Он спрашивал:
Где пристанем, здесь или на старом месте?
Здесь! кричал Денис.
На старом! спорил Димка. Согласия в братьях не было.
Егор проснулся и долго помнил свой сон, яркий, словно наяву широкий Дон, рябь по воде, подсвеченная солнцем. «Красавица» послушна малейшему повороту руля, мальчишки в одинаковых бескозырках пока ещё мечтают стать моряками.
И Тоня улыбающаяся, красивая! Такая красивая, и седина ей идёт, и годы не берут.
Счастливое было время, самое счастливое.
Когда он только с войны вернулся, приходила Галина Ивановна, председатель сельсовета, в станице её звали Хозяйкой.
Она и была хозяйкой в самое трудное время. А стали мужики с фронта возвращаться, по-хозяйски ставила их на все руководящие посты.
И к нему пришла:
Давай, Егор, начальником Ремонтных мастерских. Самый провальный участок!
Знаю, что провальный. Но не потяну сейчас, дайте институт закончить.
Когда затеяли Консервный завод, первый в области, назначили Егора главным инженером, потом директором. И не прогадали, хоть в области, хоть в Москве. наденет китель с орденами, ни в чём отказу не было.
А как начали мытарить с «Красавицей» никакой регистрации, никаких документов! Первый и последний раз взял грех на душу попросить у власти что-то лично для себя.
Уважили. Наверно, первая частная собственность образовалась в Советском Союзе! Но неужели не заслужил поднять на пустом месте такую махину, сроки были жёсткие, урожай на полях!
Он сутками на заводе, а Тоня на хозяйстве. Всё, как у людей и корова, и поросят откармливали, и птица всякая, и огород. И сад молодой посадили, когда перестали брать налог с каждой яблони.
На зиму полный погреб соленья, варенья, компоты в трёхлитровых баллонах, и особенно икра, что кабачковая, что баклажанная, из синеньких, как говорили на Дону, салат донской из помидоров молочной зрелости, болгарского перца, с лучком и подсолнечным маслом.
И взял её Егор главным технологом, даром, что «корочек» не было. Опять уважили директора, вкалывает мужик, пусть жена будет при деле!
И пошла Тонина икра с конвейера. Распробовали и свои, и в городе, и заказы пошли, даже в Москву отправляли! Поняли в станице, на своём месте человек.
Станичникам продавал по себестоимости. Окно соорудили, стол поставили подвозить прямо из цеха. Цена копеечная, всё со своего поля, кроме тары и специй.
Рыбалку Егор не оставлял. Ездил на базар, возил рыбку.
К начальству в кителе, на заводе в халате с шапочкой, а на базаре в тельняшке и флотской фуражечке. От покупателей отбою не было.
Антон рос, как все деревенские ребята, сам по себе.
И обязанности, как у всех, когда родители на работе, бабушек-дедушек нет. И корову выгонит в общее стадо, и кур покормит, и поросятам корму даст. И если днём кто придёт за молочком или творогом, знал, где что, и сколько стоит.
После школы уехал в Университет и остался там навсегда. Женился рано, Лера преподавала в Университете химию.
Не лежала к ней душа у Егора, а Тоня всё ей прощала за внуков. Успела бабушка порадоваться, им уже пять и шесть было, когда она на пенсию вышла. Подбрасывали их родители деду с бабушкой на всё лето, сами приезжали на две-три недели.
Дед катал внуков на «Красавице», давал за руль подержаться, на рыбалку брал. Думал, хоть один вернётся к земле, в станицу. Нет, городскими выросли.
Но это время вспоминал, как самое счастливое.
Глава 7
У калитки Алю ждал высокий спортивный парень. Прямые тёмно-русые волосы, карие глаза, джинсы, майка с парусником.
Здравствуйте, вежливо поздоровалась, я Аля.
Роман, можно Ромка. Пойдём?
Пойдём.
Не спросила куда, просто и доверчиво пошла рядом.
Ты живёшь в Англии?
Можно и так сказать. Я там семь лет в пансионе.
А родители там? Дядя Коля тебе кто?
Папин младший брат. Папа моряк, а мама просто мама. Они здесь, в России.
Я ведь тоже буду моряком, давно решил. Папа сюда за тобой приедет, познакомишь? У нас в школе физрук бывший моряк, а больше я ни с одним моряком не встречался. Тебе бы повезло, если бы ты была мальчиком!
Мне и так повезло
Ну да. Жарко уже, пойдём, искупаемся?
Пойдём.
И опять его тронула эта готовность слушаться. У них в классе девчонки всегда старались показать свою независимость, даже превосходство.
С косогора по тропинке можно было спускаться по одному, и он шёл впереди, боком, держа её за руку.
С косогора по тропинке можно было спускаться по одному, и он шёл впереди, боком, держа её за руку.
Вот и Дон.
Ух, ты! сказала она восхищённо.
И он почувствовал гордость за эту могучую реку.
Дон и в городе был широк и полноводен, но здесь разливался на рукава и заводи, сплошная речная гладь.
Трое мальчишек в плавках поднялись в рост на узкой полоске песка. Девочку они заметили издали, не местную, не станичную. Не ожидали в своей мужской команде. Но раз Ромка привёл!
Сейчас все трое стояли, пока Ромка вёл Алю за руку с косогора.
Привет!
Привет. Знакомьтесь Михаил, Сергей, Виктор. А это Аля. Кто обидит словом, или как, будет иметь дело со мной.
Витёк засмеялся коротким смешком:
С чего ты взял, что её кто-то собирается обижать? Мы с девчонками не воюем. Это у вас в городе, наверно, такие порядки. Плавать умеешь, девочка?
Не умеет, научим, ответил за неё Ромка.
Умею, конечно. У нас хороший бассейн в пансионе.
Домой возвращались вечером. Жара спала, люди шли с работы, мальчишки вывели велосипеды на простор главной улицы. Станица ожила.
Шли стайкой Аля посредине, Витёк слева, справа Ромка, Миша и Серёжка сзади.
И какая-то бойкая девчонка кричала из-за своего забора:
Витёк, ты что, записался к ней в свиту? Тебе своих девчат мало? А ты, залётная, гуляй с городскими, наших ребят не замай, хуже будет!
Аля опускала глаза, Витёк независимо смотрел вперёд, и процессия двигалась дальше. Первыми отстали Миша и Серёжа, свернули на свою улицу. А Ромка с Витьком довели Алю до калитки. Она повернула щеколду, оглянулась:
Пока! И такая сияющая улыбка, глазам больно.
Глава 8
Врач велел полежать недельки две, но Егор встал к выходным. Ему было тяжело дома из него ушла жизнь, когда не стало Тони. Столько лет прошло, а он не может себе простить не досмотрел, не уберёг.
Как-то сказала:
Устала я, Егорушка.
Есть от чего, такое хозяйство тащим, огород, картошка, кабанчик, птица. Всё детям да внукам варенья, соленья! Морозильник с осени мясом и птицей набиваем, и каждую копейку туда. Всё, мать. Никаких кабанчиков, картошку только себе, уж как-нибудь купят на рынке. Корову оставим, не отдавать же в чужие руки. Поживём для себя, путёвки возьмём в санаторий зимой.
Какой санаторий! А корова, а несушки? И хата вымерзнет, не натопишь.
Одна поезжай, досмотрю за всем.
Не хотела ехать, ох, как не хотела! Вернулась до срока, диагноз был, страшней некуда. Не поверил, повёз в область, в лучшую клинику положил. На операцию шла своими ногами и улыбалась, улыбалась, чтобы ему не страшно было.
Операция прошла хорошо, постарались хирурги. Но сердце не выдержало. Опомниться не мог, поверить не мог
После похорон неделю пил и не пьянел. Потом ушёл на «Красавице» вверх по Дону. Вернулся дня через три или четыре, когда водка закончилась. Говорят, помогает забыться. Ему не помогла.
Варя, соседка, встретила у ворот. Наверно, выглядывала его «Красавицу» с того же мыса. Пошла за ним в дом и частила, частила:
Невестка ваша мне корову продала. Деньги я отдала, чтобы она кого другого не искала. А уводить к себе не стала, вдруг вы не позволите.
Как не позволить, если вы деньги заплатили. И корова мне теперь ни к чему.
Можно, она в вашем сарае постоит, мне её и держать-то негде?
Пусть, только ухаживайте сами, и молоко ваше.
Потом, потом Молоко ему каждый день и масло, и творог, и сметану. И еду какую-то. Он рыбачил ещё, на рынок не ездил, улов раздавал ей, Николаю, себе на уху и жарку, ничего другого не готовил, не умел. Отказывался сначала от её заботы, а потом рукой махнул.
Жил, как в тумане, поверить не мог, что Тони нет, не то, что привыкнуть. По дому ничего делать не хотелось. Весной вышел в огород, постоял, воткнул в грядку лопату и ушёл в дом.
Варя убирала в доме и во дворе, когда его не было. Приходил чисто и обед на столе. А года через два нелепый разговор:
Ты один, я одна
Прости, Варя, хорошая ты, добрая, и молодая ещё, тебе ровня нужна. В моей хате одна хозяйка, Тоня. И вот здесь ударил себя в грудь, тоже она одна.
Убежала, не заикалась больше. Сын у неё в тюрьме по третьему разу
Время шло, он начал сдавать, и как-то получилось, что она стала почти хозяйкой. И уберёт, и на стол накроет, и рубаху глаженную на спинку стула повесит, пока Николай парит его в баньке.
Перед Варей он был в долгу, кругом виноват.