Но, Крис, никто не знает, где я живу!
Поверь мне, Бельчонок, они перевернут Кантадер вверх дном, перетрясут всех трактирщиков, стражников, контрабандистов, воров, но отыщут тебя! Если хочешь жить нужно бежать!
Хорошо! В этом был весь Бельчонок: еще минуту назад был категорически против бегства, а теперь легко соглашался с его необходимостью. Но Эстела не соберется так быстро. Сегодня нас уже точно никто не найдет, мы за ночь спокойно соберем пожитки и завтра же уедем из Кантадера. Только и ты тогда уж приходи к нам. Тебя быстро найдут, ты-то из своего жилья секрета не делал. А вместе и спокойнее будет, и в дороге веселее.
Ага. Не то чтобы спокойнее, просто будет кому шпагой отмахиваться от супостатов. То есть вроде бы и обо мне позаботился Бельчонок, но и себя не забыл. Вообще-то мне проще самому бежать, в одиночку, когда рассчитывать можно только на себя, но и отвечать приходится лишь за себя любимого. Но есть в словах вора и рациональное зерно.
Бельчонок очень трепетно относился к тайне своего места жительства. Насколько я знаю, его всегда искали или в «Каштане», или через Одноногого Лукаса. И никогда ни от кого я не слышал даже в качестве хвастовства слов «я знаю, где живет Бельчонок». Как ни странно, но после двух лет знакомства и пары десятков совместных дел именно я оказался допущен в святая святых и даже был удостоен чести познакомиться с очаровательной подругой Мигеля Эстелой.
А вот я никогда не считал нужным скрывать адрес своего проживания, потому и вероятность того, что ищейки капитана именно через меня будут пытаться выйти на Мигеля, была очень высока. А уж в том, что мое имя быстро станет известно, можно даже не сомневаться. Для этого преследователям достаточно просто задать пару вопросов в трактире. А может, меня даже узнал кто-то из бойцов де Монтегю. Сам-то он в том дерзком налете на небольшой портовый городок Наввского халифата был капитаном роты и мог не знать всех солдат в лицо, тем более что почти треть состава была новобранцами, а вот простые наемники могут по мнить.
Да уж, насмотрелся я тогда на подвиги компании де Бернье. Нет, пока штурмовали город и расправлялись с гарнизоном, все было нормально война есть война. Но то, что творили наемники после взятия города, навсегда отвратило меня от желания быть одним из них. С тех пор, как бы плохо ни шли мои дела, вербовочные конторы графа де Бернье я обходил десятой дорогой.
Сделаем так, Мигелито. Ты идешь домой и готовишься к отъезду. А я очень быстро забегаю на свою квартиру, хватаю вещи и прихожу к тебе.
Как бы ни был я беден, кое-какие вещи у меня имеются, и бросать их очень не хочется. Думаю, что еще полчаса форы у меня есть. Должен успеть. На том и порешили. До сих пор я не знаю точно, какое решение в ту ночь было бы правильным
В свою скромную квартиру, которую снимал на улице Риша, я попал спустя четверть часа. Предварительно разбудил живущего в этом же доме на первом этаже квартиросдатчика и предупредил об отъезде. Чтобы не выслушивать долгую старческую проповедь о нравах нынешней молодежи и обо всех неудобствах, которые я доставлю ему, внезапно съехав с квартиры, сразу заплатил за последний месяц двойную цену.
Вещей у меня совсем немного. Я ведь фактически голодранец, не имеющий ни кола ни двора, как перекати-поле, скитающийся с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Как начал с детства метаться между Нугулемом и Эскароном, так до сих пор остановиться не могу.
Родился я в Нугулеме, отца и мать потерял так рано, что совершенно их не помню. После их смерти меня забрал к себе один престарелый дядюшка, не имевший собственной семьи. Так я оказался в Эскароне, где до девяти лет рос вполне себе счастливо в маленьком поместье неподалеку от столицы страны Монтеры. Однако все изменилось в один день со смертью родственника. Сразу выяснилось, что хозяйство он вел крайне неумело, тратил больше, чем зарабатывал, потому имение должно отойти не малолетнему наследнику, а кредиторам. А кроме этого, нашлись еще и другие родственники, оспорившие завещание и, главное, способные погасить дядюшкины долги. В конце концов так и произошло. Естественно, что сирота, да еще являющийся дальним родственником, потенциально способным в будущем заявить свои права на наследство, оказался нежелательным лицом. И меня сплавили к другой родне обратно в Нугулем.
В замке барона де Вилья дальнего родственника по материнской линии мне жилось гораздо менее вольготно по сравнению с Эскароном. Здесь я воспитывался вместе с тремя кузенами, двое из которых были старше меня и никогда не упускали шанса воспользоваться своим преимуществом в росте и силе: тычки и подзатыльники стали постоянными явлениями в моей жизни. Хотя барон и старался не обделять меня своим вниманием, но делать это в присутствии родных внуков ему было трудно. Тем более что родители кузенов не скрывали своего неприязненного отношения ко мне и постоянно настраивали детей против меня. По всей видимости, считали, что барон тратит слишком много средств на содержание «безродного голодранца», а может, опасались, что мне будет выделена какая-то доля наследства.
Как бы то ни было, атмосфера всеобщего презрения и ненависти сыграла свою роль. В тринадцать лет я сбежал из дома с Аларкосским пехотным полком, отправлявшимся в заморскую провинцию Нугулема для очередной войны с Наввским халифатом. В солдаты меня, понятное дело, не взяли, но я влился во вполне стройные ряды малолетних денщиков-мочилеро и три года исправно исполнял свои обязанности при сержанте Васко Ньето.
В полку тоже было несладко, но, закаленный жизнью среди де Вилья, я легко вписался в армейский быт. По меньшей мере здесь были общие для всех правила и границы дозволенного, а следовательно, гораздо меньше необоснованной несправедливости. Ну и школа жизни у меня получилась куда там баронской. В шестнадцать лет меня полноценно зачислили в полк, а к двадцати я уже считался чуть ли не махровым ветераном.
С окончанием войны корона сильно сократила жалованье солдатам, и я в числе многих решил поискать счастья в наемниках. Так и оказался среди головорезов де Бернье, которые в частном порядке продолжали делать то, что уже не могла делать регулярная армия, то есть воевать. Только вот то, как наемники это делали, мне сильно не понравилось, и, едва дождавшись окончания кампании, я ушел на вольные хлеба.
Зарабатывал на жизнь шпагой, охранял купеческие обозы, а когда по воле случая оказался в столице соседнего Эскарона, нанялся в бывший тогда у всех на слуху дворянский Патруль. И так уж получилось, что в разразившейся вскоре после этого войне Нугулема и Эскарона я уже выступал на стороне последнего. А после войны меня нежданно-негаданно нашло письмо нотариуса с приглашением вступить во владение замком и землями, оставленными мне бароном де Вилья! Сказать, что я был удивлен, значит ничего не сказать! Недолго думая, я отправился в путь от такого разве отказываются?
Только вот по прибытии на место выяснилось, что есть более позднее завещание, где все имущество отходит кузенам, а я среди наследников вовсе не упоминаюсь. Хотел поговорить по душам с нотариусом, да у родственничков все кругом уже было куплено, и добиться правды было решительно невозможно. Меня даже грозились упечь в местную тюрьму якобы за устройство беспорядков. Пришлось приложить немало усилий, чтобы избежать подобного исхода, соответственно, к кузенам у меня накопилось очень много вопросов. Потому я поселился неподалеку от них, в Кантадере, терпеливо дожидаясь возможности повстречать кого-то из них в городе. Богатырским телосложением я не обладаю, но это нисколько не мешает мне весьма прилично владеть шпагой, так что связываться со мной решаются немногие. Вот и кузены вынуждены были из-за меня обходить Кантадер десятой дорогой. И вот теперь, волею судьбы и неосмотрительности Бельчонка, приходится мне избавлять родственничков от своего соседства.
С вещами удалось управиться за четверть часа. Еще раз зашел к хозяину, отдал ключ и попросил всем интересующимся говорить, что квартирант съехал еще два дня назад. Впрочем, по выражению его лица сразу стало понятно: расскажет правду с мельчайшими подробностями. Зря я заострил его внимание на своем отъезде.
На улице пока было спокойно. Быстренько перебежав за угол, я еще минут десять прислушивался, так как почему-то был уверен в скором появлении на улице людей де Монтегю. Но никто так и не появился. Может, я переоценил их способности? Дай-то бог.
На Жасминовой улице пришлось вжаться в тень широкой воротной арки, чтобы разминуться с патрулем городской стражи. Не лучшее сейчас время для общения с этими малоприятными господами, тем более что разговор их крутился вокруг происшествия в «Каштане».
Еще на подходе к кварталу, в котором проживал Бельчонок, обратили на себя внимание отсветы пламени на фоне ночного неба. Всецело занятый осмотром дороги, сначала я не придал им особого значения. И только подойдя ближе, понял, что до роскошных вилл аристократов, где каждый божий день кто-то что-то празднует с музыкой и фейерверками, отсюда очень далеко, следовательно, речь может идти только о занимающемся пожаре. Я остановился как вкопанный.
На какой из участков следует входить с улицы, я не знал: Мигель не показывал, да и сам никогда не ходил домой через парадный вход. Но по примерному расположению внутри квартала было очень похоже, что горит именно жилище моего товарища. Черт, черт, черт! Я бегом бросился на боковую улицу, нырнул в переулок, пересек вытянутый в длину заросший травой овраг и вышел к тропинке, вьющейся через заросли орешника вдоль тыльной стороны участков.