Сосед включил в Ютьюбе его аудиокнигу, протянул мне телефон.
На, вот, только это слушать надо, это что-то вроде философии, что ли.
Ага, философии! Ты вообще можешь отличить хорошую литературу, от плохой? Философию от псевдодуховности? Ты вообще, хоть что-то можешь?
Сосед закинул картошку в казан, сыпанул соли и прокомментировал свои действия: «Надо посолить, тогда картошка не разварится и сейчас вот можно кинуть специи: лаврушку, перец, а в конце зелень». Кинул специи и накрыл крышкой.
Я начал слушать трансёрфинг реальности, но хватило меня на полторы минуты, я вернул соседу его телефон и сказал, что сейчас я изучаю И. Ильина, русского философа двадцатого века. Он повторил за мной фамилию, видимо, чтобы запомнить. Подкинул дров в костёр и принялся раздувать огонь кусочком фанеры. Меня накрыла его «варёнка», дурь оказалась убойной.
Когда вы собираетесь в поход?
Мне не давала покоя мысль о горах и о том, что я могу вырваться отсюда, хоть куда-то. Я и вправду чувствовал, что деградирую, дичаю, и подтверждением этому, была длиннющая борода, отросшая у меня за все эти месяцы самоизоляции; и то, что курю «варёнку» в плохой компании, слушаю всю эту чушь и не нахожу выхода из этого лабиринта, где, кажется, вот-вот меня настигнет Минотавр, разорвёт на куски последние надежды на освобождение, которые давали мне силы бороться с ним подобно Тесею.
Через пару недель где-то. Вот как доспеет урожай, управлюсь со всеми делами и можно идти. А мы ещё собираемся в Семёновское ущелье, на озеро Сутту-Булак, у меня сетка есть, закинем её, рыбки пожарим. Там заночевать можно в лесу.
У меня палатка и спальники в Бишкеке остались. С ночевой проблемно.
Ну, две недели ещё есть, можешь съездить за ними.
Это сложно сделать, коронавирус, локдаун, посты стоят. Подумаю, может, попрошу, чтобы передали с кем-нибудь.
А можем заночевать на метеостанции, у нас там домик свой есть, банька, кстати, затопить её можно. Так что, если не получится привезти палатку, придумаем, что-нибудь. Только мы на лошадях будем, а вот как тебе? Ну, ничего, доберёшься на попутке, а там пешком, вещи мы с собой можем взять, ну, чтобы не тащить их тебе. Там можно по горам перейти от озера до метеостанции. Только я ходить не могу, больно, у меня пятка раздроблена была.
«Это я как-то работал» Начал он рассказ, не помню, где именно находилось это место, но не суть, интересен сам рассказ, и к чему он собственно повествовался. «Там угодья были, лес, приезжали на кабана охотиться, я с собаками занимался выгуливал их, дрессировал, кормил. Лошадей тоже учил, конь у них там был, так я его научил ходить красиво. На охоту туда приезжали даже из Кремля. Там и мастеровой был, он чучела делал трофейные, голову там, на стену, кабанью. В общем, бизнес хорошо поставлен у них был. Там же банька, ох, какая банька была. Домики из сруба, где размещались охотники, а чуть подальше лагерь палаточный был, туда приезжали хиппи отдыхать. И вот я, думаю, у них поля конопляные там были, потому что мужик там один жил всё время, с длинной бородой, с волосами, его шаманом называли.
Иду я, значит, как-то раз мимо этого лагеря, смотрю, он сидит, а перед ним баба в халате и грудь нараспашку у ней, а красивая, молодая, и он ей что-то говорит и косяк протягивает. Мне она понравилась тогда. На следующий день иду, а она в одной рубашке ночной ходит там, и она вся просвечивает, ну, грудь там видно, лобок волосатый, рыжий такой. Ну, думаю, надо к ней как-то подъехать, а у меня конь тогда был молодой, не объезженный ещё, я связал узду из верёвки, постелил на него пакет, полиэтиленовый, сел, думаю, прокачусь сейчас до этой рыжей бабы, познакомлюсь, рисонуться захотел. И как только я доехал до их лагеря, тряпка с верёвки съехала и руку резать стала, я набок так наклонился» Он встал и показал, как расставил ноги будто на коне, вытянул вперёд руки и наклонился в лево. «Не знаю» продолжил он выпрямившись. «Что пошло не так, может узду дёрнул в сторону, может ослабил, но конь подомной стал скакать вот так» Он снова принялся показывать, согнулся и стал выгибать спину колесом, а потом резко выпрямлять. «В общем, как козёл, вот так вот». Он ещё раз показал. «Успокоить у меня его не получилось, и я хотел спрыгнуть с него, подскочил, а конь в это время подбросил меня высоко и отскочил, и я вот так вот приземлился» он сел на корточки «встаю, коня к себе зову, хочу за узду схватить, а шагнуть не могу, больно, я ещё раз пытаюсь шагнуть, не могу, боль страшная, смотрю на ногу, а она вся синяя» он показал пальцем на пятку. «Опухла. И самое неприятное, что эта баба всё видела, она то скорую и вызвала. Людей собралась толпа, ну, все кто там был, скорая приехала, и эта баба там была в своей ночнушке прозрачной с рыжим лобком. А мне стыдно так, выпендринуться ведь хотел. Увезли меня, короче, на скорой, коня отвели. Врач говорит: «вытягивать надо, аппарат Элезарова ставить» я отказался, говорю: «Так в гипс закатайте.» Я-то вообще никогда в больнице не был, как родился и всё, этот запах больничный, белые халаты пугают меня, я хотел поскорее уйти оттуда. Врач мне так, на живую, без всякого укола поставил кости на место, так больно было, аж чуть не заплакал и ещё больше захотел свалить оттуда. Закатали в гипс меня.» Он ткнул пальцем в бедро. «Во, до сих пор. Меня на больничный отправили, собакам еду варить.
Это вот меня прям, что-то не пустило туда к ним, а кто знает, может, заехал бы в их лагерь и этот бородатый наговорил мне чего, устроил трансёрфинг реальности, и не было бы у меня сейчас ни жены, ни сына. А дети они, знаешь, какие, я вот с ним начал слушать песни детские, вот эта вот «Мы к вам заехали на час» из мультика, ну, ты слышал её.» Я кивнул. «В ней столько смысла оказывается, хорошая песня.
А потом я сломал второй раз ногу. Медовуху пили с мужиками, я напился, выхожу, и конь стоит возле веранды. Я хотел вскочить на него с разбегу, ногу в стремя сунул и не ту, пьяный был сильно, надо было правую и левую перекинуть, а я левую сунул и уже тогда только понял, думаю, перевалюсь через него и всё. Перевалился, а пьяный ведь, и упал, ногу сломал. Во второй раз меня уволили. Вот поэтому я не могу ходить по горам, больно очень.»
Повисло молчание. Сосед сгребал сухие листья с пух к очагу и сжигал, чтобы, как он сам сказал: «Пожар не случился» и показал на ведро с водой: «Это вот, на всякий пожарный. Так вот, к чему я это всё?». Подумав он продолжил: «Хорошо было бы такой лагерь сделать. Место у нас есть в горах, туристы бы приезжали, ходили по горам, траву курили. У нас там территория своя есть, огороженная, домик, банька, можно палатки поставить».
Он мне ещё раз напомнил про траву, с которой надо макушки посрывать. Я вновь отказался. Начался дождь, но к нам под иву он не попадал и от ветра её ветви тоже хорошо закрывали, а от костра исходило тепло.
Дождь начался, пойду, посмотрю, не висит ли чего на улице.
Да, давай. Приходи ещё. Можете готовить тут что-нибудь, как захотите, только следи, чтобы огонь не перекинулся.
Спасибо большое. До свидания.
Я вылез из-под ветвей, меня обдало холодным ветром и дождём ещё более холодным, как хорошо всё-таки было там, под ивой, у костра, поистине райское местечко. Как вылез из-под дерева, мне повстречалась Аня, я попрощался, пролез через кусты малины и наткнулся на Богатыря.
Ты чего в одной майке? спросил он меня с неприсущим ребенку серьёзным тоном. Дождь ведь идёт.
Так вот за кофтой и пошёл.
Я бегом добежал до дома под дождём, поднялся на второй этаж в спальню, отыскал блокнот, розового цвета, мне кто-то его подарил на новый год, и он ждал своего времени и очередной книги. Дождался! Я открыл его и начал записывать
Начало
Оставим пока соседа моего по самоизоляции вместе с его Богатырём. Начну с самого начала, а началось всё с нового года, не с праздника, а с третьего января две тысячи двадцатого года. Я, Юля моя жена и Прохор мой двоюродный брат, отправились в Ташкент. Двенадцать часов на ночном автобусе, перешли два погранично-контрольных пункта, первый из Киргизии в Казахстан, потом всю ночь через Казахские степи, запорошенные снегом. Наутро мы добрались до Казахско-Узбекской границы, прошли, сели в автобус, и вот он утренний Ташкент, в лучах восходящего солнца, фонари на улицах ещё не погасили, но свет от них уже был почти неуловим, они светились, словно светлячки в предрассветных сумерках. Асфальт отражал красные огни габаритов, впереди едущих машин. Широкие улицы, яркие вывески и редкие-редкие прохожие. Около двадцати минут по полупустым дорогам, и мы на вокзале. Первым вышел из автобуса я. На меня сразу накинулись таксисты: «Hello mister! Taxi?» «До Чиланзара сколько возьмёте?» спросил я, один из них, тот, что помоложе, схватил меня за руку и потянул за собой: «Договоримся, пойдём». Я сказал, что мне надо забрать вещи из багажа и повторил вопрос о цене. «Двадцать тысяч» назвал он цену. Это, конечно, дорого, цены у них на всё «заоблачными» кажутся на первый взгляд и сложно перестроиться на их валюту, деньги, на ощупь, словно простая бумага, да, и выглядят так же. Но самое непонятное это ценники литр колы, к примеру, стоит четыре с половиной тысячи сумов, а полторашка пива пятнадцать тысяч сумов, палочка шашлыка шесть тысяч, что, конечно в переводе на наши с вами деньги, какими бы они ни были, совсем не дорого, но звучит, согласитесь, пугающе. Сто долларов это почти миллион, а самая крупная купюра номиналом в пятьдесят тысяч сумов. Так, что я почти всегда в Ташкенте таскал миллион в поясной сумочке, потому что в портмоне такая сумма не помещается.
Вернёмся обратно на автовокзал. Таксисту я отказал, потому что ехать совсем близко и стоит это в пять раз меньше.
Мы взяли рюкзаки, вышли со стоянки вокзала к дороге, вдоль неё стояли машины такси. Договорились за десять тысяч, погрузились и поехали на Чиланзар это район так называется, в квартиру, в которой выросла Юля, а теперь там живёт её брат Сергей. Дома его не было, дверь он оставил открытой и ушёл на работу. Мы побросали рюкзаки, выпили кофе и отправились на поиски открытого кафе. Нам не повезло, всё ещё было закрыто, пришлось вернуться в квартиру и ждать. Юля пошла в ванную, которая находится в коридоре. Планировка квартиры очень странная, справа от входа, первая дверь уборной, сразу за ней в ванную, из ванной комнаты дверь в кухню, сама ванна очень маленькая с сидушкой, мыться в ней возможно только сидя. Но я и в таком положении с трудом умещался в неё, приходилось садиться на корточки и вот так, скрючившись, мыться. Мыл я сначала туловище, потом вставал и намыливал уже всё, что ниже пояса и ноги Вода в Ташкенте очень жёсткая, после помывки всё тело у меня чесалось пару дней, а кожа на голове и лице сохла, перхоть у меня была даже в бороде и на бровях, лицо стягивало. По этим двум причинам неудобная ванна и жёсткая вода, когда мы жили у Сергея, я старался мыться как можно реже, примерно раз в неделю.