Длинные черные ресницы, оранжево жёлтые глаза с крапинками.
Сердце на секунду замерло. Я вспомнила, что нужно дышать.
Спасибо, сказал он.
Как тебя зовут?
Димка, сказал он. И улыбнулся. Озорная улыбка, и один уголок рта выше, чем другой.
Я выдавила из себя улыбку, тронула мальчугана за плечо, пообещала, что обязательно вернусь, и быстро вышла из группы на улицу, не надевая пальто. Я вдыхала холодный морозный воздух так часто, как могла. Мелкий микроскопический лед в воздухе царапал мне слизистую носоглотки, но я не обращала на это внимание. Я дышала. Затем рухнула на скамейку и расплакалась. Эмоции прорвались наружу. Неважно, сколько времени прошло, неважно, сколько времени ещё пройдет. Есть моя constanta, и она неизменна. Он до сих пор мне снится. Он до сих пор приходит в мой сон и держит меня за руку, целует в нос и шепчет на ухо, чтобы я не сдавалась. Я до сих пор почти физически ощущаю гладкость кожи, рельеф плеч и его дыхание на моей щеке. Там, во сне я всегда трогаю руками его стриженый затылок и трусь щекой о его щетину.
Я вытерла слёзы, взяла себя в руки и вернулась в группу. Детей собирали на прогулку, и я пошла помогать их одевать. Помогая натягивать сапожки девочке Оле, я искала глазами Димку.
На улице я подошла в Марине.
Что за мальчик? Давно здесь? я незаметно кивнула в сторону Димки. Он опять был один.
Крюков? Дима? Совсем недавно у нас. Печальная история.
А здесь других не бывает, прервала я её, Ну, что с ним?
Сирота. Мама умерла, онкология. Отца нет. Есть бабушка матери, но она очень стара, за собой ухаживать не может. Просила, чтобы не забирали его, навещать его не может. А он домашний пацан, сюда попал и замкнулся. Почти не разговаривает. Обижать себя не даёт, но ни с кем не разговаривает.
Может, надо было бабушке помочь, а не в детдом определять?
Регина Сергеевна, ну плоха бабушка, это ему сейчас пять лет, а в школу пойдет? Есть другие родственники, тётки двоюродные, но забирать себе они его не хотят.
Понятно. Спасибо, сказала я и пошла к Димке.
Я вернулась, Димка.
Он молчал. Я присела и посмотрела в его глаза.
Димка, скажи, а друзья-то у тебя есть?
Он молчал и разглядывал меня.
А давай дружить, я протянула ему руку, я Рина.
Ирина Сергеевна ты, а не Рина, пробурчал пацан.
А вот и нет. Я Рина. Меня так зовут. Хочешь, паспорт покажу? а потом добавила, Да ты ж читать не умеешь. Эх, ладно.
Умею! Читать я умею, серьёзно заявил Димка.
Ого. И что читаешь?
Я сказки люблю. Про волшебство, ответил он, опустив голову, Про чудеса всякие.
Я принесу тебе завтра самую волшебную сказку, какую только найду, только ты улыбнись мне ещё, пожалуйста.
Димка стал серьёзный, взгляд потух:
Я не умею, когда просят. Не выходит.
А давай я тебе анекдот расскажу!
А что такое анекдот?
Мы поговорили еще какое-то время, а на прощание я научила его на прощание салютовать «по-Доброму».
По пути в офис я заехала в книжный магазин, чтобы купить для моего нового друга самую волшебную сказку.
У него были торчащие темные волосы, красивые жёлтые глаза с длинными пушистыми ресницами и немного длинноватые клыки.
Димке было пять лет. Но выглядел он младше из-за маленького роста и худобы. Однако, когда он начинал говорить с тобой, создавалось очень странное ощущение несоответствия возраста и развития. Это был маленький мудрец. Иногда очень мудрые вещи слетали с его языка. По большей части он молчал. Несмотря на его угрюмый вид и нелюдимость, что-то подсказывало мне, что это был очень смешливый и озорной парнишка, когда он жил дома. Оказалось, читать его научила бабушка, потому что большую часть своего времени он проводил под её присмотром. В детский сад он не ходил, но был очень смышленым, учил с бабушкой стихи и занимался с мамой математикой. Мама очень много работала, и каждую свободную минуту проводила с сыном. Жили они в однокомнатной квартире втроём с котом Барсиком. И в детдоме ему было очень плохо. Несмотря на уход, хорошее питание, дружелюбный персонал, за два месяца Димка похудел, замкнулся и перестал разговаривать. А ещё он плохо спал. Часто его заставали ночью сидящим на подоконнике и смотрящим в окно.
После того, как я привезла Димке книжку, он долго стеснялся, топтался на месте, а потом попросил меня наклониться, и на ухо попросил меня принести ему спицы и нитки. Стесняясь, заикаясь, он сказал, что свяжет мне носки, его бабушка научила. У меня внутри потеплело, и началась капель. Как всегда, из глаз, пока никто не видит. Я не умела вязать носки. Я вообще не умела вязать.
Основная часть материала была уже отснята, а я продолжала ездить в детдом три раза в неделю, оправдывая это тем, что возможно следует отойти от сценария и доснять пару эпизодов. Я возила Димке сказки, мы играли в «ЛЕГО», и он рассказывал мне, как он жил до того, как оказался в Центре. Самые свежие воспоминания были связаны с мамой и её болезнью.
С какой любовью и эмоцией мальчик рассказывал о своем самом главном человеке! С нежностью он описывал как она выглядела, её глаза, родинку на левой щеке, её теплые руки. Он вспоминал о том, как она стеснялась быть без волос, и как он помогал завязывать ей платочек, как он любил обнимать маму во сне (они спали на одной кровати), как они ходили гулять вдвоём, пока мама ещё могла ходить, и он не оставлял её, садился рядом на скамейку и развлекал её. И как он навещал маму в больнице с соседкой, бабушке было тяжело добираться до больницы. Как он грел её холодные худые пальцы своим дыханием, как обещал маме забрать её домой и обещал не шуметь, чтобы она выспалась, она выглядела очень уставшей. Он вспоминал её живой, весёлой и смеющейся. И не говорил о её смерти. И мне даже представить было страшно, через что прошёл этот маленький мужчина. Я внимательно слушала, и во время его рассказов я покрывалась мурашками, сердце моё переворачивались, и начинала болеть душа. Мне хотелось прижать к себе этого ребенка и сказать ему, что всё будет хорошо, всё обязательно наладится. Но я не могла ему врать. Мама умерла, её больше нет. И ничего не наладится. Всё будет просто по-другому, без неё. Это как с Добрым ничего не наладилось, просто жизнь продолжает идти без него. В доме у Димки было так много любви, и сейчас без нее он замерзает.
Я верила в Бога. И мне хотелось верить, что желтые глаза и кривоватая улыбка были даны ему свыше, чтобы я его заметила.
В последнюю неделю монтажа я решила, что после проекта ноги моей не будет в этом месте, и уйду я отсюда с Димкой.
3
Я забираю его отсюда. Регина Сергеевна, не всё так просто, директор Центра презрительно поджала губы. Давайте не будем усложнять. Тамара Константиновна, что я должна сделать, чтобы он уехал отсюда со мной? Регина Сергеевна, во-первых, надо связаться с отделом опеки и попечительства. Считайте, что я уже оттуда. Что дальше? Потом собрать документы, чтобы вашу кандидатуру рассмотрели, потом школа приёмных родителей. Это не усыновление, это опека, это позволит забрать Диму быстрее? Вы должны понимать, в приоритете усыновитель, конечно, она ехидно ухмыльнулась. Так, Тамара Константиновна, я знаю, что я вам не нравлюсь. Я тоже не ваша поклонница. Но тут дело не в личных симпатиях. Ему здесь плохо. Очень плохо. Он не есть, не спит, не разговаривает. Регина Сергеевна, вот видите, как вы сейчас заговорили, а у меня таких детей десятки! И Мы сейчас говорим об одном конкретном ребёнке. И вы в силах сделать для него хоть что-то. Поэтому предлагаю не вступать в полемику, а сказать, что от меня нужно, я бесцеремонно перебила её, не желая слушать очередные разглагольствования полчаса. Я вам сказала, свяжитесь с опекой и собирайте документы. Я вас поняла, спасибо, всего доброго.
Я с улыбнулась губами и вышла из кабинета. Выйдя на улицу, я тут же набрала номер и стала ждать ответа.
Риночка, здравствуй! Что там у тебя с моим делом?
Добрый день, Пётр Алексеевич, ваш материал будет готов к следующему вторнику, а пока предлагаю встретиться, мне очень нужна ваша помощь. СЕЙЧАС.
Обеденный перерыв через час, давайте встретимся в «Зимней вишне», я вас буду ждать.
На следующий день к Тамаре Константиновне приехал первый заместитель главы города. Внезапно и без предупреждений. О чем они говорили, остаётся только догадываться. Параллельно с визитом первого зама начальник департамента давал инструкции, а отдел опеки и попечительства.
А я тем временем покупала кровать. Простую и самую обычную детскую кровать, которую я собиралась поставить в кабинете Доброго. Я решила, что оформлением комнаты мы должны заниматься вместе с Димкой. И да, Димке я ничего не сказала, решила, что скажу ему, когда буду забирать.
Через четыре дня опека была оформлена, и я стала официальным опекуном Дмитрия Михайловича Крюкова.
Забрав документы из отдела опеки и попечительства, я заехала в книжный магазин и купила «Лев, колдунья и платяной шкаф» К.С. Льюиса. Взрослая книжка. Димке не по годам. Но она на будущее. На наше с ним совместное будущее. Эту книжку я буду читать ему на ночь.