«Захочет царь тоску развеять, то он приглашает
К себе Ти Лан и делает всё, что угодно, с нею,
Он от неё не только прочитать стихи желает,
Но страстную проводит ночь с ней, силы не жалея».
Или ещё: «Ти Лан однажды дар свой потеряла,
Когда хватила лишку на пиру с царя гостями,
В кровати царской очутилась и всю ночь проспала,
Не одарив государя ни страстью, ни стихами».
Неужто мудрецы, живущие всегда в почёте,
Других услад, как обратить ложь в правду, не имеют,
Из ничего, чтоб сделать что-то, преданы заботе,
Чтоб посмеяться или оболгать святое, смеют»?!
Сказал гость: «Не с одной лишь с вами это всё случалось,
Не сосчитать, сколь добродетельных особ гневила
Язвительная кисть, и даже Чан-э (12) обижалась
В чертогах, лунных, её тоже кисть та оскорбила:
«Чан-э волшебный эликсир отведала когда-то,
И вознеслась на небо, как произошло не знает,
Теперь там места не находит, ищет всё возврата,
И мается в Лунном Дворце от скуки, и зевает».
Лун Юй (13), высокородную, уважили стихами:
«Вот дело, дивное! Когда Лун Юй с мужем почила
В чертогах, то имела плоть с руками и ногами,
Проснувшись там же с мужем, образ духа получила».
Когда мы где-то за дворцовые врата ступаем,
То сразу же и Лю Чжоу (14) припоминаем,
Пытаемся же во дворце при венценосном сыне
Осмеивать У Цзэ-тян (15) в образе Земли богини.
И голосов, неправедных, и лживых слов так много,
Что, вычерпав всю Реку, Светлую, до дна, всем древним
Не смыть с себя стихов, позорных, возмущеньем, гневным,
Чтобы чиста была поэтам на Небо дорога».
Хозяйка слёзы утерла платком, потом сказала:
«Не вразуми сейчас меня вы, я бы так осталась,
Ущербной яшмой у себя в покоях, кем я стала,
Той, что отшлифовать до блеска мне не удавалось.
Но дивная ночь кончится, утехи же такие
Редки. Я и супруг мой, к счастью, встретились здесь с вами,
Зачем нам вспоминать все неприятности, лихие,
Что умножают грусть, бесплодную, только словами».
Они заговорили о стихах и прозе ныне,
Сказал гость: «Непросторная Молельня (16) пишет гладко,
Но все стихи его приводят всех людей в унынье,
Они диковинны, местами звучат даже сладко.
Верши Надёжного Наставника (17) бередят душу,
Стихи Сосны Приречной (18) духу юноши подобны,
Они задорны, но их можно в молодости слушать,
А строфы Хризантемы с Холма (19) удивить способны,
Мужей, такие как Дол Золотых Цветов Уезда (20)
Иль Чана Крепости Нефритовой (21) произведенья,
А также Ву Уезда Пути Умиротворенья (22),
Известны всем, и каждый занимает своё место.
Но если мастера нам поискать слов, совершенных,
И осмысления, глубокого, то поклониться
Нам нужно перед Нгуен Чаем (23), чьих стихов, блаженных,
Никто не превзойдёт, как и не сможет с ним сравниться.
И он войти достоин во врата Ду Шао-лина (24),
На свете жило много ведь поэтов, достославных,
А что касается вашего мужа-господина,
То даже во всём мире не найдётся ему равных,
Чей стих преображает зыбкие дымы и тучи,
Слова его исполнены такого назиданья,
Что изменяет силой полностью наше сознанье,
Мы обретаем все, его послушав, дух, могучий».
Их слушая, я захотел записывать их словопренья,
Но где уж содержанье речи мне упомнить было,
Пришлось бы сто листов мне исписать и всё чернило,
К тому же, не хватило мне бы моего терпенья.
И тут неловко я, ошибку сделав, оступился,
Услышав шум, сказал гость: «Ой! Нас слушает ведь кто-то!
А я же с вами о таких вещах разговорился,
Могу обидеть через кривотолк ещё кого-то.
Хоть я испытываю радость и от нашей встречи,
Но кто-то нас тайком подслушивал, а это значит,
Что всё, что он от нас услышит, то переиначит,
Не в лучшем для нас свете перескажет наши речи».
Хозяйка же сказала: «Но нам нечего страшиться
Наветов и обмолвок школяров, что нас здесь слышат,
Ведь сами вы сказали, мы должны быть всех их выше,
Пусть говорят все, что хотят, нам нужно отстраниться».
Тут я не выдержал и сразу из укрытия вышел,
И, поклонившись, от души принёс им извиненья,
Сказав им, что всё ценное, что я от них услышал,
Я передам потомкам, будущим, без измененья.
Стал о законах спрашивать их всех стихосложенья.
Гость вынул из-за пазухи своей книгу, большую,
Дав мне, сказал: «Ты не читай другие сочиненья,
Научишься всему, читая книгу лишь такую».
Прошли часы, какие, с вином тыква опустела,
Осушены все чаши были, стали все прощаться,
Почтенный старец отбыл, мне пришлось у них остаться,
Я спать отправился, меня усталость одолела.
Когда проснулся я, возле меня книга лежала
Та, что мне старец дал, но все листы были пустые,
В начале книги же стояли лишь слова такие:
«Собрание стихов и их созвучия начало».
Примечанья
1. Ти Лан (XV-XVI вв.), согласно ряду источников, была женой Фу Тун Хуаня, родилась в уезде Цзин-хуа (Золотых Цветов) и является автором многих стихов.
2. Мудрец Фу Фу Тун Хуань (XV-XVI вв.) знаменитый учёный и поэт, настолько прославился познаниями и талантами, что вопреки правилам, не сдав экзаменов, получил должность преподавателя канонического конфуцианского Пятикнижия в императорском училище, а затем звание циши в академии «Лес кистей».
3. Святой и благодетельный царь Ле царь Ле Тань Тун (1442 1497), царствовал с 1460 г.
4. Как Фэнь Лао прервал читать стихи на середине Китайский поэт эпохи Сун Фань Дай-динь, по прозванию Фэнь Лао, одежды ночью слагал стихи для гостей, суливших ему награду, но вдохновение покинуло его на середине стиха.
5. Близ трона Одухотворённого то есть царя Ле Тань Туна.
6. Гора Духа-заступника (Ве-линь) часто упоминается во вьетнамском фольклоре и старой литературе, отсюда, по преданию, вознёсся на небо герой (Святой владетельный князь-небожитель) разгромивший во времена государей Хун войска китайцев в освободительном движении.
7. Врата Раскрывшегося Озаренья Восточные ворота в Дворцовой стене столицы, название их олицетворяет приход весны.
8. «И вдалеке от Цаошань горы я слёзы вытираю» Цаошань название горы в Китае, где погребён мифический император Хуан-ди. Здесь Цаошань уподобляется горе Ляньшань, где находится гробница Ле Тань Тона.
9. В оде о Гаотане очернена небожительница имеется в виду ода китайского поэта Сун Юя, где описаны похождения феи в Гаотане. По преданию в давние времена государь царства Чу делил ложе с феей в горах Гаотань.
10. В песне о Седьмом дне Седьмого месяца осмеян Тайцзун Речь дет о сочинении поэта Чжан Лэя, где автор насмехается над танским императором Тайцзуном. Седьмой день седьмого месяца день встречи Ткачихи о Волопаса. На Востоке распространён сюжет о дочери небесного бога Ткачихе, жившей к востоку от Млечного Пути и ткавшей изо дня в день облачные одеяния для небожителей; бог, сжалась над её одиночеством, выдал дочь за Волопаса, жившего западнее Млечного Пути. Но она, выйдя замуж, перестала ткать, и бог, разгневанный, приказал ей возвратиться и впредь видеться с мужем только единожды в год в седьмой день седьмой луны.
11.Поклонялась святому Тхань Тону имеется в виду царь Ле Тань Тон и его старший сын и приемник Ле Хиен Тон (1461 1504), также известный поэт.
12. Чэн-э, живущая в лунных чертогах. По преданию Чэн-э похитила у мужа напиток бессмертия, подаренный ему Хозяйкой Запада Синванму, и вознеслась на луну. Однако в Лунном дворце она оказалась в одиночестве и тосковала, раскаиваясь в содеянном.
13. Лун Юй, высокородную, уважили стихами Лун Юй, дочь цзинского правителя Му-гуна (811 785 гг. до н.э.); она и её муж Сяо Ши стали, по преданию, духами и вознеслись на небеса.
14. «Ступив за врата дворцов, мы Лю Чжоу припоминаем» Здесь имеются в виду стихи Цуй Цзяо, где говорится, что Лю Чжоу утирала горькие слёзы платком тончайшего шёлка. Смысл их в том, что богатство и роскошь не исцеляют сердечного горя.
15. Осмеивать У Цзэ-тян (15) в образе Земли богини речь идёт речь о жене танского императора Гаоцзуна (650-683), которую звали У Цзэ-тян. Она свергла с престола своего сына и находилась у власти с 684 по 704 г. Не смея открыто обличать её развратный нрав, современники выводили У Цзэ-тян под видом мифической богини Хоу Ту,
16. Непросторная Молельня прозвание вьетнамского поэта и учёного Ли Ты Тана (XV в.); он участвовал в освободительной войне, закончившейся изгнанием китайских войск (1418- 1428 гг.), а затем служил в Королевской академии «Лес кистей»; Ли Ты Тан едва ли ни из первых во вьетнамской поэзии воспел вдохновение и труд поэта.
17. Надёжный Наставник прозвание поэта, учёного и государственного деятеля Нгуен Чыка (1417 -1474), который в юности прославился литературным талантом, рано сдал экзамены и занимал важные посты в академии «Лес кистей» и Королевском училище, ездил послом в Китай.