Я не хочу её осуждать, да и не пытаюсь. Как может она помогает, чувствуя свою вину. Ведь ей и самой приходится очень тяжело. В такие моменты она старается принять удар на себя, и отчим это понимает, оттого свирепеет сильнее.
Судорожно хватаю ртом воздух, оказавшись под светом фонарей местного отделения полиции. Толкаю дверь и вхожу в холл, привлекая внимание дежурного.
Что у вас случилось? спрашивает мужчина лет сорока.
Я на миг поджимаю губы, но все же решаюсь сказать:
Я хочу заявить на своего отчима. Он он принуждает меня к браку и применяет силу.
Мужчина кивает, делая какую-то запись на листке, уточняет данные и снова кивает в сторону.
Присядьте пока, вас пригласят.
Усмехаюсь невесело, понимая, что сидеть не смогу. Дрожь прошивает всё тело, а оно в свою очередь не хочет находится в состоянии покоя и режущими волнами требует действий, разгоняя горячую кровь по лабиринтам вен.
Я сную туда-сюда, меряя небольшой холл шагами и всё пытаюсь представить, что будет дальше. Что сделает Сомов, когда узнает, что я написала на него заявление в полицию, и как отреагирует Грохов.
Грохов Прожжённый престарелый бизнесмен, который и сам не понимает, зачем ему нужен этот брак. У него есть дети, внуки и состояние, которое наверняка обеспечивает его личными шлюхами. Зачем ему кто-то вроде меня? Для развлечения?
Сомов тоже не может объяснить этого. Он довольствуется лишь привилегиями, которые расширят сферу его влияния, а об остальном и не заботится вовсе.
Меня всегда удивлял круг его общения. Если ты не бизнесмен с близкими связями в их общине, но имеешь крупный банковский счет, то ты всё равно ничего не стоишь. Даже новые знакомства не помогут тебе расшириться и увеличить капитал, поэтому-то Сомов и ухватился за желание Грохова. Заделался сутенёром, будто это не уголовно-наказуемо в нашей стране.
Воронова, проходите в сто семнадцатый кабинет.
Я киваю и подхожу к решетке, которую мне тут же открывают, пропуская внутрь.
В жутком напряжении и с колотящимся в груди сердцем, я не замечаю отделку коридора. Выискиваю нужную табличку среди прочих и открываю дверь в кабинет, чтобы равнодушно мазнуть взглядом по такому же равнодушному лицу.
Присаживайтесь, указал на стул мужчина. Я вас слушаю.
И я принимаюсь скомкано, но довольно точно рассказывать обо всем с самого начала. О том, что Сомов принудил меня к помолвке, угрожав жизнью матери, и уже три года пытается подложить в чужую постель. И вот сейчас замужество.
Следователь кропотливо записывает за мной каждое слово в течении минут тридцати. Задает дополнительные вопросы, а временами цинично улыбается, ввергая меня в ступор.
И только, когда в дверь стучат, я понимаю в чем дело. В кабинет с улыбкой входит Сомов. Мажет по мне убийственным взглядом и жмет следователю руку, протягивая плотный белый конверт.
Беспокоится не о чем, надеюсь? с улыбкой спрашивает отчим.
Меня же трясет. Я поднимаюсь со стула и бегу к двери, но за ней меня встречают ненавистные псы, которые не скрываясь заламывают мне руки и пихают в рот таблетки. Я стараюсь укусить, но они сильные и их много. Поэтому в конечном счете, через десять минут я теряюсь в собственных мыслях, которые распыляются туманом в голове.
Утром мне будет очень плохо. Но ещё хуже, что я знаю, кто будет рядом с кроватью, когда я проснусь.
***
Самое неприятное с утра это проснуться и осознать, что твои ожидания худшего свершились.
По крайней мере, в моем случае, утро мог испортить только Грохов сидящий у кровати с бутылкой элитной воды.
Я ещё только открываю тяжелые от препарата веки, но уже знаю, что он здесь. Знакомый аромат неизменного одеколона забивается в ноздри и бьет прямо в мозг.
Доброе утро, бросает он и протягивает руку к моему лицу, чтобы погладить скулу. Хорошо спалось?
Но я не чувствую ничего. Никакого желания отвечать что -либо на его короткие рубленные фразы или дурацкие вопросы, которыми он пытается завязать беседу. Я не чувствую даже желания отодвинуться, потому что мне абсолютно всё равно, даже если он сейчас залезет на меня и попытается взять.
Убойная доза лекарственных препаратов перед встречей с этим престарелым уродом давно стала для меня нормой. Ведь только в таком состоянии я не закатываю истерик, и не верещу о том, что не выйду замуж. Просто мне тяжело хоть слово продавить сквозь слипшиеся губы.
Как же ты похожа на неё, в сотый раз сообщает мне Грохов. Даже выглядишь так же болезненно.
Как же ты похожа на неё, в сотый раз сообщает мне Грохов. Даже выглядишь так же болезненно.
Я не знаю о ком он. Грохов не рассказывает ни мне, ни Сомову, да я и не стремлюсь узнать. Единственное чего мне хочется это избавиться от контактов с ним и забыть, как о страшном сне. Но кто будет интересоваться моими желаниями, если я разменная монета? Товар?
Он находится со мной в комнате ещё минут десять. Внимательно рассматривает своими бегающими карими глазами и тянет губы в кривой улыбке.
Мы сошлись на сроке через два месяца, Ольга. Денег я уже выделил, поэтому спокойно готовься к свадьбе. Надеюсь, к тому времени ты уже свыкнешься с этой мыслью, и мы снова сможем уменьшить дозу.
Я приоткрываю слипшиеся губы и проталкиваю через них слова, которые никто не слышит. Грохов хмурится, но всё же склоняется к моему лицу.
Пошел в жопу!
И этого хватает, чтобы самоуверенного придурка перекосило. Он резко вскакивает с кресла и вылетает, хлопнув дверью.
Я знаю, чем это обернется, но всё равно улыбаюсь, когда через десять минут в комнату входит взбешенный Сомов с перекошенным лицом и наносит мне несколько сильнейших ударов кулаком по лицу. Я даже понять ничего не успеваю, потому как до этого момента дальше пощечин и попытки придушить он не заходил.
Я мгновенно теряюсь и проваливаюсь в темноту.
В следующий раз прихожу в себя от острой боли, запаха спирта и тихих всхлипов. Едва ли могу открыть глаза. Один точно заплыл и маму я не могу им нормально рассмотреть.
Прости меня, всё время повторяет она. Прости, Оленька. Я вызвала врача, он скоро будет. Увезет в больницу.
Молчу, понимая, что никто меня из этого дома ещё очень долго не выпустит, но мама, видя моё сомнение бросает опасливый взгляд через плечо, а понимая, что никто её не подслушивает тихо говорит мне:
Его нет дома. Приедет мой хороший знакомый и вывезет тебя под предлогом серьёзной травмы.
Я всё ещё сомневаюсь, что ей потом не достанется, но всё же киваю, отмечая про себя, что меня подташнивает, да и мысли в голове несколько путаются.
Минуты вдруг начинают тянуться нескончаемой вереницей, в которой ничего кроме пустоты и ожидания нет. Мама поглаживает мою руку и беспрестанно просит прощения, а я лежу с закрытыми глазами, потому что даже неяркий свет режет глаза, заставляя мозг болезненно сжиматься.
Когда приезжает врач, мама вдруг меняется в лице. Я не понимаю, что это значит, но меня радует, что плакать она перестает.
Здравствуйте, Ольга, улыбается мне высокий мужчина в белом халате.
Здравствуйте, хрипло отвечаю, щурясь от боли.
Меня зовут Игорь Константинович. Давайте осмотрим вас.
Я невольно отмечаю высокие скулы и серьезный взгляд, который резонирует с обаятельной улыбкой. Он очень симпатичный. Наверное, поэтому мама старается не смотреть в его сторону. Если Сомов узнает о неравнодушном отношении мамы, а оно явно имело место быть, этого человека никогда не будет на пороге дома.
Доктор осматривает мои синяки, изредка бросая взгляд на дверной проем, в котором стоял охранник. Светит фонариком в глаза и сжимает челюсть, когда я жмурюсь и морщусь. Делает какую-то запись в блокнот и крайне серьезно сообщает маме:
Скорее всего сотрясение. Нужно везти в клинику и подтверждать диагноз.
Мама мгновенно хватает телефон и выходит из комнаты, но до нас все равно доносится её дрожащий голос:
Артём, её осмотрели. Доктор говорит, что это, скорее всего, сотрясение. Её нужно везти в клинику. Да. Нет! Ты не можешь держать её дома в таком состоянии! Артем, послушай, что ты говоришь. Ты покалечил мою дочь и собираешься оставить её вот так? Её увезут прямо сейчас!
Мы с Игорем Константиновичем переглядываемся и я слабо улыбаюсь.
Со зверем спорит? тихо спрашивает он, на что я снова морщусь.
С животным, отвечаю коротко, не имея сил даже на поддержание разговора.
Но доктор понимающе кивает, делая новую запись в блокноте.
Мама быстро возвращается в мою комнату и достает из шкафа первую попавшуюся футболку и штаны, на что врач качает головой.
Это ни к чему, она в пижаме. Сейчас ей нужен покой. Вещи привезете позднее.
Мама сдается, обессиленно опуская руки. Доктор помог мне подняться, но когда мы уже собрались выходить охранник Сомова преградил нам дорогу. Но ровно до слов мамы, что они должны доложить своему начальству. Ситуация разрешается довольно быстро и уже через пять минут я выхожу из подъезда.