. Утолив немного голод, облачившись в ненавистную форму цвета детского поноса, Игорь отправился на службу.
Идя по слепым коридорам, освещёнными голубоватым холодным светом светодиодных ламп, он проходил мимо закрытых дверей номеров, в которых в эту самую минуту его сослуживцы, недавно проснувшись, только собирались на работу. Игорь первым из утренней смены приходил на своё место в аппаратной. Привычка, зависящая от болячки. В аппаратной ему нравилось находиться больше, чем где это ни было на объекте, потому что в одной из её стен имелось окно. Скорее не окно, а окошко, но всё же лучше, чем ничего. У него в номере, как и в прочих помещения куба, окон не предусматривалось вовсе, изначально. Можно, конечно, было выйти на крышу, подышать свежим воздухом после обеда или ужина, но из-за общей загруженности работой осуществить вылазку на божий свет не всегда удавалось, отчего Марков зачастую ощущал себя крысой, запертой в лабиринте, окружающим клоаку, в которой проживали демоны, дожидаясь часа триумфа доктора кукловода.