Мне и в самом деле казалось странным, что этот скромный поток и великая река, которую мы видели утром, одно и то же.
Мы съели немного шоколада и снова пустились в путь, на этот раз, слава богу, вниз под гору. Теперь мы вышли на длинную тропу, которая вела к самому Лейриг-Гру. Тропа извивалась впереди нас небрежной белой лентой через коричневую траву и отлого поднималась к далекой точке на горизонте, где горы и небо, казалось, встречались. Мы шли, и пик Дьявола возвышался впереди нас, а затем над нами и в конце концов остался позади. Мы были одни совершенно, абсолютно одни. Нам не встречались ни кролики, ни зайцы, ни олени, ни куропатки, ни орлы ни одно живое существо. Ничто не нарушало тишину, только мерные звуки наших шагов и насвистывание Синклера.
Много сельди и еды, Много торфа и воды, Много шумной детворы Вот наш тост для Мэри!
Внезапно я увидела дом это была каменная лачуга, приютившаяся у подножия холма на противоположном берегу реки.
Что это там? спросила я.
Там укрываются альпинисты или обычные туристы, как мы с тобой, когда погода портится.
Как у нас со временем?
Пока успеваем, ответил Синклер.
Еще какое-то время я шла молча, а потом призналась ему:
Я проголодалась.
Синклер посмотрел на меня через плечо и улыбнулся.
Вот дойдем до той лачуги, пообещал он, и поедим.
Чуть позже мы лежали, растянувшись на густой траве. Синклер вместо подушки положил под голову свой свитер, а я легла затылком ему на живот. Я смотрела в пустое синее небо и думала, что быть двоюродными родственниками довольно странно, время от времени мы были близки, как родные брат с сестрой, но порой между нами чувствовалось какое-то напряжение. Наверное, это потому, что мы уже не дети Потому, что Синклер казался мне необычайно привлекательным, и все же это не полностью объясняло то инстинктивное отчуждение, которое я испытывала, словно где-то в подсознании у меня прозвенел тревожный звоночек.
Муха или мошка в общем, какой-то жучок сел на мое лицо, и я смахнула его. Насекомое, отлетев, через несколько мгновений приземлилось на меня снова. Я сказала:
Черт тебя побери!
Черт побери кого? послышался сонный голос Синклера.
Да муху.
Где?
На носу у меня.
Он опустил руку, чтобы отогнать муху. Его пальцы легли на мой подбородок и остались там.
Если мы уснем, пробормотал он, то разбудит нас Гибсон и вся команда спасателей в полном сборе, которые не преминут прочесать тропу, чтобы найти нас.
Мы не уснем.
Почему ты так уверена?
Я не ответила; я не могла сказать ему о своем внутреннем напряжении, о том, как что-то сжималось у меня в животе от прикосновения его руки Я не понимала, что именно было тому причиной: сексуальное желание или страх? Страх это слово казалось совсем неприменимо к Синклеру, но теперь в подсознании у меня всплыл разговор, который я услышала ночью, и мои мысли снова устремились в это русло и закрутились, как собака над старой и безвкусной костью. Я сказала себе, что мне непременно следовало поговорить с бабушкой сегодня утром, прежде чем уезжать. Одного взгляда на ее лицо мне было бы достаточно, чтобы понять истинное положение дел. Но бабушка так и не спустилась в гостиную до нашего отъезда, а раз она спала, то я не хотела ее будить.
Я нервно вздрогнула, и Синклер спросил:
В чем дело? Ты как натянутая струна. Тебя, должно быть, что-то мучает. Какое-то тайное переживание или, может, чувство вины?
Из-за чего же мне чувствовать себя виноватой?
Это ты мне расскажи. Вероятно, из-за того, что ты бросила папочку?
Отца? Ты шутишь.
Хочешь сказать, что ты была счастлива, когда наконец стряхнула с пяток калифорнийскую пыль?
Вовсе нет. Но отец в настоящий момент ни в чем не нуждается, поэтому мне не из-за чего испытывать чувство вины.
Тогда, должно быть, что-то другое. Подушечка его большого пальца легко скользнула по моей щеке. Я знаю, здесь наверняка замешан страдающий от безнадежной любви юрист.
Кто?! Мое изумление было искренним.
Юрист. Сама знаешь, хитрая Ранкеллур.
Ты ничего не добьешься, цитируя Роберта Льюиса Стивенсона Я по-прежнему не понимаю, о ком ты говоришь.
Но я, разумеется, понимала.
О Дэвиде Стюарте, моя милая. Ты разве не заметила, что вчера вечером он просто не мог оторвать от тебя глаз? Он смотрел на тебя в течение всего ужина, с эдаким сладострастным блеском в глазах. Должен признать, что ты вчера была действительно лакомым кусочком. Где ты взяла этот роскошный восточный наряд?
В Сан-Франциско Что за глупости ты говоришь?
И вовсе не глупости Тут и слепому видно. А тебе улыбается мысль быть любовницей старика?
Синклер, он не старик.
Я предполагаю, что ему лет тридцать пять. Но он такой надежный, моя дорогая. В голосе Синклера появились медовые нотки, как у какой-нибудь престарелой дамочки. И такой хороший молодой человек.
Ты все глумишься.
Да, я такой. И, не меняя тона, он добавил: Когда ты возвращаешься в Америку?
Этот вопрос застал меня врасплох.
А что?
Просто интересно.
Через месяц.
Так скоро? Я надеялся, что ты останешься. Покинешь отца и пустишь корни в родном, так сказать, краю.
Я слишком сильно люблю отца и не смогу его бросить. Да и потом, чем бы я тут занималась?
Устроилась бы на работу
Ты говоришь совсем как бабушка. Но я не могу устроиться на работу, потому что я совершенно ничего не умею.
Ты могла бы работать секретаршей.
Нет, не могла бы. Всякий раз, когда я пытаюсь печатать, я делаю уйму ошибок.
Ты могла бы выйти замуж
Но я никого не знаю
Ты знаешь меня, вдруг сказал Синклер.
Его палец, поглаживающий мою щеку, застыл. Через некоторое время я села и, повернувшись, посмотрела на него. Его глаза были голубее, чем само небо, но в них абсолютно ничего нельзя было прочесть.
Что ты сказал?
Я сказал: «Ты знаешь меня». Он протянул руку и сжал мое запястье, легко обхватив его своими пальцами.
Ты же не серьезно.
Разве? Ну хорошо, тогда давай представим, что я серьезно. Что бы ты сказала?
Ну, прежде всего, это был бы практически инцест.
Чушь собачья.
И почему я? Мало-помалу этот разговор начинал мне нравиться. Ты же всегда считал меня простой, как дважды два четыре, ты мне сам об этом говорил
Но теперь все по-другому. Ты теперь не простая. Ты превратилась в прекрасную викингшу
И у меня нет никаких способностей. Я даже не умею составлять букеты.
А за каким чертом мне нужно, чтобы ты составляла букеты?
И вообще, мне порой кажется, что у тебя толпы поклонниц по всей стране, которые сохнут по тебе и мечтают, что однажды наступит день, когда ты предложишь им стать миссис Синклер Бейли.
Может, и так, ответил Синклер с приводящим в бешенство самодовольством. Но мне они не нужны. Мне нужна ты.
Я задумалась над этим и, как ни странно, нашла эту мысль интригующей.
И где бы мы жили?
В Лондоне, конечно.
Но я не хочу жить в Лондоне.
Ты сумасшедшая. Только там и можно жить. Все происходит там.
Мне нравится за городом.
Мы будем ездить за город по выходным я сейчас так и делаю, навещать друзей
И чем бы мы занимались?
Отдыхали бы. Плавали бы на лодке, возможно. Ходили бы на скачки.
Я насторожилась:
На скачки?
Ты когда-нибудь была на скачках? Это же самая восхитительная вещь на свете! Синклер приподнялся на локтях так, что теперь его глаза были на одном уровне с моими. Я что, уговариваю тебя?
Есть одно маленькое обстоятельство, о котором ты еще не упомянул, сказала я.
И что же это?
Любовь.
Любовь? Синклер улыбнулся. Но, Джейни, разумеется, мы с тобой любим друг друга. Всегда любили.
Но это другое.
Как это другое?
Я не смогу объяснить тебе, если ты сам еще не понял.
И все-таки попробуй.
Я сидела в тревожном молчании. Да, я понимала, что в каком-то роде Синклер прав. Я всегда его любила. В детстве он был самым главным для меня человеком. Но что я чувствовала по отношению к мужчине, которым он стал? Я не знала. Опасаясь, что он прочтет все это на моем лице, я опустила глаза и стала рвать жесткую траву, вырывая пучки с корнями, а затем пуская их по ветру.
Я думаю, наконец заговорила я, все дело в том, что мы оба изменились. Ты стал другим человеком. И я теперь фактически американка
О Джейни, брось
Нет, это правда. Я выросла там, получила там образование Тот факт, что у меня до сих пор британский паспорт, ничего не меняет. Не меняет моего отношения ко многим вещам
Ты сбиваешь меня с толку. Сама-то понимаешь?
Да, вероятно, так и есть. Но не забывай, что весь этот разговор в любом случае гипотетический Мы просто обсуждаем в качестве предположения
Он сделал глубокий вдох, словно для того, чтобы что-то возразить, а затем, казалось, передумал и снова свел все к шутке: